Георгий Иванов в Турции неизвестен. Его произведения — ни поэзия, ни тем более проза — не переведены на турецкий язык. Имя Георгия Иванова упоминается в курсе русской литературы в турецких университетах при изучении Серебряного века, но лишь как одна из многих фигур русской эмиграции. Иногда и вовсе не упоминается. Многими преподавателями русской литературы большая часть времени отдается символизму и его разнокалиберным представителям.
Но свобода преподавателя здесь дает возможность выстроить любой курс сообразно своим представлениям о предмете. Поэтому я включила поэзию Георгия Иванова в свой курс Серебряного века.
Сложность состояла в том, чтобы дать студентам представление об эмиграции как о катастрофе. Поскольку именно она, а также события революционных лет в России и сделали, как известно, Георгия Иванова одним из крупнейших русских поэтов.
Понятие турецкой эмиграции здесь появилось лишь в 80‑е годы двадцатого века после известного переворота 1980‑го года, когда власть в Турции захватили военные. А впервые эмигрантами стали называть покинувших родину турок в 60‑е годы того же века, в поисках работы переехавших в другие страны, преимущественно в Германию. В непродолжительной вынужденной разлуке с отечеством побывал также известный османский поэт, автор современного гимна Турции Мехмет Акиф Эрсой.
Среди значительных турецких поэтов наиболее известен русскому читателю лишь Назым Хикмет, который, проведя семнадцать лет в турецких тюрьмах, прошел испытание эмиграцией. И где? По иронии судьбы — в советской России, которую Иванов покинул в 1922‑м году. Но горечь разлуки турецкого поэта с родиной была максимально скрашена признанием и комфортной жизнью, которые он обрел в СССР.
Среди турецких студентов на русском отделении есть представители бывших союзных республик СССР, родившихся уже после обретения ими (республиками) независимости. Но никто из них не считает себя эмигрантом. Причина их переезда в Турцию достаточно ординарна: возвращение на родину одного из родителей.
Сообразно своей ментальности турки не склонны драматизировать жизнь, ни свою, ни чужую. При этом они отзывчивы к чужому горю. Хочется верить, что мне удалось хоть в некоторой степени передать настроения, царившие в первой русской эмиграции. Для меня было важно дать представление о том, какой трагедией для русских писателей была потеря читателей.
Через некоторое время в турецкой литературе, возможно, появятся произведения, проникнутые чувством одиночества и оторванности от родной земли. Их авторами станут писатели и журналисты, покинувшие Турцию после переворота 2016‑го года.
А пока… на наших занятиях я особое внимание уделила сборнику «Розы», выпущенным в 1931‑м году. Халименур пишет: «До этого сборника Георгий Иванов был мастером, писавшим прелестные стихотворения. В "Розах" он стал лучшим». Анализируя стихотворение «Хорошо, что нет царя…», она отмечает, что отчаяние в нем соседствует с чувством свободы. Перефразируя слова Блока о том, «чтобы стать поэтом, надо как можно сильнее раскачнуться на качелях жизни…», студентка считает: «Георгий Иванов "раскачнулся" на качелях своей тоски».
Алев, также взявшая это произведение для анализа, заключает: «В основе стихотворения лежат мысли безнадежные. Поэт не видит выхода из этой ситуации и уже начинает принимать, что он в тупике, и никто не спасет его…».
Интересным прочтением этого стихотворения поделился Ахмет: «Автор говорит, что он рад эмигрировать из Советского Союза… В строке "Хорошо, что Бога нет" он изобразил Сталина как бога… В строчках "Только желтая заря" он описал российскую степь. В строчках "только звезды ледяные" он говорил о холодной географии России».
Анализируя стихотворение «Друг друга отражают зеркала…», Тина признается, что оно ассоциируется с взаимоотношениями людей и их ошибками, отражающимися на их судьбах.
Строчку «Над торжественными звездами наше счастье зажжено» в стихотворении «Над закатами и розами…» Махмуд видит так: «…на небе, над звездами, даже выше звезд была дана нам жизнь». И здесь его восприятие близко к интерпретации некоторых литературоведов, считающих, что с исчезновением России для Георгия Иванова исчезает весь мир, на смену которого приходит космос и пустота.
А в строке «Счастье наше долгожданное,/ И другому не бывать» он видит «намек на то, что родители ждали их рождения».
Налицо наивное и линейное восприятие образов. Безусловно, подобное прочтение лирики Георгия Иванова турецкими студентами озадачивает и даже обескураживает. Возможно, Георгий Иванов — слишком национальный поэт, как Александр Пушкин. Его тоска по России и по жизни мало интересны иностранным читателям, особенно имеющим в своей основе другие менталитет и духовные традиции…
Турецкая ментальность устроена иначе. Иное восприятие жизни и ее смысла частично отражено в этих строках анализа. Главные понятия в жизни каждого турка — Аллах, мама, дети. Безусловно, как везде и во всем, здесь есть свои исключения.
Многие мои коллеги и студенты сходятся в том, что здесь мало читают. Поэзия также не является тем, чем она стала для нескольких поколений в России. Между интеллектуалами и обычными турками, занятыми в негуманитарных сферах, простирается пропасть.
Мои коллеги вводили имя Георгия Иванова в поисковик турецкого интернета. И он до скудости мало выдал информации. Они же признавались, что в Турции крайне мало фундаментальных исследований в области русской и зарубежной литературы и, в целом, гуманитарных наук.
Не исключаю, что анализ турецкими студентами стихотворений Георгия Иванова, который я провела в нынешнем году, был первым в этой стране. Я не считаю эту попытку провальной. Но для меня стало очевидно, насколько разнятся наши ментальности, а значит, и отношение к базовым бытийным вещам.
И все же хотелось бы, чтобы турецкие студенты лучше знали русскую поэзию и произведения лучших ее представителей. И понимали, какой ценой оплачивается эта поэзия.
Я продолжу знакомить турецких студентов с поэзией Георгия Иванова и заниматься анализом его стихотворных текстов.