Семён Липкин (1911–2003) — особенная фигура отечественной изящной словесности. Младший собрат классиков Серебряного века, выдающийся поэт-переводчик, дотошный мемуарист, большой поэт лирико-эпического звучания. Эпический лирик.
Его стихи высоко ценили Анна Ахматова и Андрей Белый. Он был в хороших отношениях с Осипом Мандельштамом и Исааком Бабелем, знал Бориса Пастернака, Марину Цветаеву, дружил с Василием Гроссманом и Андреем Платоновым. В 1930 году его стихи напечатали в «Известиях» по рекомендации Максима Горького.
Посмертная книга стихов Семёна Липкина была названа очень точно — «Очевидец» (М.: «Время», 2008.) Кстати, именно так он назвал свой первый сборник. Липкин был очевидцем многих событий — НЭПа и войны, 1937 года и коллективизации, ХХ съезда и «оттепели», «застоя» и массовой эмиграции евреев из страны, Перестройки и прихода демократических перемен, к которым он относился — судя по стихам! — весьма скептически. Фактически вся история послереволюционной страны прошла у него перед глазами. Он и сам, участник войны и многажды гонимый, стал частью этой истории. И никогда историю не приукрашивал. Он любил ту землю, на которой жил, любил русский народ. Но любить не значит льстить. Не в этом функция поэта. Липкин был не только очевидцем, он был летописцем. А летописцу лгать не положено. При всех своих острых высказываниях о России, о правящем режиме (режимах) с его Лубянкой и 58‑й статьей, ночными обысками и черными воронками, когда «мужа уводят, сына уводят/ В царство глухое» поэт однажды, разумеется, «на русском, родном» обмолвился: «Боюсь, что принудят меня/ Покинуть Советский Союз». Не хотел он ни уезжать, ни искать другой родины. Но и прислуживать не хотел. Не мог.
Липкин — поэт подлинный, трагический, как трагична эпоха, в которой он жил. Точнее всего он сказал о себе сам — «А строка моя произошла/ От союза боли и любви».
Самые сильные его произведения, на мой взгляд, о войне, хотя Липкина никогда к поэтам фронтового поколения не относили. Такие широко известные стихотворения, как «Зола», «Моисей», по праву могут считаться русской классикой. Он до конца своих дней не мог забыть «Горлом хлынувший плач Освенцима,/ Бесприютные слезы Треблинки».
Вот один из его несомненных шедевров.

Стихи Липкина при всей их очевидной традиционности, безусловно, новаторские. Потому что в них есть новая — своя! — метафорическая система. Трагизм человека, прошедшего (не прошедшего) войну, выражен суггестивными и незабываемыми образами. Как добраться до Одессы, если тебя сожгли? Возможно ли такое? Это возможно в стихотворении. Поэт пытался заниматься невероятным — воскрешением (в слове!) людей. Других возможностей, кроме слова, для этого, наверное, и не существует.
…Я познакомился с Семёном Израилевичем в далеком 1987 году, когда делал с ним интервью для газеты «Московский комсомолец». Тогда же мы с Н. А. Дардыкиной сделали публикацию его стихов. Это была первая публикация после неподцензурного альманаха «Метрополь», за участие в котором поэт подвергся всевозможным гонениям. О встречах с ним я писал в своих других книгах и статьях. Не буду повторяться.
Сейчас очевидно: без Семёна Липкина трудно представить русскую поэзию ХХ века.