Я выезжал из Кишинёва с фестиваля «Весна Европы», где нежданно-негаданно получил поэтическую премию.
Мой товарищ Николае Спэтару проводил меня до поезда, мы на прощанье обнялись и тепло расстались. Я попросил Николае не ждать, когда отправится поезд.
Через полчаса началась посадка. Проводник попросил у меня документы. Глядя на мой российский паспорт, он заметно мрачнел.
— А вас не пропустят на украинской границе, — наконец, сказал он. — Украинцы снимают с поездов всех российских мужчин в возрасте от 16 до 60 лет. Такой у них там приказ.
— Что, шансов никаких? — обреченно спросил я.
— Один из тысячи, — ответил проводник, — в прошлый раз мужика 57 лет с поезда сняли, хотя он с женой ехал. Сейчас, после того, как началась эта гребаная война, пограничники совсем злые стали.
…Я все-таки поехал.
В вагоне оказалось всего трое человек, я и двое молдаван. Ну и два проводника, конечно.
Вечером, в восемь часов, подъехали к украинской границе, к городу (не путать с белорусским!) Могилёв.
Тут же ко мне в купе зашел молодой человек. Он оказался украинским оперуполномоченным. Звали его Игорь Александрович.
Посмотрев мои документы, он решительно отчеканил:
— К сожалению, Евгений Викторович, мы вас не пропустим. У нас приказ. Всех мужчин от 16 до 60 лет не пропускать.
Я понял, что шутки кончились.
Возвращаться назад в Кишинёв, потом добираться до аэропорта, тратить драгоценное время и лишние деньги совсем не хотелось. К тому же и приболел, в дороге у меня всегда обостряются старые болячки.
И тогда я был вынужден сказать совершенно неприличные, невероятно нахальные слова, которых ранее не говорил никогда в жизни.
Я буквально воскликнул:
— Но я же поэт! Человек абсолютно мирный, еду домой, получил в Молдавии на фестивале звания лауреата.
Оперуполномоченный Игорь Александрович посмотрел на меня с некоторым интересом. И спросил:
— А чем, Евгений Викторович, вы докажете, что вы поэт?
Я печально задумался. Ну в самом деле, а чем я могу доказать, что я поэт. Ничем, конечно. Кроме стихов.
Я неуверенно пролепетал:
— Хотите я вам свои стихи прочту? Больше у меня доказательств нет.
— Нет, нет, стихов читать не надо, — замахал руками оперуполномоченный, — откуда я знаю, что это ваши стихи. Вы ведь наверняка и чужие стихи наизусть знаете…
— А у меня и книжка есть. Вот смотрите, в переводе на румынский язык, меня перевел крупнейший поэт современной Молдовы Лео Бутнару. Тут на обложке моя фотография. Смотрите, это я! Похож?
— Похож-то похож. Но книжку можно подделать, — не сдавался оперуполномоченный. — Вы там, в Москве, все умеете.
— Хорошо, но ведь у меня есть диплом лауреата, — настаивал я, страстно желая пробиться домой. — Смотрите, я в самом деле лауреат! Диплом подписал Аркадие Suceveanu, Президент Союза писателей Молдовы.
Оперуполномоченный стоял насмерть:
— Диплом — тоже не аргумент.
Вскоре подошли еще ребята-пограничники, молодая женщина, представитель таможенной службы. Как-то жалостливо они посмотрели на меня.
А я все кричал:
— Я поэт, я поэт, пропустите меня домой!
Тут оперуполномоченный меня окончательно сразил наповал. Он спросил:
— А вы в каком жанре стихи пишете?
Я растерялся. Начал думать, что сказать. Я ведь стихи пишу во всех жанрах, но что нравится этому проклятому оперуполномоченному? Вдруг он убежденный традиционалист, поклонник журнала «Новый мир», или, наоборот, модернист и выписывает кедровский «Журнал ПОэтов»?
Я ответил витиевато:
— Я в разных жанрах стихи пишу. Могу и элегию сочинить, и сонет, но я не чужд и постмодернизма.
— Ну да, — сказал оперуполномоченный, — постмодернизм сейчас в моде.
Спасла меня, как всегда, женщина.
Представительница доблестной таможенной службы незалежной Украины спросила:
— А у вас никакой официальной бумаги нет, подтверждающей, что вы поэт? Ну типа справки?
— Справки о том, что я поэт? — неуверенно уточнил я.
— Да, — кивнула таможенница.
И тут я хлопнул себя по лбу и радостно воскликнул:
— Эврика! Есть у меня такая справка. Вот программа фестиваля, тут черным по белому написано: 14 мая — выступление поэта из Москвы Евгения Степанова.
— Ну это дело! Хорошо! — как-то даже обрадовались и таможенница, и оперуполномоченный… Они позвонили какому-то своему начальнику, объяснили ему ситуацию. И — меня пропустили.
Я — счастливый! — поехал домой.