Книжно-Газетный Киоск


РЕАЛЬНОСТЬ УФОЛОГИИ ВЛАДИМИРА УФЛЯНДА

Иронический аспект реальности часто союзен с метафизическим: так или иначе, но именно соплетение различных взглядов позволяет истолковать реальность — насколько она вообще поддается толкованию.
Монолог Змея Горыныча завершится гремучим, карнавальным выводом:

От пуза будем жрать народ,
оставив малость на приплод,
Пусть продолжают размножаться,
но страшатся.
И тех, кто посмеет возражать,
без очереди будем жрать,
Не пожалеем,
не будь мы трехголовым змеем.

И слово перейдет к бабушке: высказаться о своей жизни в стихотворение «Бабушка Домаша»:

Кряхтят дрова.
Голосит метель.
Я все жива
после трех смертей.
Бог не дает мне костей сложить.
Велит мне еще пожить.

Деревенская, народная, дремучая стойкость силы, какую и смерть боится трогать…
Владимир Уфлянд просвечивал действительность своеобразным карнавалом — в том числе языка: то, кажется, расхлябанного, то предельно точного; он (отчасти, конечно, на свой манер) каталогизировал советскую действительность, столько всего намешавшую, что только и оставалось создавать поэтические каталоги:

В целом
люди прекрасны.
Одеты по моде.
Основная их масса живет на свободе.
Поработают
и отправляются к морю.
Только мы нарушаем гармонию.
Потому что содержимся в лагерях.

Произносимое с сарказмом сильнее войдет в реальность, чем сказанное без, и Уфлянд, играя смыслами, впускал в стихи разные линии комического; ирония наслаивалась на осмеяние; но пафос не наполнял строки: ибо жизнь — повседневная, рутинная — в сущности, исключает его.
Самое главное — это частная жизнь: тишина ее вызревания, медленное движение к смерти, без мыслей о ней, огурцы, растущие на грядках.

Все в порядке.
Все в порядке, в общем:
Внешне бодр,
внутри я плачу.
Сплю тревожно. Ем с трудом.
Значит, вновь пора на дачу:
Там Россия. Там мой дом.
Там, в урочищах древесных,
кое-где цветы цветут.
Жены старожилов местных
сети отдыха плетут.

В обычном видеть невероятное — наивернейший вариант уфологии.

Александр БАЛТИН