Книжно-Газетный Киоск


Инна РЯХОВСКАЯ



ЖИЗНИ НЕПРЕЛОЖНАЯ ОСНОВА



Инна Ряховская — поэт. Выпускница филологического факультета МГУ имени М. В. Ломоносова. Живет и работает в Москве. Автор многих публикаций. Член Союза писателей Москвы и Союза писателей ХХI века.



* * *

Дни — клавиши календаря.
Их музыкальные длинноты
ложатся грамотою нотной
в полифонию декабря.
Вихрь праздников, и Новогодье,
и изменения в природе
от осени к седой зиме
так радостны и любы мне.
Мотив мелодии знакомой,
московский ритм, неспешность дома,
переплетаясь, единясь,
всей жизни образуют связь.



* * *

Дождь — слезы осени. Он льет
неспешно, неостановимо,
последней лаской обоймет,
что взращено и так любимо,
что умирает без следа,
уходит в стужу, снегопады…
И шепот глух из-подо льда:
 "Повремени… не на…
не надо!.."



МИМОЛЕТНАЯ ВСТРЕЧА

Неспешность снегопада —
душе отдохновенье.
Пересеченье взглядов,
озноб прикосновенья.
И взгляд вполоборота
мельком через плечо,
как в моментальном фото, —
и сердцу горячо.
И в золотых заклепках
зажженных фонарей
все улочки и тропки
с фигурками людей.
И силуэт в окошке
на третьем этаже
в обнимку с черной кошкой.
Так в снежном мираже
рождается сюжет:
пройдут ли мимо двое —
иль встреча состоится,
и искра разгорится…
А может, все пустое —
следы их снег укроет
и растворит их лица,
и чуда не случится.
А вечер длится... длится...



* * *

Марине Маркиной

Давай с тобой размеренный анапест
наполним щебетом и гвалтом птичьим,
оставив быструю в тетрадке запись,
нырнем в июль с его многоязычьем.
Давай впрядем в букеты ароматов
дождя при солнце вздох летучий, влажный
и проследим, как гибким акробатом
летит, петляя, детский змей бумажный.
И соберем в горсти воспоминанья
о детстве, что как яблоко румяно
и помнится сквозь годы расстоянья
волшебным светом счастья осиянным.
В его шкатулке — сбитые коленки,
рыданье над погибшей стрекозою,
и  умопомрачительные пенки
с вишневого варенья, и грозою
испуганная насмерть первоклашка,
застигнутая по дороге к дому;
и папа с мамой — ничего не страшно
мне рядом с ними, никакие громы;
секретики, схороненные тайно
во дворике, под каменным забором,
и там же — жук, в расцвете лет случайно
концы отдавший — был оплакан хором.
Вплетались банты мамой в праздники в косички,
а бабушкой спроворенное платье
для ненаглядной внучки-невелички —
какой же было райской благодатью!
Любимые стихи читала звонко
в три года, взгромоздясь на табуретку,
а в семь мне мама родила сестренку.
И дрались мы, и ссорились нередко,
но стала лучшим другом моим после —
и в радостях, и в бедах жизни взрослой.

И пусть тот материк сокрыт туманом —
он греет дивным светом несказанным...



ВОСПОМИНАНИЕ

Сентября литое золото,
свет разлит во все концы.
Где-то там, за горизонтом,
с севера летят гонцы.
Облаками нашпигована,
синь бескрайняя слепит,
птица вольная раскованно
плавно надо мной парит.
И припомнились вдруг живо
мне другие небеса:
чайка в синеве кружила,
и звенели голоса.
Что это — мираж ли, морок?
Ярко, аж до слез в глазах:
детство, Сочи, дом у моря,
виноградная лоза
и инжира необъятный
в перевитых жилах ствол,
а под ним — в дрожащих пятнах
самодельный старый стол.
В белой шляпе, в брюках белых,
угощает всех мой дед
рыбой и арбузом спелым —
сам готовил он обед.
И счастливое блаженство
тех давно ушедших лет,
дней сентябрьских совершенство,
золотистый, ясный свет...
Словно он оттуда душу
озарил на склоне дней,
звуки, запахи обрушил
нежной родины моей.



ГРУЗИНСКАЯ ПЕСНЯ

Вращайтесь, спицы колеса —
Так мир вращается вседневно.
Пусть хор мужской поет распевно,
Как древо, в голосах ветвясь, —
Сильна грузинской песни власть.

О, как она уносит нас
В другую жизнь, в миры другие…
И чувства, с музыкой сплетясь,
Объемлют мощною стихией.

И, поднимая на крыло,
Несут к сияющим высотам,
Где виноградиною солнце
В зените неба проросло.

Ласкает и тревожит слух
Волшебный звук грузинской речи.
В ней воина высокий дух,
И страсть, и нежность бесконечны.


Лети, мелодия, неси,
Не разжимай свои объятья.
Но сколько надо воскресить
В себе, чтоб выси не утратить...

И над разором бытия,
Над мороком и суесловьем,
О, песнь грузинская, сияй
Всеобнимающей любовью!



* * *

Утро дудочкой тростниковой
напоет еле слышный мотив,
чтоб мелодию в звонкое слово
моей легкой рукой воплотить.
И творящею силой раскован,
превратится мой голос живой
и в березовый, и в сосновый,
и в ромашковый песенный строй.
И серебряной, ключевою, —
чтоб широким ковшом зачерпнуть, —
потечет родниковой водою
моя песня прокладывать путь
прямо к сердцу, что много страдало
и любило, — но тяжко пришлось,
не сдавалось, — но сил было мало,
не смирилось, — но не сорвалось.
Ее звуки веселой погудкой
зазвенят в журавлином краю
над проселком, где в старой попутке,
мужичок раскурил самокрутку,
над обочиной в незабудках,
где усталая женщина с сумкой,
над рекой в ее плавных излуках,
над жнивьем,
над землей, что люблю.



* * *

Гудят стихи и строчки, в голове толпясь
и днем, и ночью... Так жужжит пчела,
с цветов и трав в июльский зной пыльцу сбирая,
и взяток свой несет в ячейки сот янтарных,
чтоб претворилась в мед чудесная добыча,
а я слова и строфы — на бумагу,
ее целинный, непочатый лист.
О, как отраден нам обеим этот труд!
С той разницей лишь, что усердная пчела
не знает, что за мука — поиск Слова,
какое счастье — обретение его.
Как движут речь своей энергией глаголы,
задав ей мускульную силу, ритм и тон,
Так жизни непреложная основа
есть творчество – ее мотор.