Я начал печататься в 1981 году, в Тамбове, где учился в Педагогическом государственном институте на факультете иностранных языков. В нашу институтскую многотиражку «Народный учитель» мои стихи отнес поэт Сергей Евгеньевич Бирюков, с которым я был хорошо знаком, и редактор Лариса Кузнецова их напечатала. Публиковался я под псевдонимом Евгений ИС.
В 19 лет я уже широко печатался в тамбовских центральных изданиях — в газете «Комсомольское знамя» (орган обкома ВЛКСМ) и в «Тамбовской правде» (орган обкома КПСС), а также в районной газете «Трудовая новь» (газете Рассказовского горкома КПСС).
В Тамбовской периодике я печатал заметки о местной культурной жизни, рецензии на книги, переводы стихов поэтов народов СССР. Мои собственные стихи тамбовские областные газеты не печатали. В районной рассказовской газете «Трудовая новь» меня публиковали постоянно, в том числе как стихотворца. В «Трудовой нови» работал замечательный журналист (мой наставник) Валерий Васильевич Артюшин, кстати говоря, автор журнала «Наш современник», и он публиковал мои стихи, переводы из французской поэзии, очерки, статьи на всевозможные темы.
В «Комсомольском знамени» мне за небольшую заметку платили 3 рубля, а в «Тамбовской правде» — 10 рублей. В «Трудовой нови» — по 2-3 рубля за материал.
На круг у меня в месяц выходило по 30-50 полноценных советских рублей. Плюс студенческая стипендии 40 рублей. Плюс, как я уже писал, мама мне присылала 50 рублей в месяц. То есть всего рублей 130 (в среднем) я имел. На 130 рублей можно было вполне сносно жить. Средняя зарплата тогда составляла примерно 150 рублей. Квартиру (точнее, комнату в частном доме) мы в студенческое время снимали с моей женой Наташей в Тамбове за 25 рублей в месяц, а потом стали жить у тестя с тещей. И материально мы жили очень неплохо. Тесть и теща работали врачами и неплохо зарабатывали, помогая нам.
В Москве, тогда в начале восьмидесятых, я не печатался. Относил стихи и в «Юность», и в «Литературную учебу», и в «Советскую культуру». Не брали.
В Тамбове я ходил в литературную студию «Слово», которая впоследствии стала Академией Зауми (руководил ею замечательный поэт и филолог Сергей Евгеньевич Бирюков, который ныне доктор культурологии, профессор в университете г. Галле, Германия). Постоянными (частыми) посетителями студии были Саша Федулов (яркий визуальный поэт и художник), Вадим Степанов (прозаик), царство ему небесное, Володя Карпейкин (историк), Наташа Лихтенфельд (моя жена, поэтесса и переводчица, тогда, как и я, студентка иняза), Антонина Щербак (аспирантка филфака, в настоящее время доктор филологических наук), Андрей Хворостов (поэт, студент Литературного института им. А. М. Горького), Виктор Эквист (журналист, впоследствии главный редактор газеты «Комсомольское знамя»), Валентин Бондаренко (детский поэт), Владимир Попов (прозаик)… Приходили к нам в гости Марина Кудимова, профессор Владимир Георгиевич Руделёв, доценты Борис Николаевич Двинянинов и Валерий Анатольевич Монастырский и многие-многие другие ярчайшие люди.
Все мы, студийцы, были как бы в андеграунде. Стихов наших в Тамбове не печатали. Зато часто печатались студийцы лито «Радуга», которое вел поэт Семён Семёнович Милосердов.
Я несколько раз ходил в «Радугу», но ничего интересного там не услышал.
Я тогда был убежден, что у нас в стране есть запрет на профессию (профессию поэта, литератора). Мы пытались с Антониной Щербак составлять коллективные сборники стихов и прозы, даже не особенно надеясь, что их когда-нибудь напечатают.
Более удачливая (на мой взгляд) судьба (в литературном плане) была у нашего руководителя Сергея Евгеньевича Бирюкова. Он жил литературным трудом. Постоянно публиковался как литературовед и критик в «Литературной учебе» и «Литературном обозрении», его стихи печатали «Литературная газета» и альманах «Поэзия». У него в 1980 году даже вышла тоненькая книжечка стихов «Долгий переход» в Центрально-Черноземном книжном издательстве, в Воронеже. Но Бирюков жил, конечно, совсем не богато. Как он сам мне говорил, зарабатывал он литературным трудом примерно 100 рублей, и полставки (30 рублей) он получал за работу руководителем студии «Слово» при Тамбовском областном Доме учителя.
Мы с Бирюковым тогда общались практически каждый день и были, конечно, недовольны советской властью.
Сейчас, когда прошло более 35 лет, мы вспоминаем те времена с нежностью и понимаем, что тотального запрета на профессию все-таки не было. И самое главное — тогда профессия литератора точно с у щ е с т в о в а л а.
Это не значит, что не было недостатков и кошмаров системы. Айги, например, тогда в СССР не печатали. Солженицына у нас в институте называли пасквилянтом, книгу за свой счет издать было невозможно, меня за написание невинных анаграммных и палиндромных стихов упекли в психушку с подозрением на шизофрению (но, слава Богу, вскоре выпустили).
Повторю главное: мы тогда (и я, и Бирюков) могли жить литературным трудом, могли реализоваться (пусть не на 100%) в любимой профессии.
В конце восьмидесятых мы с Наташей переехали (вернулись) в Москву. В 1988 году я стал стажером отдела литературы, а потом и литконсультантом на договоре журнала «Огонек». Потом критик Владимир Вигилянский (ныне священник отец Владимир) устроил меня на работу в отдел литературы и искусства еженедельника «Семья». Мне положили оклад жалования в 170 рублей. Это была средняя московская зарплата, на которую мы могли худо-бедно жить с семьей.
Я стал ходить по редакциям. Отнес в 1988 году стихи в «Дружбу народов». Меня тепло встретили Татьяна Александровна Бек и Наталья Борисовна Иванова. Вскоре Татьяна Бек написала про меня лестные слова в «Комсомольской правде» на первой полосе. Я становился известным человеком. И в 1989 году меня напечатала «Дружба народов» — 2 стихотворения. Этот журнал тогда выходил тиражом 1 млн. 200 тыс. экземпляров. Я получил гонорар — 30 рублей.
В 1989 году я отнес стихи в журнал «Новый мир», со мной уважительно разговаривал минут сорок Олег Григорьевич Чухонцев, он даже нашел у меня одно хорошее стихотворение. Но публикация не состоялась.
В 1990 году меня напечатал альманах «Поэзия», тут мне помог Геннадий Николаевич Красников, который отнесся ко мне очень внимательно и добросердечно. Я получил гонорар в размере 70 рублей. Тогда же у меня вышли стихи в альманахе «День поэзии» — это была уже вершина поэтической карьеры по советским меркам. В «Дне поэзии» печатались только «сливки» московского поэтического общества, как правило, члены СП СССР.
Потом я еще печатался в журналах «Сельская молодежь», «Дружба» (как переводчик с болгарского), тут меня поддержал поэт и редактор Всеволод Михайлович Кузнецов, «Рабоче-крестьянский корреспондент», «Мы» (где я вскоре стал зав. отделом поэзии) и других.
Потом на время я стал отходить от литературных дел, все больше занимаясь журналистикой — работал спецкором в газете «Совершенно секретно», корреспондентом в журнале «Столица», в ежедневной газете «Ступени», журнале «Трезвость и культура», еженедельнике «Крестьянская Россия» и других.
Потом я довольно долго жил за границей
Лет 15 я стихов никуда не предлагал. Когда же в конце девяностых я вернулся в Москву из Франции, я попробовал напечатать свои стихи в журнале «Арион», их туда отнес, как всегда, мой друг и наставник Сергей Евгеньевич Бирюков. Но получил отказ. Тогда я попытался издать книжку за свой счет, мой товарищ, литературный критик Владислав Кулаков порекомендовал мне обратиться к Дмитрию Кузьмину, с которым, созвонившись, мы встретились в клубе «Авторник» на Лубянке, и Дмитрий пообещал дать мне ISBN.
Но я решил идти своим путем, смекнув, что времена изменились, что меня никто здесь, в России, не ждал. И путь у меня один: создавать свой собственный журнал и свое собственное издательство.
Я сам сверстал книжечку стихов «Прикосновение», сам ее отпечатал на купленном ризографе, который стоял у меня дома, сам эту книгу переплел и подарил нескольким своим друзьям, в том числе Татьяне Александровне Бек и Серёже Арутюнову.
А в 1999 году я вместе с коллегами (Сергей Евгеньевич Бирюков, Сергей Арутюнов, Женя Доброва, Павел Анатольевич Богомолов, Геннадий Николаевич Айги) создал журнал «Футурум АРТ».
После этого я и вовсе перестал предлагать свои сочинения в другие издания, и более 10 лет меня никто (кроме меня самого) не печатал.
В 2000 году уже работало мое издательство «РСТ: Реноме-Сервис-Трейд». Я стал выпускать книги. Но в издательстве было несколько учредителей, и начались неизбежные в таких случаях конфликты. Я принял решение выйти из состава учредителей. И в 2003 году создал издательство «Вест-Консалтинг», в котором стал единоличным учредителем.
С 2003 по 2017 год я издал сотни наименований книг, выпустил множество журналов, альманахов и газет («Футурум АРТ», «Дети Ра», «Зинзивер», «Зарубежные записки», «Илья», «Другие», «Персона ПЛЮС», «Литературные известия», «Поэтоград», «Наша Смоленка», несколько лет издавал журнал «Крещатик»…). И примерно с середины 2000‑х опять стал печататься в других толстых журналах.
Казалось бы, вполне удачная карьера. И нет теперь никакого запрета на профессию, и можно издать все, что ты хочешь.

Но так ли это? Так ли все благополучно?
Ситуация теперь такова, что тиражи журналов катастрофически упали (например, тираж журнала «Новый мир» — всего 2 тысячи экземпляров). Гонорары очень небольшие, а во многих изданиях их и вовсе нет. Ясно, что даже на рецензиях (а они всегда востребованы!) прокормиться сейчас нереально, что было возможно в моей тамбовской советской юности.
29 июня 2015 года по ТВ прошла очень интересная передача писателя и журналиста Андрея Максимова, посвященная толстым литературным журналам. Участвовали Андрей Василевский («Новый мир»), Александр Ливергант («Иностранная литература») и Валерий Дударев («Юность»).
Впечатление не самое радостное. Журналам, в самом деле, очень тяжело. Подписка падает, розница — минимальная. И т. п.
Как сообщил А. Василевский, в розницу «Новый мир» (отдельные номера) можно купить только в редакции и в магазине «Фаланстер». Больше — нигде.
Был суров самокритичный А. Ливергант, который, в частности, сказал, что «мы не дорабатываем, мы плохо продаем <журналы>…»
На самом деле, это передача очень важная — одна из немногих, которая говорит о сути дела. Она показывает, что в настоящее время не решены главные проблемы литературного процесса. У многих журналов (а это основа литпроцесса) нет нормального распространения. Ну ведь не дело, что один из самых известных в стране «толстяков» — легендарный «Новый мир», который я всегда считал достоянием нации! — можно купить в розницу только в одном магазине. Все это очень грустно.
Не менее печальная ситуация, на мой взгляд, и в книгоиздании. Книги давно перестали быть книгами. А стали чтивом (для широких масс), либо сувенирной продукцией, которая нужна только автору и нескольким его друзьям. Культура книгопечатания сошла практически на нет, поскольку институт редактуры и корректуры упал ниже плинтуса. Система распространения, как я писал выше, оказалась разрушена.
В советское время я мог купить самые лучшие книги в каком-нибудь захудалом магазинчике, например, на станции Платоновка Тамбовской области. Сейчас это невозможно. Число книжных магазинов резко сокращается. Например, давным-давно закрыта Лавка Литературного института, которая была, на мой взгляд, лучшим магазином некоммерческой книги.
Так есть ли сейчас профессия литератора? Она, конечно, есть. Можно зарабатывать сценариями (но в клан сценаристов совсем не просто попасть), можно зарабатывать на текстах песен (но в шоу-бизнес и вовсе не пробиться!), можно писать в глянцевые журналы, где за интервью заплатят примерно 2–3 тысячи рублей. И т. д. И все-таки нынешний среднестатистический литератор обязан где-то служить — в пресс-службах, в рекламе, в пиар-отделах, школах, университетах и т. п. Как, собственно, было и раньше, при советской власти.
Запрет на профессию литератора пришел оттуда, откуда не ждали — от рыночной экономики.
И вот теперь, когда половина моей литературной жизни прошла при социализме, а половина при капитализме, я задаю сам себе вопрос: а где же лучше? И не знаю точного ответа на этот вопрос.
Что хорошо сейчас? Мой главный аргумент в пользу беспощадного, ужасного, несправедливого нынешнего строя заключается в том, что все-таки я сейчас свободен. Я могу написать все, что я хочу. Я могу издать все, что я хочу. Я могу напечатать все, что я хочу, в собственных журналах и в сети Интернет. У меня есть все возможности для творческой реализации. А то, что она (эта творческая реализация) никому, кроме меня, по большому счету, не нужна, так это дело десятое. Ведь «цель творчества — самоотдача, а не шумиха, не успех…».
Да, и еще один важный момент: сейчас за палиндромы и анаграммы в психушку не сажают. Более того, в 2015 году за мое 3‑х томное исследование, посвященное авангардной поэзии, я получил одну из самых крупных литературных премий — премию имени А. Дельвига. Так что, все не так безнадежно.