Рецензии
Екатерина Блынская, "Два ворона"
М.: "Вест-Консалтинг", 2019
Новый сборник стихов Екатерины Блынской "Два ворона" наполнен размышлениями высокого художественного и духовного уровня: о нас, о том, чего мы лишены и к чему, по большому счету, призваны. Поэтесса верна себе. Ее героиня заявляет широко и непритворно:
Я здесь для того, чтоб спеть
Последнюю лебединую песню
Вашему миру.
Последнюю лебединую песню
Вашему миру.
О чем же она поет? "Мед Поэзии портит и дом, и быт", — вырываются у автора сокрушенные строки. Вопросы бытия волнуют ее не менее, чем вопросы быта, однако в приоритете всегда первые. Неспроста книга названа "Два ворона". Блынская пишет: "Мысль и память каркают надо мной", — один побуждает думать, другой не дает забыть. Один архивирует прошлое, другой живет настоящим и нацелен в будущее. Два основных составляющих человеческого сознания делают нас такими, какими мы являемся. Эта пара неразлучна: мысль привязана к памяти, сама по себе она не существует, только как следствие, как результат памяти. А вот убери эту "вторичную" категорию — и накопленный опыт что отдельного человека, что целого народа, словно упраздняется, утекает, как вода в песок.
Но забытое — еще не есть потерянное. Оно прячется в глубине бессознательного. Чтобы вспомнить упущенное, надо лишь уметь извлечь его. Вспомнить об утраченном Эдеме, в котором все жили в любви и понимании — значит, уже наполовину воссоздать его. Да и рецепт по обустройству имеется, не нами придуманный:
Но забытое — еще не есть потерянное. Оно прячется в глубине бессознательного. Чтобы вспомнить упущенное, надо лишь уметь извлечь его. Вспомнить об утраченном Эдеме, в котором все жили в любви и понимании — значит, уже наполовину воссоздать его. Да и рецепт по обустройству имеется, не нами придуманный:
Пусть живут и коты, и пташечки, и жуки,
собираются утки у Каменного моста.
Не назло у нас все получится — вопреки,
только радость в себе разыскивать не устань.
собираются утки у Каменного моста.
Не назло у нас все получится — вопреки,
только радость в себе разыскивать не устань.
Радость — первостепенное слово Евангелия. И, в отличие от телесного удовольствия, она не относится к сфере материального потребления. Это чувство живет в душе человека. А радуются православные христиане не когда получают, а когда отдают. Неспроста в старославянском языке существовал глагол "радеть", то есть "заботиться", "уделять внимание", "хлопотать о ком-либо". И, конечно, христианину не придет в голову делать что-то "назло". Вот наперекор, проходя через скорби — это по-нашему. Стихотворения Екатерины Блынской — это напутствие человека, постигшего глубокий уровень восприятия христианства. Вместе с тем, они лишены тех смысловых обертонов, которые можно истолковать как дидактизм.
Ключевая тема произведений Блынской — переживания о нашей стране ("родина, как подпечек, моя черна"), противостояние между ненасытным эгоизмом дня сегодняшнего ("жить в свое удовольствие, не скорбя") и теми гранями бытия, о которых обыватель и не задумывается, той жаждой простой радости, которая заложена в каждом ("Да и бог с ней, радугой над холмом…"). В русском языке есть поговорка: "“Я” — последняя буква алфавита". Частное, индивидуальное начало имело право на существование лишь будучи только соизмеримо с библейскими нормами. Сейчас все наоборот, и поэтесса с горечью резюмирует: "Только вороны этот бардак заметят". Но то малое зерно нравственной чистоты, что еще не утонуло в пространстве беспамятства, цепляется за жизнь, и, возможно, когда-нибудь прорастет.
Этот мотив часто повторяется. Он проявлен в разных декорациях и заканчивается не наивной абсолютной победой добра над злом (в нашем мире такое вряд ли возможно), но неубиваемым стремлением к этому идеалу, даже когда речь идет не о человеческой душе, а о мелкой, давно замусоренной речке:
Ключевая тема произведений Блынской — переживания о нашей стране ("родина, как подпечек, моя черна"), противостояние между ненасытным эгоизмом дня сегодняшнего ("жить в свое удовольствие, не скорбя") и теми гранями бытия, о которых обыватель и не задумывается, той жаждой простой радости, которая заложена в каждом ("Да и бог с ней, радугой над холмом…"). В русском языке есть поговорка: "“Я” — последняя буква алфавита". Частное, индивидуальное начало имело право на существование лишь будучи только соизмеримо с библейскими нормами. Сейчас все наоборот, и поэтесса с горечью резюмирует: "Только вороны этот бардак заметят". Но то малое зерно нравственной чистоты, что еще не утонуло в пространстве беспамятства, цепляется за жизнь, и, возможно, когда-нибудь прорастет.
Этот мотив часто повторяется. Он проявлен в разных декорациях и заканчивается не наивной абсолютной победой добра над злом (в нашем мире такое вряд ли возможно), но неубиваемым стремлением к этому идеалу, даже когда речь идет не о человеческой душе, а о мелкой, давно замусоренной речке:
ты все равно родник струишь
из каждой новой раны.
Ты все равно себя стремишь
навстречу океану.
из каждой новой раны.
Ты все равно себя стремишь
навстречу океану.
Язык Екатерины Блынской расцвечен историзмами, архаизмами, пробираются в стихи и современные жаргонные словечки. Например, глагол "юзанет", вторгшийся на территорию строки, кажется избыточным. Стихотворение, в котором упоминается "сиянье нездешнее" под конец опускается на грешную землю ("Ты не жалуйся больше, а просто заканчивай с водкой"). По логике, нужно что-то, чтобы снизить текст до разговорного стиля, но мне кажется, просторечный англицизм здесь неуместен. Больше подошел бы русский, полупристойный аналог, раз уж речь зашла о "беленькой". Демонстрируя богатый словарный запас, автор тем не менее, смешивает несопоставимое. Чувство меры изменяет ей и в таком пассаже: "У всего есть смысл, а под смыслом лажа…" — в стихах про покинутое пепелище. Этот жаргонизм и по смыслу подходит, и даже хорошо рифмуется со словом "сажа", но, как по мне, режет слух. От автора с широким лексиконом, стремящегося к добру, к истине, все-таки не ждешь заигрывания с массовой культурой.
Но сколько же раз в стихах упоминается свет! Практически в каждом произведении, вот, например, в таком контексте: "Как мне договориться с этим светом, / Что бьет из всех щелей, неприкасаем". А никак! Он не терпит компромиссов, и долг наш — стремиться к нему по мере наших скромных сил. Но во всем должна быть мера и смирение, и осознание: вот это я могу, а это — нет. Евангельская радость — результат огромной внутренней работы:
Но сколько же раз в стихах упоминается свет! Практически в каждом произведении, вот, например, в таком контексте: "Как мне договориться с этим светом, / Что бьет из всех щелей, неприкасаем". А никак! Он не терпит компромиссов, и долг наш — стремиться к нему по мере наших скромных сил. Но во всем должна быть мера и смирение, и осознание: вот это я могу, а это — нет. Евангельская радость — результат огромной внутренней работы:
И тьма рассеется кромешная,
Пугаясь крошечной зари,
Пока свеча, огнем отцветшая,
Внутри меня не догорит…
Пугаясь крошечной зари,
Пока свеча, огнем отцветшая,
Внутри меня не догорит…
Жизни внешней, суетной Екатерина Блынская противопоставляет внутреннюю, напряженную, цель которой — путь к свету как к одной из вершин в поэзии: "И, если уж решил проредить тьму, / Не прячь светильник". Не отступать, не сдаваться, раз выбрав — держись избранного… Ее героиня решительна и требовательна по отношению к себе. Она ясно дает нам понять, что лежит в основе хрупкого земного существования:
Так помни же… смола, потом горенье,
Потом ты камень, а потом… исчез.
Здесь, на земле, всему есть измеренье.
Нет только у любви ни черт, ни рез.
Потом ты камень, а потом… исчез.
Здесь, на земле, всему есть измеренье.
Нет только у любви ни черт, ни рез.
Эта любовь, направленная в грядущее, любовь к тому, какими мы должны (и в потенциале способны!) стать в глазах Бога, наполняет очередную книгу Екатерины Блынской. Иначе автор не может, ибо: "Горе мне, если не благовествую!" (1 Кор. 9: 16). Поэтический талант автора в полной мере проявляется в жизненной мудрости, изложенной живым, ярким и эмоциональным языком.
Надежда ДРОЗД