В ее комнате в коммуналке
В старом домике трехэтажном
Полы были просто дощатыми,
Крашеными в темный сурик.
Интересно, что я не помню ее лица,
Только снежно-белые волосы,
Собранные в тугой пучок на затылке.
И еще ладони в буграх синих вен и узловатые пальцы.
Но эти полы, бежеватые трещины в краске,
Почему-то сразу всплывают в памяти,
Едва кто-то упоминает ее в разговоре.
Или когда проезжаю мимо ее дома,
Неизвестно каким чудом до сих пор
Стоящего на прежнем месте.
Постоянно пытаюсь понять
Степень нашего с ней родства...

Она была младшей сестрой моей прабабки.
Деревенская девочка, выданная замуж —
В работницы — в пятнадцать лет.
Мужа забрали в солдаты.
Умерли две дочурки,
Пока мать пахала на фабрике,
Сосланная свекровью
На заработки в город.
В живых остался лишь младший мальчик.
Узнав о гибели мужа,
Взяла сына, нехитрый скарб
И пошла до Москвы, к сестричке.
Сестра с мужем ее приютили,
Помогали с работой и сыном.
И тут — на тебе! — революции
И ад гражданской войны...
Как уж все это пережили
Мои родичи — Богу ведомо.
И пожалуй, только Ему понятно,
Как сохранили веру.

До самого последнего дня
Баба Лиза ни разу не возроптала.
Не винила Бога, да и людей
Ни в чем не винила — жалела.
Почему и как я ее запомнила?
Ведь не стало старушки,
Когда мне и трех лет не исполнилось.
А все, что я знаю про Лизавету,
Рассказала мне моя бабушка.
И еще очень много всего рассказала.
Но это уже другая история.

Бесконечная осень.
Хмарным утром за окнами
Растекается сырость.
Серый дождь. Серый свет.
Кошки под одеялом
Зябко жмутся друг к другу.
У деревьев понуро
Опускаются ветки,
А промокшие птицы
С крыльев капли трясут.
Бесконечный ноябрь.
С площадей города
Уже вынесли елки,
Но гирлянды оставили —
Нам сказали, что праздники
Никогда не закончатся.
Календарь не справляется
С застывшей реальностью.
Если верить ему, то скоро уже весна...
А недолгий визит солнца в город
Утром сводит с ума синиц,
И они подтверждают торжественно,
Что весна уже рядом.
И что она будет.
И так хочется верить,
Что солнце изменит все вокруг...