К тридцати двум годам у меня уже не было никаких сомнений относительно своей профпригодности к чему бы то ни было.
Наверное, это можно было бы перенести. Но самое ужасное, что подобных сомнений не наблюдалось и ни у кого другого. Оказалось, что я могу только одно — делать интервью. Все остальное получалось значительно хуже. Торговать яйцами не получилось, сосками тоже, заниматься рекламой оказалось не по зубам, работать страховым агентом я долго не смог, быть комсомольским работником — не хватило нахальства, стать религиозным философом — нравственности, музыкантом — слуха, боксером — здоровья, фермером — упорства…

Что же значит делать интервью? Это взять у своих приятелей-журналистов, Сашки Бултыха или Валерки Киркова, телефон той или иной «звезды», договориться с ней о встрече, задать вопрос типа «что вы думаете о нашей сегодняшней жизни?», записать на пленку, обработать и… опубликовать. Деньги пропить вместе с товарищами по журналистскому цеху. Все.
«Звезды» сейчас разговорчивые. Так что вопроса в принципе достаточно одного. А потом можно сидеть и энергично поддакивать.
— Понимаю. Ага. Угу. Да-да! — или что-то в этом роде.
Если же «звезда» молчалива, все можно придумать самому.
Газета наша называется «Кулак — оплот капитализма». И писать нам нужно в основном о селе. Или о том, как «звезды» эстрады (я веду рубрику о популярных людях) любят село, свою малую Родину…
Малую Родину «звезды» вспоминают обычно неохотно. Охотнее говорят про дачу. И то весьма неординарно. Например, рок-гитарист Ирис Пальме (на самом деле он, кажется, не Ирис, а Коля Малинкин) хоть и признался, что любит трахаться в бане на даче, но про свои агропромышленные возможности ничего не сообщил. Скрыл. Пришлось ему помочь. В опубликованном интервью из-под моего компьютерного пера возникли, в частности, такие слова диковинного Ириса:
— Я — дачник, — сказал Ирис, — люблю выращивать огурцы в морозоустойчивых теплицах. В прошлом году вырастил два центнера с гектара. Все раздал бедным… девушкам. Я ведь сейчас создаю Фонд помощи бедным девушкам…
Редактор Костя Лохматенко одобрил этот пассаж на планерке и даже предложил выплатить мне повышенный гонорар.
Нужно, покаявшись, признаться, что работал я в огромном количестве изданий. В газетах «Тайны вселенной», «Они», «Стольный град», «Семейный очаг»…
В газете «Семейный очаг» нужно было все время писать, что «звезды» — примерные семьянины.
Они-то, может быть, и семьянины, но в определенном смысле. Семьи, как правило, однополые. Про это в добропорядочное советское время писать не полагалось. Тоже приходилось выкручиваться.
В «Семейном очаге» я получал стабильные задания от главного редактора Сергея Исакова сделать интервью с тем или иным нужным редакции человеком. Например, молодой певец Дима Наликов дал бесплатный концерт для Благотворительного фонда имени Нельсона Манделы. А «Семейный очаг» был тогда органом именно этой общественной организации. Чуткий к заботам фонда, Сергей Исаков тотчас поручил мне Диму прославить.
Он, увы, на все вопросы отвечал односложно.
Существовало только два варианта ответа.
— Да.
— Нет.
Поэтому пришлось проявить некую журналистскую изворотливость.
Например, я говорил:
— Дима, вы, конечно, прочитали массу книг. И я не исключаю, что тома пронзительной публицистики Альберта Анатольевича Ханова (директора Фонда) произвели на вас неизгладимое впечатление, потому что они затронули очень серьезные вопросы морали и нравственности…
Следовал ответ:
— Да.
Меня это устраивало. И текст в печати в итоге выходил следующий:
— Если говорить предельно откровенно, — сказал Дима Наликов, — то больше всего за последние годы меня поразили книги только одного писателя, а именно тома пронзительной публицистики Альберта Анатольевича Ханова, который затрагивает очень серьезные вопросы морали и нравственности.
Впрочем, это было раньше. В милой и далекой советской газете «Семейный очаг». Сейчас врать приходится все-таки немножко поменьше.
После работы мы, печальные журналисты, не самые меткие снайперы компьютерного пера и аутсайдеры хрипящих диктофонов, как известно, выпиваем. Причем, если во всей стране, кажется, идет перестройка, то в газетном цехе перемен немного. Правда, раньше мы пользовались печатными машинками, а ныне — исключительно компьютерами. Кстати говоря, компьютеры намного удобнее. На клавиатуре запросто можно расстелить газетку, положить селедочку, на маленькой (не электрической) печатной машинке такую процедуру проделать сложнее.
По вечерам, часов с пяти, я захожу к своему другу, заместителю главного редактора нашего «Кулака» Серёжке Татаровичу. У него уже идет процесс…
Самое главное, когда выпиваешь с Серёжкой, — не останавливать его речь. Иначе Серёжка обидится. А тост его может длиться час, два, три. Серёжка родился и вырос в Грузии. Это нужно учитывать.
Я выпиваю с Серёжкой часов до восьми-девяти вечера, а потом ухожу домой, либо на встречу с очередной «звездой». Когда прихожу на следующий день на работу, наша коммерческая богиня Ленка, как всегда, начинает мне рассказывать:
— Серёга выбил ногой дверь в кабинете Лохматенко.
— Серёга набил морду Арону Дваскину, назвав его лже-русским патриотом…
И т. д.
Меня эти рассказы поражают. Мы пьем с Серёгой всегда тихо и мирно. Интеллигентнее друга, чем Серёга, у меня нет. Когда я спрашиваю его о том, что было вчера, он отвечает кротко и печально:
— Не помню. Кажется, день прошел прилично.
Может, Ленка все придумывает? Или преувеличивает?
Иногда к нам в гости забегает офицер налоговой полиции Санёк Саньков. Он тоже раньше работал в «Кулаке» корреспондентом. А теперь успешно делает «ментовскую» карьеру, работает в тамошней многотиражке. Санёк получает на работе офицерский паек — консервы, колбаску… Все тащит в родную «кулачную» редакцию.
Санёк, когда выпьет, произносит один и тот же монолог. Но в разных вариациях. Это зависит от количества принятого на грудь и от того, какое у него настроение. Но тема — повторю! — всегда одна.
— Идеальным я представляю следующее общество, — считает Саша, — мы, пацаны, мужики, живем на земле, радуемся, созидательно трудимся, облагораживаем своим присутствием мир, а эти твари (так, извините, пьяный и обезумевший Санёк называет представительниц прекрасного пола) сидят в мрачных подвалах и молчат. Когда нам нужно утихомирить свою голодную похоть, мы шарим рукой в подвале, достаем за волосы этих тварей, утихомириваем похоть, а этих тварей опять опускаем в подвал.
Санёк был два раза женат. Когда он вспоминает про жен, ощущение такое, что он вспоминает о двух «ходках» на зону…
Я всегда возмущаюсь, когда слушаю Санька, несколько раз мы даже дрались с ним на этой почве, но он, когда напьется, знай твердит, дурень и похабник, одно и то же.
А, вообще, газетчики — люди неплохие. Просто сильно пьющие…