Ольга где-то читала, что на долю каждого поколения непременно приходится период тяжких невзгод. Это может быть война, голод, неурожай, геноцид, страшное землетрясение, наводнение, эпидемия… А на долю моего поколения, — думала она, — пришелся вот этот загадочный ковид, пандемия, возникшая в китайской лаборатории и выпущенная из пробирки со злым, воистину сатанинским, умыслом (или просто ускользнувшая) на волю. Кто знает! Возможно, теперь уже никто до истины не докопается. Вот уже второй год эта пандемия кружит по миру, то затихая, то вновь разгораясь. Физически здоровые люди переносят эту напасть, как правило, легко, выживают и продолжают жить, как ни в чем не бывало. Слабые люди, с багажом других хронических заболеваний, долго болеют, испытывают серьезные осложнения, а некоторые даже уходят в мир иной. Как, например, Ольгин сосед сверху — сердечник, легочник и, вообще, насквозь больной человек. Ковид его попросту доконал.
Ольгу Господь миловал. Она пока еще не заболела. Шестидесятидвухлетняя пенсионерка жила одна (муж умер, дочь вышла замуж и уехала в другой штат), береглась от этой заразы, как только могла: послушно-рутинно носила маску, тщательно мыла руки, покупала продукты питания только ранним утром в выделенное для пенсионеров время или делала онлайн заказы из соседнего супермаркета, долго и скрупулезно протирала коробочки, банки и бутыли спиртом, ездила исключительно на своей машине и не дальше Бруклина, никого из друзей и знакомых и никакие учреждения не посещала, кроме врачей и аптеки. Единственным ее "развлечением" вне дома были утренние или вечерние прогулки по проспекту Оушен Парквей. Вот такая наступила унылая жизнь.
Нет, конечно, в собственной квартире, под защитой своих стен, она жила обычной, доковидной жизнью, читала и по несколько раз перечитывала старые, любимые книги (ни в коем случае не библиотечные, которые могли принести в дом заразу), смотрела телевизор и слушала радио. Общение с друзьями и родными происходило исключительно посредством компьютера и телефона. Ольга признавалась себе, что она стала забывать лица друзей, родных и даже соседей по дому. Какие там лица! Сплошные маски, как на мрачном бале-маскараде.
Так тянулись дни, недели, месяцы… Неужели они перетекут в годы? — с тоской спрашивала себя женщина. — А ведь эти годы должны быть лучшим временем моего заката. Я всю жизнь поддерживала себя в хорошей форме, занималась спортом, делала косметические процедуры, чтобы не выглядеть старше своих лет. А теперь, под маской, никто не видит, покрыто мое лицо сетью морщин или нет. Бой-френда у меня нет и при нынешнем полукарантинном положении не предвидится. Дочери моей все равно, как я выгляжу, внукам — тем более. (Бабушка есть бабушка. Ей положено быть старой.) Да и мне, честно говоря, теперь тоже по барабану. Лишь бы не заболеть.
Некоторые Ольгины друзья и родственники уже сделали прививку и задышали более или менее свободно. Хотя медики предупреждали, что все равно надо продолжать носить маски, соблюдать дистанцию и по-прежнему предпринимать другие превентивные меры, так как вроде бы прививка не полностью защищает от ковида, а только может облегчить симптомы, если заболеешь.
Ольга пока еще не решила, будет ли делать прививку, потому что боялась побочных явлений.
Вот сделаю прививку, ковидом не заболею, но зато через несколько лет от этой самой прививки впаду в деменцию или заболею раком, — вполне серьезно рассуждала она. — Нет, я еще подожду с этой загадочной вакциной… Может, изобретут что-нибудь более понятное, надежное и безопасное.

Стояла осень, конец сентября, самое приятное время года в Нью-Йорке, когда уже не так жарко и еще не наступила промозгло-дождливая, ветреная зима. На одной из прогулок Ольга обратила внимание на мужчину вроде бы средних лет (хотя под маской и очками трудно было определить его возраст), который также ходил быстрым шагом по утрам и по тому же маршруту, что она. Невозможно было не обратить на него внимание. Он, что называется, примелькался. Средний рост, прямая спина, не толстый, спортивный костюм аккуратный, не выцветший… бейсболка, маска и темные очки в пол-лица. Как говорится, нынешний джентльменский набор. Они шли быстрым шагом по Оушен Парквей от Авеню W до Брайтона и обратно на расстоянии метра друг от друга, что называется бок о бок. Ольга не отставала. Так получалось, что они приноровились выходить из дому в одно и то же время — в восемь утра, "выныривали" из боковых улиц и пересекались где-то между авеню W и авеню Х. Сначала каждый делал вид, что не замечает другого, потом, когда это неузнавание стало попросту смешным и даже нарочито невежливым, начали при встрече кивать друг другу и продолжали сей… ковидно-масочный моцион в молчании.
Ольга вскоре заметила, что, если она запаздывала, загадочный незнакомец уже поджидал ее на перекрестке с Оушен Парквей и Авеню Х. Немая сцена приветствий повторялась. Они кивали друг другу, шли в сторону океана до Брайтона, подходили к воде, несколько минут глазели на океан и одновременно поворачивали обратно. Так продолжалось где-то с неделю, пока, наконец, мужчина перед началом моциона отважился первым подать голос:
— Доброе утро, мадам! Пожалуй, пришло время представиться. Надеюсь, я не покажусь вам назойливым? Меня зовут Олег. А вас как зовут, если не секрет?
— А меня Ольга, — ответила женщина и засмеялась. — Действительно, не забавно ли? Мы живем в одном районе, выходим из дому в одно и то же время, выбрали один и тот же маршрут, да еще имена наши совпадают. Что это? Случайность или предопределенность?
— Да, действительно, слишком много совпадений. В этом что-то есть… Какая-то загадка, которую нам с вами предстоит разгадать, — если, конечно, вам любопытно узнать, что за всеми этими совпадениями кроется, — сказал Олег. Ольгин колокольчатый смех пробудил в нем смутное воспоминание. Когда-то давно, в молодости, еще в московскую бытность, похожим колокольчатым смехом смеялась одна девушка, которая ему нравилась. Потом пути их разошлись, и Олег забыл о ней.
— Ну что ж, подумаю на досуге о странном совпадении, — улыбнулась под маской Ольга. — А пока вперед, на Брайтон!
Они совершали этот моцион в любую погоду, невзирая на ветер и мелкий дождь. Их задерживали дома разве что ливень и ураган. По дороге хранили молчание, так как маски и быстрый шаг при разговоре вызывали одышку. Однако во время остановки у кромки океана они обычно кратко беседовали, задавая привычные эмигрантские вопросы и отвечая на них. Олег начал стандартный эмигрантский опросник первым.
— Ольга, вы давно в Америке?
— Очень давно, приехала с семьей: с малолетней дочерью и мужем в 1979 году. А вы?
— А я — в 1980, тоже с семьей… Так что у нас с вами приличный эмигрантский стаж, если можно так сказать. Мы — эмигранты-ветераны.
— Это точно. Эмигранты-ветераны. Звучит прямо-таки внушительно. Но лучше бы стаж был меньше. Грустно! Большая часть жизни промелькнула. И сейчас этот ужасный ковид, если не убивает, то калечит и, во всяком случае, значительно ограничивает жизненные возможности. А сколько ее, той жизни, осталось, одному Богу известно, — с грустинкой добавила Ольга.
— Вы верите в Бога? Или просто так вставили слово Бог в виде устойчивого выражения, как фигуру речи? — полюбопытствовал Олег.
— Да, я верю в единого Бога, но ни в храм, ни в синагогу не хожу и никакой конфессии не придерживаюсь. Верю в творца и вершителя судеб.
— О, какой высокий штиль! Да вы — поэт. Литератор — уж точно. А я, если честно, атеистом был в Союзе, да здесь атеистом и остался. Но в судьбу и предопределенность верю. Вот ведь,.. — он хотел что-то сказать, но запнулся или намеренно замолчал.
— А я думаю, что человеческая судьба — это и есть проявление Божьей воли, — сказала Ольга и добавила:
— Ой, что-то небо серьезно хмурится, как бы не хлынул ливень. Сегодня предсказывали проливные дожди, а к вечеру шторм. А нам ведь еще обратно идти и довольно долго. Все! Разворачиваемся — и быстро назад!
— Слушаюсь и повинуюсь! — усмехнулся Олег и подумал: женщина начинает командовать. Это хорошо или плохо? Хорошо, что уже, вроде, меня своим приятелем считает. Плохо, что так быстро начала мной руководить. Впрочем, она права. Надо спешить, иначе промокнем до нитки.
Они развернулись и ускоренным шагом пошли в сторону авеню W. Еле успели дойти до своих домов, как начался ливень.

Два дня бушевала стихия со всей разрушительной силой: ветер дул со скоростью 50 миль в час, стена воды обрушивалась на город, гнулись и ломались деревья, обрывая электрические провода и вызывая — перебои с электричеством.
А через два дня, когда погода наладилась, Олег почему-то не пришел на прогулку к назначенному часу. Ольга, привыкшая к их, как она про себя называла, "парному катанию", напрасно прождала его где-то минут пятнадцать на углу авеню Х и поняла, что он сегодня вообще не придет. Она пошла, как обычно, в сторону Брайтона, теперь одна, все же раз за разом оглядываясь назад в надежде увидеть Олега. Но он так и не появился.
Разные мысли одолевали Ольгу. Почему он не пришел? Ему надоели эти прогулки с ней? Он выбрал другой маршрут? Его жена случайно узнала об их уличном знакомстве и прогулках и запретила ему видеться с Ольгой? Жена? Но ведь Ольга ничего о нем не знала, женат ли он до сих пор или разведен, есть ли у него дети, чем он занимается, в каком доме живет? Как его фамилия, сколько ему лет? Она ровным счетом ничего о нем не знала. Впрочем, так же, как он ничего о ней не знал, кроме того, что она приехала с семьей в Америку в 1979 году. Это было просто уличное знакомство, никого ни к чему не обязывающее. Они не обменялись телефонами. Обычно мужчина при знакомстве с женщиной, которая ему приглянулась, просит у нее номер телефона. Он не попросил. Не успел… или ему это было не нужно. Видимо, он вовсе и не собирался ей звонить. Ну, и Бог с ним! Она даже лица его не знает и без маски не узнает. Может, он страшный, как Фантомас. Но голос приятный, и речь грамотная. Московский выговор. Этого у него не отнимешь. Все! Забыла. Был некий Олег, да сплыл. Еще один Олег…
На этом Ольга заставила себя поставить точку на отыскивания причин исчезновения некоего случайно встреченного Олега, который ей, в сущности, никто: ни приятель, ни друг, ни родственник, ни возлюбленный… так, промелькнувший попутчик.

Олег не появился ни на следующий день, ни через неделю, ни через две… Вообще, испарился. Да был ли мальчик-то? Может, мальчика-то и не было? — вспомнила Ольга известную цитату из "Клима Самгина" и перестала думать об Олеге.
Наступил декабрь, обычно радостно-суетливый, когда все покупают подарки на Хануку, Рождество и к Новому году. Но ковид не утихал, и настроение у Ольги (да и у всех вокруг) было далеко не праздничным. Прежде дочь с семьей приезжала к Ольге на Новый Год, или Ольга отправлялась к ним в штат Индиану. Но в этом году никто на праздники ни к кому не полетел, так как многие рейсы были отменены, кроме того, полеты были сопряжены с двухнедельным карантином. К тому же этот чертов ковид можно было легко подцепить в самолете. Словом, Ольга осталась на Новый год дома куковать наедине со своей наряженной искусственной елочкой и телевизором.
В январе, как это часто случается в Нью-Йорке, вдруг наступило временное потепление. Где-то 60 градусов по Фаренгейту, яркое солнце, голубое небо, ни облачка, легкий бриз. Ольга, как всегда, вышла на утреннюю прогулку, только в необычное время, в десять часов, так как ей захотелось наконец выспаться. И неожиданно на углу Ave W увидела знакомую мужскую фигуру — в спортивном костюме, бейсболке, маске и темных очках. Мужчина подошел к ней и спросил:
— Вы меня не узнаете? Не удивительно! Вы меня видели только в маске. Как же вы меня можете узнать? А я вас сразу узнал. Вы — такая, такая… особенная, узнаваемая даже под маской. У вас удивительно легкая походка. И костюм ваш я помню, и вязаную шапочку. Я — Олег. Помните? Мы с вами вместе, так сказать, совершали утренние прогулки. Я два месяца отсутствовал.
— Я вас прекрасно помню, и даже довольно долго размышляла, почему вы больше не выходите на Оушен Парквей и что с вами приключилось.
— А приключилась со мной модная нынче, проклятая болезнь. Подхватил ковид, да еще в сильной форме. Попал, мягко выражаясь, не в лучшую городскую больницу, в Кони Айленд госпиталь. Температура зашкаливала. Дышал с трудом, кашлял, хрипел… Посадили на вентилятор и капельницу. Еле-еле подлечили, не вылечили, а просто сбили температуру, восстановили дыхание, накачали антибиотиком и выпихнули домой, чтобы освободил койку для нового больного. Я там такого в госпитале насмотрелся! Настоящий фильм ужасов. Медики снуют туда-сюда в масках и ковидно-защитных костюмах, как космонавты или пришельцы из других миров. Сегодня рядом с тобой лежит живой человек, разговаривает, правда, с трудом, дышит, а завтра он уже труп. Приходят санитары, накрывают его простыней и вывозят на каталке в морг. Потом на его место привозят другого бедолагу. И повторяется та же история. Я, когда там лежал, все думал, что вот так же и меня в один совсем не прекрасный день накроют простыней и увезут в морг, потом завернут в мешок и… не знаю, отдадут ли родственникам тело для захоронения на кладбище или бросят в общую могилу, засыпав все наши тела хлоркой. — Когда Олег рассказывал свою историю, у него дрожали руки и срывался голос. — Помните, как хоронили Моцарта в общей яме-могиле? Смотрели фильм?
— Да, помню… смотрела. Боже мой! — Ольга расчувствовалась. У нее даже слезы набежали на глаза. Хорошо, что этого не видно было под темными очками. — Представляю, как вам было там в больнице тяжело, не только плохо физически… от болезни, но и морально. Морально жутко оттого, что завтра ты можешь стать просто телом, не пригодным даже для достойных похорон. Но мне кажется, тут вы ошибаетесь. Тела все же выдают родственникам, если таковые имеются. И хоронят умерших от ковида по-человечески, каждого в отдельной могиле. Ну, или кремируют. Это зависит от завещания покойного. Словом, как решат его родственники, если нет завещания.
— Конечно, вы правы. Я тогда сгущал краски. И меня ведь можно понять… Но судьба (или, как вы верите, Бог) была на моей стороне. Умереть мне не дали, как я уже сказал, подлечили и выписали. Потом дома я целый месяц приходил в себя. Живу я один. Ухаживать за мной было некому. Жена от меня давно ушла, уехала в Европу… с одним гм… весьма перспективным мужчиной, бизнесменом. А я — что? — обычный инженер, работающий в муниципалитете. Сын мой занят своей семьей, да и боялся он от меня заразиться и потом перезаразить всех своих.. В общем, я один выкарабкивался. Сейчас постепенно обретаю прежнюю форму. Хочу думать, что получится. Вот такие дела… А как вы? Не переболели?
— Нет, пока еще здорова. Сегодня здорова. Что будет завтра, не знаю. Я так вас понимаю и сопереживаю. Сколько вам пришлось пережить, перевидать, перечувствовать! Первое время, когда вы все не приходили, я каждый день думала-гадала, куда вы подевались. А оно вот что оказалось. Ковид! Ну конечно! Как это я сразу не догадалась? Да, я пока еще не заболела, хотя в нашем доме многие переболели и даже некоторых уже нет… Когда думаю об ушедших, самой жить не хочется. Может, сменим тему? Так можно рехнуться. Ну что, идем по прежнему маршруту? Будем жить, пока живы.
— Идем. Только вы, уж пожалуйста, не очень торопитесь, принимая во внимание тот факт, что я еще, к сожалению, далеко не в спортивной форме. Ладно?
— Хорошо! Сбавим темп. Да и спешить-то нам, в общем, некуда.
Они теперь уже медленно побрели к океану. На Бордвоке было мало людей. Видимо, народ не ожидал, что погода так разгуляется. Ольга и Олег подошли к кромке. Успокоенный, переливающийся на солнце всеми оттенками голубого и синего — от светло-лазурного до чернильно-синего — океан лениво шевелился, слегка волнуясь, и выбрасывал на песок белоснежные кружева пены, не замутненные водорослями. Часы показывали одиннадцать. Ресторан Татьяна был открыт для "бранча" только для посетителей, которые соглашались сидеть на улице.
— А не посидеть ли нам за столиком на улице у ресторана Татьяна? Я не успел сегодня позавтракать и проголодался. Что скажете, Ольга? Я вас приглашаю.
— А я вообще никогда не завтракаю. Только выпиваю чашку кофе и сразу на улицу. Так что я совсем даже не против перекусить.
— Вот и прекрасно!
Они сели за столик. Подошел официант, несколько удивленный, что эти двое в спортивных костюмах забрели в ресторан в такую рань. В это ковидное время сюда, в Татьяну, зимой, даже к вечеру, заходили редкие посетители. Жизнь в городе замерла. Он еще не умер, но как бы погрузился в летаргический сон. Все попрятались по своим норам.
Официант принес меню. Олег заказал пышный омлет "with everything" и кофе с пирожным Наполеон. Ну никак не мог себе отказать в сладеньком. Уж больно несладкой была его жизнь в последнее время. Ольга, соблюдая рыбно-овощную диету, заказала салат из помидоров и огурцов, креветки в сметанно-чесночном соусе и чай без пирожного.
Официант для затравки принес, как принято в русских ресторанах, бутылку минералки, тарелочку с нарезанным черным и белым хлебом и сливочное масло в разовых упаковках. Можно было приступать к еде. Наступило время снятия масок, которого в тайне Ольга и Олег побаивались. Страшились увидеть не того и не ту, которых они себе нафантазировали. Но в маске есть невозможно. Пришлось снять…
— Мне кажется, что я вас знаю, что мы прежде где-то пересекались, — сказал Олег, пристально всматриваясь в черты Ольгиного лица. Я не помню, где и когда, но я точно вас знаю. Вы, конечно, изменились. Наверное, много лет прошло с тех пор, как мы были знакомы, но смех ваш, заливисто колокольчатый, я по сей день помню. Такой нежный и в то же время заразительный смех не забывается.
— И я вас, кажется, знаю. Нет, поймите меня правильно, вы, конечно, тоже изменились, возраст есть возраст. Но все равно вас можно узнать. И я даже помню, при каких обстоятельствах мы с вами познакомились. Это было, думаю, лет сорок назад, — сказала Ольга и улыбнулась. (Улыбка у нее была удивительная. Когда женщина улыбнулась, морщинки и складки сразу будто исчезли. Вернее, взгляд собеседника перестал их замечать. — Ну же, вспоминайте! Москва, встреча, кажется, 1975‑го Нового года у ваших друзей в студенческом общежитии МГУ. Вы тогда, что называется, положили на меня глаз и все время со мной танцевали, не уступая другим парням.
— Не уступал в танце. Но для более интимного общения вы оказались недоступной.
— Недоступной? А поконкретнее нельзя?
— Ну, если вы помните, под утро, когда мы все уже прилично набрались, парочки разошлись по комнатам. У нас в комнате пустовала одна кровать. Я был пьян, и мне ужасно хотелось затащить вас в койку, но вы меня мягко так оттолкнули… и мы так и просидели до шести часов утра за разговорами. А потом вы попрощались и собрались уходить. Я хотел вас проводить, но вы сказали, что вам такой пьяный провожатый не нужен, и просто ушли. А я бухнулся в кровать и проспал до 12 часов дня. Господи, так вы та самая Ольга строгих правил, в которую я тогда по уши влюбился?
— По уши влюбился, как вы говорите, но так потом ни разу и не появился и даже номера телефона не попросил. Почему? Видно, не очень сильно влюбился. Или у вас, как говорится, был запасной вариант…
— Да, у меня была девушка, обязательства перед которой заставили меня вскоре на ней жениться. В ту Новогоднюю ночь она была больна и не смогла прийти на нашу вечеринку.
— Так вот вы какой! Ненадежный, распущенный. Одна девушка заболела — встречу Новый год и пересплю с другой…
— Это все молодость, глупость и самонадеянность. Поверьте, я потом горько пожалел, что не взял ваш телефон, не назначил свидание и… женился на другой.
— Горько пожалел! Ого! Какие высокие слова раскаяния! Только не надо преувеличивать. Все равно не поверю. Это было так давно, в другой жизни. Проехали, как говорится. А вот и мой салат принесли и креветки. Скоро и ваш омлет подъедет.
— Бог с ним, с этим омлетом! Приедет. Куда он денется! Я так рад, что снова вас встретил! Может, вы дадите мне еще один шанс? Я очень надеюсь. Ведь не зря же мы с вами через столько лет снова встретились?
— Может, и не зря. Поживем — увидим. А вот и ваш омлет прикатил. Да какой красивый, пышный! Уплетайте, пока он не остыл.
— Омлет не остынет, и я тоже, — заключил Олег, и они с Ольгой оба засмеялись его шутке.
— Погода сегодня уж больно хороша! Тишина. Безлюдье. Это неожиданно теплое январское солнце и океан, переливающийся всеми оттенками голубизны, создают прямо сказочное настроение, и мне хотелось бы верить, что мы не зря с вами снова встретились.
— Не зря! Ведь мы еще не такие старые. Еще не поздно, да?
Ольга в ответ снова улыбнулась.

Они еще какое-то время встречались и, вроде, нашлись общие темы для разговоров и даже общие знакомые. Нью-йоркский русско-эмигрантский круг интеллигенции не так уж и широк. Ольга Олегу все больше нравилась, особенно, когда она снимала темные очки и маску. (А делала она это теперь постоянно. Ведь Олег уже переболел ковидом и, даже если она является носителем вируса, для него это не опасно.)
Он видел ее улыбку и ясный взгляд карих глаз с рыжими крапинками на радужной оболочке. Такие глаза — редкость. Олег спрашивал себя, как это он мог тогда жениться на другой? Где были его глаза и мозги? Ольга мало говорила, все больше слушала разные истории из Олеговой жизни. Он много путешествовал по свету, много повидал. Было о чем рассказать.
Ольга, казалось, забыла старую обиду, что Олег тогда в молодости резко исчез. А ведь мог бы узнать у друзей, как ее найти, если бы захотел. Она слушала и искоса поглядывала на Олега. Не красив, но черты лица приятные, губы не тонкие, обрамленные седыми усами и аккуратной бородкой. Олег снял бейсболку, обнажив все еще густые черные с проседью волосы. Он чем-то напоминал ей покойного мужа. Это был Ольгин любимый типаж.
Они уже не ходили на расстоянии метра друг от друга. Шли рядом, но не под руку и, конечно же, не за ручку, как подростки. Олегу так хотелось обнять ее за плечи, но она постоянно увиливала от этой, казалось бы, отнюдь не интимной ласки, не спешила идти на "сближение", хотя чувствовала, что прикосновения Олега ей будут приятны. Словом, их роман медленно, но все же развивался. Ольга, было, уже даже решила пригласить Олега на обед, так как умела хорошо готовить и помнила добрую старую пословицу, что путь к сердцу мужчины лежит через желудок. Но потом случилось непредвиденное…
Она не пришла к условленному часу. Один день не пришла, другой… Олег занервничал, расстроился: Заболела ковидом? Или чем-то еще? Не хочет меня видеть? Я ее чем-то обидел? Что-то не то сказал? У нее появился другой ухажер? Она просто решила мной поиграть, отомстить за то, что я тогда, в молодости, не продолжил с ней роман? Сначала завлечь, а потом бросить? Могла бы и позвонить! Да, но мы так и не обменялись телефонами. Какой же я осел! Снова не попросил телефончик.
Олег укорял себя за глупость, каждое утро прохаживался около Ольгиного дома в надежде, что она появится, но она не появлялась, а он ни номера квартиры, ни фамилии Ольги не знал. Можно было бы спросить кого-то из жильцов. А как такое спросишь? Вы не знаете, в какой квартире живет некая одинокая женщина по имени Ольга, симпатичная шатенка средних лет? Спросишь — сочтут за наглеца, а то и за потенциального грабителя. Могут и полицию вызвать. Потом поди, доказывай, что ты — порядочный человек. — Так и не спросил.
А Ольга тем временем находилась в штате Индиана по срочному вызову дочери. Дочь с мужем заболели ковидом, и оба оказались в больнице. Дома осталось двое маленьких детей пяти и семи лет. Пока за ними присматривали соседи, но срочно требовался кто-то из родственников. А единственной родственницей была она, Ольга, родная бабушка. Она вылетела из Нью-Йорка в Индианаполис пулей, первым же рейсом и, естественно, не смогла предупредить об этом Олега, хотя думала о нем и огорчилась, что не знает номера его телефона. Как же глупо, прямо по-детски, все получилось! Знать, не судьба нам с ним. Ведь уже третий раз теряем связь друг с другом, — сокрушалась она.

Прошло несколько месяцев. Наступил апрель. Самое начало весны, когда распускаются почки и нежными бело-розовыми всполохами первоцвета радуют глаз деревья. Солнце светит ярко, по-летнему, но еще не жарит, и хочется проводить больше времени на воздухе. Ковид пока не заглох, но затаился и в любой день мог вспыхнуть с новой силой. Бруклинцы, казалось, на время забыли об этой напасти и высыпали на улицы семьями, на ходу все же натягивая маски.
Солнце уже спустилось с зенита и клонилось к западу. Было пять часов пополудни. Олег сидел в одиночестве за столиком на улице у ресторана Татьяна и, устремив взгляд на океан, ожидал свой традиционный омлет with everything. Неожиданно кто-то сзади тронул его за плечо. Олег обернулся и не поверил своим глазам. Перед ним стояла Ольга, с маской, приспущенной до шеи, не в спортивном костюме и не в кроссовках, а в летнем платье, босоножках и широкополой соломенной шляпе.
— Ну, здравствуй… те, Олег! Я предполагала, что когда-нибудь увижу вас именно здесь, — сказала она, сняла темные очки и улыбнулась. Как же она была хороша… той предзакатной, неяркой, но завораживающей красотой!
— Как же я рад вас видеть, Ольга! Пожалуйста, больше не исчезайте! И… дайте мне, наконец, номер вашего телефона. Обещаю не надоедать вам звонками.
— Записывайте, — сказала Ольга. — И мне не мешало бы иметь ваш номер… так, на всякий случай. — Тут они оба рассмеялись.