Елена АЛЕКСАНДРЕНКО
ЧУТЬ-ЧУТЬ НЕБЕСНОЙ СИНЕВЫ
ЧУТЬ-ЧУТЬ НЕБЕСНОЙ СИНЕВЫ
Елена Александренко — поэт. Родилась в городе Донецке (Украина). Работает в Приморском крае (Спасский район, село Буссевка) врачом-стоматологом. Публиковалась в периодических изданиях — краевых, столичных и итальянских литературных журналах, альманахах и поэтических сборниках. Лауреат премии российского литературного журнала "Дальний Восток" (2003 г.). Лауреат литературной премии г. Владивостока. Участница Всероссийского совещания молодых писателей в г. Ярославле, 1996 г. Член Союза писателей России с 2000 г. Призер III международного конкурса Детской и юношеской художественной литературы имени А. Н. Толстого, 2009 г. Член Товарищества детских и юношеских писателей с 2010 г. Участница многих творческих фестивалей поэзии и авторской песни. На ее стихи приморскими композиторами написаны песни и романсы. Выпущен компакт-диск песен и романсов "Неотправленные письма". Автор многих поэтических книг. Член Союза Писателей XXI века.
МОЙ БЕЛЫЙ ЖУРАВЛИК
Сплету тебе рубашки из травы,
На каждый мертвый день — одну живую.
Плесну чуть-чуть небесной синевы:
Очнись, вернись, я без тебя тоскую.
Что делать, как закончится трава?
Тогда я попрошу тихонько небо
И стану белые вязать из снега,
Ведь я жива, пока еще жива.
И будет теплым этот снежный пух
И ласковым, как ангельские перья.
Спасет тебя мой устремленный дух,
Ведь я живу, по-детски в чудо веря.
Ты помнишь: в сказке девочка жила
Для братьев доброю сестрой Элизой.
Рубашки во спасение плела,
Когда беда ей бросила свой вызов.
Вот так и я готова руки жечь
И никому не говорить ни слова,
Чтоб тающую жизнь твою сберечь,
Укрыть ее скорей от взгляда злого.
Но нет травы и на исходе снег:
Последнюю рубашку не успела...
Восходит в небо близкий человек
И улетает — мой журавлик белый.
На каждый мертвый день — одну живую.
Плесну чуть-чуть небесной синевы:
Очнись, вернись, я без тебя тоскую.
Что делать, как закончится трава?
Тогда я попрошу тихонько небо
И стану белые вязать из снега,
Ведь я жива, пока еще жива.
И будет теплым этот снежный пух
И ласковым, как ангельские перья.
Спасет тебя мой устремленный дух,
Ведь я живу, по-детски в чудо веря.
Ты помнишь: в сказке девочка жила
Для братьев доброю сестрой Элизой.
Рубашки во спасение плела,
Когда беда ей бросила свой вызов.
Вот так и я готова руки жечь
И никому не говорить ни слова,
Чтоб тающую жизнь твою сберечь,
Укрыть ее скорей от взгляда злого.
Но нет травы и на исходе снег:
Последнюю рубашку не успела...
Восходит в небо близкий человек
И улетает — мой журавлик белый.
ОСОБАЯ ПЛАНЕТА
В молчаньи вижу — все, что слышу,
В молчаньи слышу — все, что вижу —
Как невозможное понять,
Как необъятное объять?!
Но есть особая планета:
Там звезды на лугах живут,
Ее придумали поэты,
Там в небе облака цветут,
И все смешались времена,
И все рождает удивление.
И вечной может стать весна,
А век промчаться, как мгновение!
Вот ангелы среди людей,
Не каждый видит их сияние —
Они — везде, они — нигде,
Они — любовь и покаяние.
Здесь мысли зреют, как зерно,
И наливаясь, проливаются...
И сетовать на жизнь грешно,
Когда в душе стихи случаются.
Когда из тысячи планет
Ты выберешь свою особую,
И счастлив тем, что ты поэт,
Идешь небесною дорогою.
Рассеиваешься, как дождь,
Сквозишь, как свет нездешней радости,
И даже в горе чуда ждешь,
Не поддаваясь ветру старости.
Через года, через века
Летят с тобой шары воздушные —
На нитках тянешь облака,
Лишь одному тебе послушные.
В молчаньи слышу — все, что вижу —
Как невозможное понять,
Как необъятное объять?!
Но есть особая планета:
Там звезды на лугах живут,
Ее придумали поэты,
Там в небе облака цветут,
И все смешались времена,
И все рождает удивление.
И вечной может стать весна,
А век промчаться, как мгновение!
Вот ангелы среди людей,
Не каждый видит их сияние —
Они — везде, они — нигде,
Они — любовь и покаяние.
Здесь мысли зреют, как зерно,
И наливаясь, проливаются...
И сетовать на жизнь грешно,
Когда в душе стихи случаются.
Когда из тысячи планет
Ты выберешь свою особую,
И счастлив тем, что ты поэт,
Идешь небесною дорогою.
Рассеиваешься, как дождь,
Сквозишь, как свет нездешней радости,
И даже в горе чуда ждешь,
Не поддаваясь ветру старости.
Через года, через века
Летят с тобой шары воздушные —
На нитках тянешь облака,
Лишь одному тебе послушные.
БЕЛЫЙ ВОРОН НА ЧЕРНОМ СНЕГУ
Выпал черный рождественский снег,
Потому что тебя больше нет.
Белый ворон на черном снегу —
Без тебя я дышать не могу.
Белый ворон над старой избой
Все кружит, и кружит, и кружит —
Я лечу по следам за тобой,
Оставаясь по-вдовьему жить.
Больше в доме огонь не раздуть,
И ладони твои не согреть...
Невозвратен по снегу твой путь.
Ты не мог, ты не мог умереть!
Потому что тебя больше нет.
Белый ворон на черном снегу —
Без тебя я дышать не могу.
Белый ворон над старой избой
Все кружит, и кружит, и кружит —
Я лечу по следам за тобой,
Оставаясь по-вдовьему жить.
Больше в доме огонь не раздуть,
И ладони твои не согреть...
Невозвратен по снегу твой путь.
Ты не мог, ты не мог умереть!
ФОНАРЬ
Фонарь стоит сторожевой,
А улицы совсем пусты...
И только снег идет живой,
Ложась на черные кусты.
И вдох мой от мороза сжат,
Иду, молчание храня.
И тени на снегу лежат,
Лежат и смотрят на меня.
И перебежками за мной
Не отстает приблудный пес,
Как будто он бежит домой,
А дома нет... Повсюду снег.
А улицы совсем пусты...
И только снег идет живой,
Ложась на черные кусты.
И вдох мой от мороза сжат,
Иду, молчание храня.
И тени на снегу лежат,
Лежат и смотрят на меня.
И перебежками за мной
Не отстает приблудный пес,
Как будто он бежит домой,
А дома нет... Повсюду снег.
В КОЛОКОЛЬЧИКАХ СНЕГА
Колокольчиками снег осыпается:
Динь, динь, динь...
Чтобы мне пойти в храм, покаяться —
При-хо-ди...
Знаю, жизнь такая хрупкая — коротка.
Не обходится без страсти в ней, без греха.
Не обходится без дыма в ней, без огня.
Приходи, чтоб слово вымолвить и обнять.
Я давно живу нездешнею на земле...
Ты меня, такую грешную, пожалей.
Ну, а если сам безгрешен ты — камень кинь...
Колокольчиками снег летит: динь, динь, динь...
Все целуется и любится, и горит,
И душа с душой голубится, говорит.
Мне бы только света вешнего в феврале,
Ведь давно живу — нездешняя — на земле.
Знаю, с птицами когда-нибудь я сорвусь
В путь неблизкий, ну, а на люди не вернусь.
Обернусь снежинкой нежною: динь, динь, динь...
Ты сегодня в храм покаяться приходи.
О душе моей неправедной помолись...
Пусть течет спокойным пламенем
Наша жизнь.
Динь, динь, динь...
Чтобы мне пойти в храм, покаяться —
При-хо-ди...
Знаю, жизнь такая хрупкая — коротка.
Не обходится без страсти в ней, без греха.
Не обходится без дыма в ней, без огня.
Приходи, чтоб слово вымолвить и обнять.
Я давно живу нездешнею на земле...
Ты меня, такую грешную, пожалей.
Ну, а если сам безгрешен ты — камень кинь...
Колокольчиками снег летит: динь, динь, динь...
Все целуется и любится, и горит,
И душа с душой голубится, говорит.
Мне бы только света вешнего в феврале,
Ведь давно живу — нездешняя — на земле.
Знаю, с птицами когда-нибудь я сорвусь
В путь неблизкий, ну, а на люди не вернусь.
Обернусь снежинкой нежною: динь, динь, динь...
Ты сегодня в храм покаяться приходи.
О душе моей неправедной помолись...
Пусть течет спокойным пламенем
Наша жизнь.
СВЕТ СНЕГА
А снег сегодня — редкое явление.
Его всю зиму в строчках я звала.
И для меня явился он затмением —
Забыты все домашние дела.
Отсрочены все встречи суетливые,
Пришел ко мне, как близкий человек,
Соскучившись, весь в белом и счастливый,
Медлительный и долгожданный снег.
Я знаю, он один такой — единственный:
Светлее, чище и добрее всех.
Он нарисует белый мир таинственный,
И, может быть, отбелит чей-то грех...
Летят снежинки, как благословение,
И нет для них хороших и плохих.
Свет снега, как святое воскресение —
Спасенье заблудившихся живых.
Его всю зиму в строчках я звала.
И для меня явился он затмением —
Забыты все домашние дела.
Отсрочены все встречи суетливые,
Пришел ко мне, как близкий человек,
Соскучившись, весь в белом и счастливый,
Медлительный и долгожданный снег.
Я знаю, он один такой — единственный:
Светлее, чище и добрее всех.
Он нарисует белый мир таинственный,
И, может быть, отбелит чей-то грех...
Летят снежинки, как благословение,
И нет для них хороших и плохих.
Свет снега, как святое воскресение —
Спасенье заблудившихся живых.
ЗНАТЬ БЫ МНЕ...
Жизнь мне устроила экзамен.
На судьбу за это не ропщу.
Обрастает пустота вещами.
Обнимает темнота свечу.
В тонком пламени покой обретши,
Острым светом притупляя боль,
Мыслью одинокою согревши
Неродную, тихую юдоль,
Погружаюсь в сумрак этот строгий,
Вглядываясь сердцем в глубину,
Я на ощупь чувствую дороги
И взахлеб читаю тишину.
Проплывает время календарно,
Как желток ночного фонаря...
Знать бы мне, что в этой жизни тварной
Я душой впитаю все не зря.
И укутавшись ночною тенью,
Я без страха загляну в себя.
И внутри затормозится время
И замрет, как в облаке мольба.
На судьбу за это не ропщу.
Обрастает пустота вещами.
Обнимает темнота свечу.
В тонком пламени покой обретши,
Острым светом притупляя боль,
Мыслью одинокою согревши
Неродную, тихую юдоль,
Погружаюсь в сумрак этот строгий,
Вглядываясь сердцем в глубину,
Я на ощупь чувствую дороги
И взахлеб читаю тишину.
Проплывает время календарно,
Как желток ночного фонаря...
Знать бы мне, что в этой жизни тварной
Я душой впитаю все не зря.
И укутавшись ночною тенью,
Я без страха загляну в себя.
И внутри затормозится время
И замрет, как в облаке мольба.
