Более тридцати лет назад замечательный человек Владимир Николаевич Вигилянский (он теперь священник отец Владимир) устроил меня на работу редактором в отдел литературы еженедельника «Семья», который выходил тогда тиражом пять миллионов экземпляров.

С тех пор и тружусь на редакторско-издательской ниве. Работа эта нервная, даже немного опасная. Всех ты напечатать, при всем желании, не можешь. Авторы обижаются. Некоторые начинают обзываться, другие грозят убить… Впрочем, есть у этой работы и свои плюсы. Во‑первых, начинаешь разбираться в людях, понимать, кто тебе друг, а кто не очень. А во‑вторых, иногда авторы даже спасают от разных неприятностей.
…К врачам я стараюсь не обращаться. Последний раз мне делали операцию несколько десятков лет назад в Женеве, где я тогда учился в религиозном университете.
А тут заболел. На заднем месте появилась опухоль, которая стала нарастать. Ни сесть, ни лечь. Больно. Но работать надо.
Пришел на работу, сел за стол, начал читать рукописи.
Позвонила талантливая и красивая — средних лет — поэтесса Серафима Снежинкина (фамилия изменена. — Е. С.). Сказала, что привезет новую рукопись.
Договорились о встрече.
Серафима приехала и первым делом спросила:
— А ты почему так выглядишь плохо? Что болит?
— С чего ты взяла?
— Я же по образованию медсестра, проработала в поликлинике десять лет.
— А‑а, понятно, — ответил я. — Понимаешь, на заднем месте какая-то хрень соскочила.
— На каком таком заднем месте? — уточнила Серафима. — На жопе, что ли?
— Ну да, если угодно.
— Жопа — вещь серьезная, — сказала Серафима. — Это твой рабочий инструмент.
— То есть?
— Ну ты же на жопе сидишь, рукописи читаешь. Так и есть — рабочий инструмент.
— Это правда, — согласился я.
— Снимай штаны! — решительно приказала поэтесса.
— В каком смысле?
— В прямом. Буду проводить медицинский осмотр.
Я послушался.
Сарафима внимательно исследовала мой рабочий инструмент и почему-то спросила:
— Ты в лес давно ходил?
— В эти выходные, за грибами.
— Поздравляю, — улыбнулась Серафима, — Ты повстречался с клещом. Это он твою кровь и пил.
Она показала мне маленького черного кровопийцу, который, судя по всему, перепил моей крови и уже не подавал признаков жизни.
— Спасибо, Серафима! Ты настоящий друг, — сказал я.
— А стихи-то напечатаешь? — уточнила поэтесса.
— Ты еще спрашиваешь! — честно ответил я.