С Арсеньевым я познакомился на закате, как мне тогда казалось, моей предпринимательской и журналистской деятельности.
После того, как я поработал и в крупнейшей нефтяной шведско-американской фирме (директором московского представительства), и директором по рекламе крупных журналов, и собкором в Париже…

Словом, после того, как меня благополучно отовсюду поперли, я кинулся в ножки к своему старинному товарищу, учителю по бизнесу, большому романтику в душе Юрию Николаевичу Быкову, и он меня (добрейший человек!) пристроил в одну из своих бесчисленных структур заместителем директора — как раз заместителем Арсеньева.
На дворе стоял 1998 год. До нового тысячелетия оставалось два года.
Уже при первой встрече на работе Вячеслав Сергеевич, высокий и статный сорокалетний брюнет, включив во всю мощь гигантский телевизор, пододвинулся ко мне поближе и устрашающим тоном, каким-то зловещим шепотом (так что я чуть заикаться не начал) произнес:
— А я много о вас слышал… В основном хорошего. Сразу же хочу предупредить вас — говорите здесь только по делу. Нас подслушивают.
Я испуганно обернулся по сторонам.
А Вячеслав Сергеевич показал рукой на потолок:
— Жучки. Но ничего, если что-то надо сообщить — пишите мне на бумаге, потом сжигайте, либо говорите при включенном телевизоре. Вот как я сейчас.
Так началась моя работа в рекламном агентстве, заместителем директора по связям с общественностью.
Делали мы все — ролики и растяжки над улицами, рекламные проспекты и заказные статьи, наклейки для бутылок и снежные городки для преуспевающих бизнесменов, и, конечно, искали рекламу для изданий, которые выпускал кормилец Юрий Николаевич.
Точнее, делали все это наши сотрудники (сотрудницы), которых было человек пятнадцать-двадцать. Гонял их Слава как сидоровых коз, заставляя приходить на работу к десяти, а уходить к ночи.
На меня это почему-то не распространялось. То ли Слава очень уважал (побаивался?) Юрия Николаевича, а я, как-никак, был его протеже, то ли еще почему.
Поначалу я и вовсе не часто ходил на работу. У меня был подчиненный по фамилии — не выдумываю! — Паразитов, который работал как настоящий корчагинец. Тащил рекламы он столько, сколько не тащило все агентство. Я только рапортовал. По вечерам нужно было сбрасывать информацию на славин пейджер, сколько заработано за день денег. Кто конкретно зарабатывал деньги — я или неутомимый Паразитов — мудрого Арсеньева не интересовало. Короче говоря, я только спал, писал, как большинство стихотворцев, грустные стихи да смотрел телевизор, удивляясь тому, что геройскую фамилию Паразитов Господь дал не мне.
Но все хорошее имеет ужасный недостаток. Все хорошее, к сожалению, заканчивается на удивление быстро.
Бдительный Слава заподозрил бедного Паразитова в том, что он не рекламный агент, а похуже…
— Почему он тащит в контору столько денег? Кто на него работает? Почему фирмы, которые он «окучивает», все сплошь иностранные? Дело ясное — резидент!
Такие речи однажды обрушились на мою неподготовленную голову. Я не знал, как парировать. И даже, каюсь, сам потихоньку начинал верить в то, что мой милый подчиненный, худенький, сгорбленный Николай Александрович Паразитов и в самом деле агент, а то и резидент какой-то зловещей иностранной разведки, может быть, даже беспощадного Моссада.
Хотя надо заметить, что сам Николай Александрович в частных беседах со мной не раз утверждал, что он старинного дворянского рода, проявившего себя достойно в служении отчизне. И при этом просил обратить внимание на то, как его зовут…
Дворянского шпиона (или шпионского дворянина) Паразитова уволили. Слава Богу, хоть не расстреляли. Легкая моя жизнь закончилась. И я вынужден был начать ходить на работу. Мне даже поставили рабочий стол, причем, как ни странно, в кабинете самого Арсеньева.
Все-таки я числился его замом.
Я стал ходить на работу, но не знал, что делать? Поначалу я обзвонил всех своих подруг и друзей, потом пристрастился к играм на компьютере, потом мы стали со Славой общаться.
Моя работа, как я сам определил, начала заключаться в беседах со Славой и в п р и с у т с т в и и на его переговорах с клиентами. На переговорах я, видимо, выполнял функцию благодарной публики. Должен был либо внимать, либо аплодировать. И главное — … ничего не говорить.
Беседы с клиентами происходили разные.
Например. Зашел к нам какой-то бизнесмен, директор фирмы, попросил скидки на фирменные наши издания (которые издавал Юрий Николаевич).
А Славик в ответ:
— Я в бизнесе пять (иногда он говорил — восемь!) лет. Знаю все законы. Вот вы хотите скидки. А ведь это неправильно. Это чересчур. Объясню! Я работал с Артёмом Тарасюком, помните такого крутого бизнесмена? Знаете, весь первый состав его команды (когда он свои первоначальные деньги сделал) просто расстреляли — свидетелей убирали. Посредников. Они много знали. Кто убрал — не скажу. Это секрет. Но дело-то не в том. А в том, что если я дам вам скидки, тогда я буду не просто свидетелем, я буду соучастником… Нет, нет, и не просите, не дам, что я вам ежик, что ли?
Или другой пример.
Пришел ко мне (просто поговорить) некий Алексей Шуриков. Он политик, философ, борец за идеи (они у него разные).
Пришел и, естественно, начал рассуждать о смысле жизни, о том, что наши официальные политики и философы до сих пор не выработали новой национальной идеи. А он, Шуриков, выработал.
Слава и тут спуску не дал:
— О чем это вы, Алексей? О политике? Я вам не помогу. Политика — дело опасное. Я не хочу свою голову подставлять, что я вам, ежик, что ли? И тебе, Женя, не разрешаю. Я рекламировать вас, Алексей, не буду.
Чуть бедного Шурикова не выгнал.
Все бы ничего, ходил бы я на работу да и слушал истории Славы, но дело в том, что моя ближайшая подруга Наташка Белянкина стала фактически начальницей Славы. Раньше-то она командовала рекламной службой только одного из журналов Юрия Николаевича, а тут ее взяли да и нежданно повысили, сделали командующей всей многочисленной армии рекламных деятелей нашего Издательского Дома.
Фактически сразу после этого назначения Наташа и Слава поругались основательно. Ну и мне как другу Белянкиной (Слава это знал) перепало на орехи.
На следующий день Арсеньев издал приказ о каре за гипотетическое разглашение коммерческой тайны, а меня пересадил в другую комнату.
Вечером он мне позвонил:
— Старик, ты знаешь, конечно, почему я тебя пересадил. А вдруг ты что-то лишнего своей подруге про меня расскажешь? Да и проблема тут вышла. Твоя рекламная агентесса Оля Савлова отправила счет фирме «Дьявол электроникс» за своей подписью. Белянкина это просекла. Говорит, что это форменный бардак (это и в самом деле бардак!). Но штука в том, что деньги уже к нам пришли (почему-то без НДСа). Белянкина орет, что это ее заказчик, а Савлова, мол, просто сумасшедшая. Я‑то убежден, что это заговор, понимаешь, за-го-вор. Заговор Белянкиной и Савловой против меня. Белянкина специально подставила Ольгу, отстегнула ей две тыщи «гринов», а сама слупила десятку (такова сумма НДСа) с «Дьявол электроникс». Таким образом она заработала деньги и мне насолила. Убила двух зайцев. А я что ежик, что ли? Тоже мне ежиков нашла. Честно говоря, я сначала подумал, что это ты все подстроил, но потом поразмыслил — тебе это вроде не надо. Так что пиши служебную записку. Мол, про «Дьявол электроникс» Савлова тебе ничего не говорила. И не обижайся. Я к тебе по-прежнему отношусь хорошо.

Служебную записку я написал.
Через некоторое время вся эта ситуация мирно разрешилась.
Оля Савлова просто перешла на другую работу. И все грехи благополучно списали на нее.
А со Славой я проработал еще довольно долго. Многое что узнал. Страшная, ребята, жизнь вокруг, страшная. Все друг за другом следят, все прослушивается. Прямо как в стихах поэта Евтушенко: «Спешат шпионы-делегаты на мировой шпионский съезд, висят призывные плакаты — кто не шпионит, тот не ест!»