Мне надоели непросвещенные писатели, не знающие Эйнштейна и Нильса Бора. Потому я так сдружился с Милорадом Павичем, для которого квантовая теория Планка, как азбука для первоклассника. Вот и с Евгением Степановым и с его прозой дружу еще с конца 90‑х и не хочу его относить ни к минималистам, ни к юмористам и уж точно ни к постмодернистам, авангардистам и реалистам. Да, я назвал его недавно О. Генри перестроечной и постперестроечной эпох, и это, пожалуй, ближе всего если не к Евгению Степанову, то к его жанру.
Как писатель он, прежде всего, русский гражданин мира. Он, как все русские писатели, эндемик даже не России, а Москвы и Подмосковья. Я его понимаю — я тоже эндемик Москвы и Углича, и Волги со всеми ее городами; но я бы не смог написать ни одного степановоподобного веселого-грустного рассказа о своей жизни. У меня нет такого дара превращать жизнь в легкую, прозрачную прозу. Будто бы и впрямь не рассказ пишешь, а так о себе друзьям за коньяком повествуешь. Как документальный персонаж свидетельствую — обо мне Степанов ничего не выдумывает. Пишет все как есть. А вы попробуйте хоть что-то из своей жизни запечатлеть «как есть». Будет коряво, громоздко, нелепо, лживо, как у Чехова в корявой, неудавшейся повести «Моя жизнь». А у Степанова получается вольно-прозрачно-легко-свободно. Ни пота, ни тяжелого дыхания бегуна или штангиста. Мечтаю читать его еще и еще. Хватит над гнездом кукушки порхать — пора летать над собой.