…вот Луны колышется амулет, молодые волны встают с колен, дремлют лодки, ржавая медь уключин. Суета мирская сошла на нет, шелестит боярышник: «Фи-о‑лент», гладит воду веткой своей колючей. Сном забывшись, галечный пляж озяб, и трусцой бежит водяная рябь, и щекочет ноздри прохладный ветер. Лунный луч, легко по воде скользя, убегает вдаль — ухватить нельзя, стынет воздух, берег пустынный светел.

Где гуляла смерть, выли силы зла, под обрывом серым стоит скала. Там явился грекам святой Георгий. Не уйти доныне из этих мест — на скале стоит православный крест, в камне берега — купол строгий. Брызг солёных с горечью пополам не вкушает тихий пещерный храм — монастырь высок, молчалив и кроток. А на пляже маленьком по утрам что ни день разносится шум и гам, дотемна не стихнет рёв гулких глоток.

…вот Луна — лукавый кошачий глаз, как подруга ветреная клялась: в час полночный свидимся, жди на мысе. Но, глядишь, опять весела, кругла, мокрый камень высветлив добела, над морскою далью невинно виснет. Тяжелеют капли — числа им несть, заворчало море — густая нефть. Скольким заповедано тут звенеть песням новым, ещё не спетым?

Сотни брызг, о камень глухой удар…

…не уснёшь, от вьюги сбежав туда,
где февраль белеет миндальным цветом.

Серпастый месяц бледный, как Пьеро,
на тёмном небе щурился хитро.
Поёжилась колючая звезда,
и, подмигнув холодным серебром,
скатилась вниз, тихонько усвистав
к седой реке, поросшей ивняком,
где воздух свеж и дышится легко.

когда кемарит виноград
в лучах закатного багрянца
и блики жёлтые бодрятся
в немытых стёклах,

иногда

сквозь упоительный янтарь
смотрю: весенний вечер томен.
…сто лет назад, в таком же доме —
семья, веранда, самовар…

сходились к чаю стар и млад,
за трапезу садился прадед —
купец, что слов пустых не тратил —
неспешно во главе стола…

где ты, московская родня,
чей «уговор дороже денег»?
ворчит, как бабка в богадельне,
кобель соседский на меня.

…придя в себя от рыка злого,
на заповедном островке —
в скупой рифмованной строке —
звенит купеческое слово.

в краю мироточащих сосен
и ранних звёзд
сыча лесного безголосей —
нечаемый гость —

разбудит нас гудок ночного
товарняка.
…лежит в руке моей покорно
твоя рука.

и в перламутровом апреле,
и в декабре…
короче, хватит акварелей.

иди ко мне.

я маленький человек
душонка черным-черна
обед мой в Чистый четверг —
тушёная ветчина

ты мой хранитель основ
не мешкая состирну
десяток мятых штанов
и мелких звёзд седину

скомандуй — как виноград
стрясу с лиловых высот —
в твоих лампады горят
зрачках — и солнца восход

и вишни войлочной цвет —
мой день тобой осиян

я маленький человек

ты — мыслящий океан

какой покой Господь нам даровал:
цветёт сирень, щетинится трава,
стихи твои текут сгущённым словом.

туман, веранда, сонный полубред —
вползает в окна пасмурный рассвет,
и я тянусь лениво утром новым

в плечо твоё уткнуться — благодать! —
и, одурев от нежности, дремать,
обняв тебя... я счастлива.  ты рядом.

…сквозь дрёму песни бойкие звучат —
чириканье подростков-синичат
в скворечнике, увитом виноградом.

белеет прыткая сныть
и ветер в соснах шуршит.
а мне бы начисто смыть
печаль с облезлой души —

когда начнётся гроза,
взглянуть на ливень седой:
отрада серым глазам
ударит гулкой водой.

когда вдали громыхнёт
и вспыхнет яркая нить,
ленивых мыслей разброд,
способных вмиг взбеленить,

густому ливню отдам —
и всё, что жгло — пустяки…
шуми, живая вода!
теки, родная, теки!..

а в лужах, скуку прогнав,
дрожит горбатая зыбь.
на мутном фоне окна —
просвет.

не бойся грозы.

вот и погожий октябрь
колкой прохладой извык:
ёжась, вдыхает взатяг
дым поджигаемой листвы.

как полыхнул виноград,
крепко веранду обняв:
чёрные кисти дрожат
в красках сухого огня.

бликов пунцовых узор
в окнах веранды резной —
жертвенных воинов сбор
перед грядущей весной:

скинут вериги снегов,
прошелестят и замрут
дети цветущих лугов —
чистой воды изумруд…

плоть винограда терпка.
будто зевок перед сном,
северный дух ветерка,
гладя нахмуренный дом,

в синюю даль уносил
память о летнем тепле.

Господи, дай же нам сил.
Господи, слава Тебе.