Света Литвак
«Агынстр»
М.: «Вест-Консалтинг», 2020
Казалось бы, Велимир Хлебников и Алексей Кручёных закрыли тему зауми; но нет — живет ведь! И еще другое казалось бы: футуристы ведь вовсе не собирались сбрасывать Пушкина «с корабля современности», они просто осознавали, что «школа гармонической точности» со временем стала усыплять читателя, нужно было «взломать» ее, усилить в стихах звук, заострить и расшатать ритм. А потом и к Пушкину можно вернуться, заново его оценить и по-новому полюбить. Я думаю — так.
В «Декларации заумного языка» Кручёных заявлял: «Мысль и речь не успевают за переживанием вдохновенного, поэтому художник волен выражаться не только общим языком, но и образным, и языком, не имеющим определенного значения, з а у м н ы м. Общий язык связывает, свободный позволяет выразиться полнее». А ничевоки от лица Сусанны Мар, Рюрика Рока и прочих выступили с таким «декретом»: «Всякая поэзия, не имеющая индивидуального подхода творца, не определяющая особого, только субъекту свойственного мировоззрения и мироощущения, не оперирующая с внутренним смыслом явлений и вещей как рассматриваемого объекта, так и слова в данный момент времени — …АННУЛИРУЕТСЯ».
Конечно, в любом манифесте есть элемент эпатажа, шокирующего преувеличения. Но мысли сами по себе интересные — и, как видно, заразительные по сей день. Правда, нас не шокируют уже эксперименты, совершаемые, например, Сергеем Бирюковым или Владимиром Эрлем, — а что уж говорить о Свете Литвак, наставляющей себя: «надо не записывать — отдаться на теченье празднестных словес», то есть записывать, конечно, и экспериментировать с визуальной поэзией, но только ни в ком случае не сочинять, а ловить с воздуха буквы и слова смелыми взмахами рук, отдаваться звуковому безумию, выворачивая слова и смыслы наизнанку для создания слов и смыслов, доселе неизвестных ни единому человеку. Что такое «Агынстр»? Видимо, что-то важное, надменное, официальное, представительное. А как понять строки «ющиха трактер свиньюжен лающ»? Наверное, некая машина иностранного производства, идущая по полю с фырканьем и разгоняющая любопытных собак. А не сумасшествие ли — такое чистосердечное признание: «мне скучно, когда асбвтоб»? Думаю, ничего тут абсурдного: просто автор заскучал перед работающим компьютером и уткнулся руками и носом в клавиатуру.
Стихи Светы Литвак подлежат обязательной расшифровке, даже если в них заметна лишь игра звуковыми перекличками, рифмами (вроде «сырость» — «крыса»); графикой, представляющей то треугольник, то круг, то овал, а то и бусы; контурами смыслов; теневыми отблесками, отбрасываемыми то одним словом, то небольшой словесной группой. Они довольно разнообразны и по некоторым признакам их можно, конечно, отнести к началу прошлого века — например, к тем же ничевокам:
В «Декларации заумного языка» Кручёных заявлял: «Мысль и речь не успевают за переживанием вдохновенного, поэтому художник волен выражаться не только общим языком, но и образным, и языком, не имеющим определенного значения, з а у м н ы м. Общий язык связывает, свободный позволяет выразиться полнее». А ничевоки от лица Сусанны Мар, Рюрика Рока и прочих выступили с таким «декретом»: «Всякая поэзия, не имеющая индивидуального подхода творца, не определяющая особого, только субъекту свойственного мировоззрения и мироощущения, не оперирующая с внутренним смыслом явлений и вещей как рассматриваемого объекта, так и слова в данный момент времени — …АННУЛИРУЕТСЯ».
Конечно, в любом манифесте есть элемент эпатажа, шокирующего преувеличения. Но мысли сами по себе интересные — и, как видно, заразительные по сей день. Правда, нас не шокируют уже эксперименты, совершаемые, например, Сергеем Бирюковым или Владимиром Эрлем, — а что уж говорить о Свете Литвак, наставляющей себя: «надо не записывать — отдаться на теченье празднестных словес», то есть записывать, конечно, и экспериментировать с визуальной поэзией, но только ни в ком случае не сочинять, а ловить с воздуха буквы и слова смелыми взмахами рук, отдаваться звуковому безумию, выворачивая слова и смыслы наизнанку для создания слов и смыслов, доселе неизвестных ни единому человеку. Что такое «Агынстр»? Видимо, что-то важное, надменное, официальное, представительное. А как понять строки «ющиха трактер свиньюжен лающ»? Наверное, некая машина иностранного производства, идущая по полю с фырканьем и разгоняющая любопытных собак. А не сумасшествие ли — такое чистосердечное признание: «мне скучно, когда асбвтоб»? Думаю, ничего тут абсурдного: просто автор заскучал перед работающим компьютером и уткнулся руками и носом в клавиатуру.
Стихи Светы Литвак подлежат обязательной расшифровке, даже если в них заметна лишь игра звуковыми перекличками, рифмами (вроде «сырость» — «крыса»); графикой, представляющей то треугольник, то круг, то овал, а то и бусы; контурами смыслов; теневыми отблесками, отбрасываемыми то одним словом, то небольшой словесной группой. Они довольно разнообразны и по некоторым признакам их можно, конечно, отнести к началу прошлого века — например, к тем же ничевокам:
повседневный надеваю костюм
бодро бренчу рублями
подражаниям подверженный ум
брезжит в ответ рекламе, —
бодро бренчу рублями
подражаниям подверженный ум
брезжит в ответ рекламе, —
но вот строки, которые уже здорово напоминают манеру Алексея Цветкова, его машинную энергию, всегда поспевающую за смыслом речевого потока:
ударом за удар часы пробили полдень
не все теперь равно — с чего все началось
на следующий день опять проснуться поздно
едва открыв глаза и сдерживая злость
на первое число грибным наесться супом
в настенный календарь ненужный гвоздик вбив
увлечься и ввинтить шурупчик за шурупом
еще один июль от темы отклонив <…>
не все теперь равно — с чего все началось
на следующий день опять проснуться поздно
едва открыв глаза и сдерживая злость
на первое число грибным наесться супом
в настенный календарь ненужный гвоздик вбив
увлечься и ввинтить шурупчик за шурупом
еще один июль от темы отклонив <…>
Книга Литвак со столь решительным названием говорит о том, что в современном авангарде она заняла место крепкое и довольно широкое, словно бы озаботясь тем, чтобы ей никто не мешал — ибо ветка, на которой она сидит, двоих уже не выдержит. От футуризма и ничевоков я перешел сразу к Цветкову, но есть и промежуточные области: обэриуты («обыватель Убухан/ положил три копейки в карман/ он купит фазитум фактотис// который в горшочке и будет расти/трясти корешками и стеблем ползти…») и концептуалисты (например, Всеволод Некрасов, который допускал, что поэзия может состоять едва ли не из любой короткой фразы, которая ценна сама по себе; у Литвак это решено таким образом: «дверь кондитерской открыта/ мимо куртки мимо шубы/ дверь кондитерской открыта/ мимо куртки юбки шубы дверь кондитерской открыта/ куртки брюки юбки шубы» и так далее).
Все это вместе взятое проникает в какие-то незнакомые нам закоулки нашего сознания, вызывает удивление, недоумение и ощущение проникновения в какое-то доисторическое пространство. Но удобно ли в нем Свете Литвак, не тревожит ли ее, например, то обстоятельство, что «тюглае швеюгхлы куда-то пропал»? Я все же думаю, что в нашем — ей уютней, цивилизованней:
Все это вместе взятое проникает в какие-то незнакомые нам закоулки нашего сознания, вызывает удивление, недоумение и ощущение проникновения в какое-то доисторическое пространство. Но удобно ли в нем Свете Литвак, не тревожит ли ее, например, то обстоятельство, что «тюглае швеюгхлы куда-то пропал»? Я все же думаю, что в нашем — ей уютней, цивилизованней:
убаюкай меня, компьютер
спой мне песенку, добрый принтер
пожелай мне удачи, сканер
поцелуй меня на ночь, ксерокс
спой мне песенку, добрый принтер
пожелай мне удачи, сканер
поцелуй меня на ночь, ксерокс
Эмиль СОКОЛЬСКИЙ