Книжно-Газетный Киоск


Тамара БУКОВСКАЯ


ПУТЬ ЧЕЛОВЕКА
 
В ЧАС МЕЖДУ ВОЛКОМ И СОБАКОЙ

В час между Волком и собакой
Когда не рассвело
однако
Надежда есть
Достать что ли чернил и плакать
Что вот ты весь
Собрание теней и
страхов
И слов замес
Единство воли и
безволья
Как есть один во чистом поле
Не господин
Ни слову ищущему
смысла
Ни промыслу судьбы ни числам
Своих годин
добром набитая
подушка
Чужих сентенций
трушка-сушка
Платон Плотин
Чернильная душа
потемки
Листочки буковки
подтеки
Ландшафт равнин
Молчанья усмиренья духа
Темно предание и
глухо
И нет чернил



* * *

Вот выглянешь в окно
А там метель-бродяжка
Шатается всю ночь
Не зная где прилечь
Бесстужая зима
ее с дождем бодяжит
И станет тяжела
как будто понесла
Когда еще родит
а дышит тяжко тяжко
И клонится к земле
Да места не найдет
Она сама себе
и тело и рубашка
И первородный грех
И чаемый приплод
В метаниях своих
Она и не заметит
Что кто-то из окна
Всю ночь за ней следит
Как мается она
и как пространство метит
Ненужная ему
Постылая на вид



* * *

Всю ночь шел снег
Теперь белым-бело
И мягко выстлано
И выстелено гладко
Ноздристо пористо
и сахарно и сладко
И все что было
страшно
отлегло
Такой покой покроя
от небес
До кромки леса
на картинке в раме
Окна
Где наискось
и чрез
Путь человека
Меченый следами
Отсюдова до Тудова
Но без
Подсказки навигатора
Словами
Не об’яснить
куда он и зачем
И нарушая целостность
картины
По снегу белому
А впрочем
все едино
Пустой пейзаж
Ненужный человек



* * *

Снег хрустит под ногами
Черно-белый пейзаж
Нарисован не нами
И похож на оммаж
Подражанье цитату
На беззлобный кураж
Снег хрустит под ногами
Многослойный купаж
Даже в воздухе густо
Растворен Белый снег
Нет следов — пусто пусто
Ничего больше нет



* * *

Как графитный карандаш
Жизнь отдаст тебя
В заточку
И останется графит
Чтобы Бог поставил
Точку
Все что лишнее
сточив
Источив тебя
до смысла
Приближением к ночи
числ
Или проще —
К вечной ночи
Заключает твой вояж
По расчетам многоточий
Для того кто входит в раж
Даром задарма бездарно
Жизнетворчество увраж
За бесценок в день базарный
Переход рывок вираж
Непостижное виденье
Состязания кураж
Тела с собственною тенью



* * *

Он снится мне
Дом в который уже не войти
Нет ворот тяжелых дубовых
С низкой калиткой
Закрывавшейся на кованый
Засов который выдержал осаду
Пьяной матросни пришедшей
Грабить награбленное в семнадцатом
Он сделал недоступным дом в блокаду
Когда шарили мародеры
по старым пустеющим и
Вымирающим домам в Коломне
Дом в Кустарном переулке
Был приданным бабушки
И стоял в ряду других
Принадлежавших ее братьям
Из купеческого рода Яковлевых
Дом возведенный еще в конце ХVIII
Перестраивался и подновлялся
И в ХIХ и в начале ХХ века
Но всякий раз в нем оставался
Пропитавший его стены запах
Антоновки и капустных пирогов
Привкус старой архитектуры
Разумного и расчетистого века
Вдоль всего заднего фасада
По всем трем этажам шел
длинный коридор в него и выходили
Двери черного хода каждой квартиры
В нем в огромных ларях на холодке
Хранились антоновские яблоки и капуста
По нему в ненастье бегали дети
Играя в прятки-догонялки
Среди развешенного белья
Постиранного в прачечной на первом
Откуда всегда валил пар как из преисподней
Парадный вход с парадной лестницы
Звонок с медным колокольчиком
Ключи от двери такого размера и тяжести
Словно это двери замка
Остались только в памяти
Дом в конце ХХ пошел на капремонт
Лимитчики архитекторы прорабы созидатели
Упростили что могли выпотрошили нутро
Перекроили на новый лад
И я не могу больше найти ни привычный вход
Ни дверь в квартиру где семья пережила блокаду
Где нас с сестрой тайно крестили
Двери в прошлое больше нет
Оно живет во мне и уйдет со мной
В Кустарный переулок можно пытаться
Проникнуть через акварели Лансере и Бенуа
Но видна только стена последнего в ряду
Дяди Яшиного дома — он был самым большим
И почти примыкал к пятой линии Никольского рынка
Разрушение которой засвидетельствовал
Александр Николаевич Бенуа
Разглядеть дом невозможно и на акварели
Евгения Лансере «Деревянная барка на Крюковом канале возле Никольского рынка» но взгляд уходит
В перспективу в надежде исхитриться и в повороте
Ракурса найти вход в закрытые навсегда коридоры вечности...
Дальнейшее молчание….



* * *

Не расписанье поездов
А счет потерям
И чаек плач и крик дроздов
Саундтрек истерик
Пустое дело хоронить
Мучное время
Забить, нет попросту забыть
Как темя-семя
Нанизанные на строку
У графомана
Токующего на току
В стихах романа
А затяжной прыжок
Туда
Где нету смыслов
Лишь обнуление труда
Коль суть
Прокисла
А мы-то думали
Игра
высоких истин
Вот смысл
Культуры
Ни фига — таблицы числа
Ряды бесправных величин
В свинца облатках
Где ноль помноженный на
чин
Ответ в загадке



* * *

Переписка из двух
Углов
Перевод на слова
Дней жизни
Поднимая со дна
Улов
Припасаешь его для
Приза
Это вроде как Сто
Зеркал
Для стареющей
Поэтессы
Лампы в сорок свечей
Накал
Споры тезы и
Антитезы
Что там немощи тела —
Плоть —
Только буквы в графе
Прописка
Отпечаток бесплотный
Вот
Основанье душе для
Иска
Да какова рожна я
Здесь
Разве это моя
Стихия
Фотокарточек злая
Лесть
Да бумажек листки
Сухие
Ой, как буковки
Разбрелись
О, как выцвели эти
Снимки
Не приблизить нам эту
Близь
Не взыскать с судьбы
Недоимки
Переписка из двух
Углов
Без претензий
Уже друг к другу
Где слова наши больше
Слов
Даже тех
Что предтечи
Богу



* * *

В страхе и трепете
в поте лица...
В жизнедробительной
сути —
Божьей подачки —
ты в роли истца:
Истину выловить в смуте
и не надейся...
Короткая жизнь!
сколько веревочке виться?
Кажется синего воздуха близь
в вечности вечной продлиться...
Кажется просто — движенье стихий,
непротивление плоти
перетеканию духа в стихи,
а человеческий плотик —
вольноотпущенник или беглец —
буквенный код, как наркотик,
впрыснутый в вену, — колпак и венец,
монархом сработанный ботик...
В наволке серой весь скарб — барахло:
буковок горсть да странички...
Аз Буки Веди Глаголь и Добро —
Россыпь поклевки для птички!
Небесный безнал в обналичке...



* * *

На паузу
поставленная жизнь
еще тепла
и пульс ее дрожит
Задержка речи
Кода и абзац
движение в рапиде
Жизнь эрзац
Почти анабиоз
но пульс дрожит
Как сучка в течке
Фортка дребезжит
И мечется в истерике
фонарь
Как будто дорывается —
ударь
Поздняк метаться
Сам себе король
Он до конца
сыграет свою роль
И вдребезги
рассыпется огнем
Чтоб хоть на миг
А свету будто днем



* * *

Ночью в темном дворе
Только в арке чуть-чуть
маломощного света
Мутит лампочка в сорок + ватт
И полжизни еще до рассвета
Видно белая ночь
Не поспеет к прибытию лета
Жжет натужно
во всю свою хилую силу
Светоч разума как
Рудимент просвещенья России
тенью жалкой нырнешь в парадняк —
Вот свобода вот воля
Жалься в тряпочку —
Господи Боже — доколе?
Неподвластен себе
Уязвим неликвиден
доступен для боли
И брошен как ветошь
Под ноги
И рифмуй дурачок
боги дроги
В итоге
Выйдешь вон
В недоструганной таре
как в тоге



* * *

Ну, что ж — выходит
поделом?
Нам так и надо?
Мечтать о воле,
Но такой — в пределах
ада...
И с перспективой
на отлов и выбраковку
Как на вопрос —
Ты кто таков —
Ответить ловко?
Поймать на слове
На раз-два
И сделать цифрой
Ухода вольного туда,
Где нас не видно...



* * *

В черном страхе
ночном
растворяется жизнь
с пошлым вывертом,
с пестрым подбоем
изнанки —
шелка, байки, сатина
и нанки —
бабьей сути житухи,
бытухи, тепла.
Что теперь?
Ожиданье поклона на бис?
Бесноватое время на всходе...
И вопрос без ответа
повис,
как восторг в недописанной оде.
Ода к радости, что ли,
в миноре заучит?
Без сердечного отклика
хора...
Чет ли нечет...
Гадаешь,
а выйдет — zero
Или белое поле и horror...



* * *

Опустимся на дно
Задраим переборки
И выдохнем все то
Чем жили до сих пор
Да кто мы все теперь
не зомби и не орки
Органика с душой
Телесный органон
Живой биосубстрат
Живущий в страхе
в тряске
Ненужный времени
Безмысленных пустот
Как труженика пот
Крахмаленой рубашке
Насмешка и пустяк
Случайный парадокс
Обмолвка языка
Бессмысленная пряжа
Где литеры и звук
Последнее прости
Дождя весеннего
Что плачет о пропаже
Догадок рифм и нот
О смысле бытия
Все в жертву памяти
Присутствия в излете
Простого лития
Молчания пустот



* * *

Прощается июль,
Выходит на поклоны
То с грозовым лицом,
То с примесью дождя...
Он больше не жилец,
Он выведен из зоны
Подневных прописей
В листках календаря.
Куда же он теперь?
Туда, где время оно
В пустыне ледяной
Давно отживших дней!
Он отслужил свой срок,
Он отставник — отличник,
Он — чтобы вспоминать,
Как был хорош тогда...
Тогда, тогда, тогда...
В зеленом кровотоке
Всего, что есть родня
Июльского тепла,
Пырея, чабреца, мокрицы и Осоки,
Движенья водных струй
И пухлых облаков...
Да что там вспоминать,
Заламывая руки, —
Прошел и был таков
И поминай как звать!



* * *

Как будто все слова,
Какие только знала,
Я выболтала здесь
И — начинай сначала...
Вся звуковая взвесь,
Да на колу мочало,
Слотворной чащи спесь,
Грамматики лекало —
Останутся на дне
Чернильного стакана
Да в облаке,
В незримой высоте,
На голубом круглящемся
Листе,
Где сгустки недосолов
Неочевидных мыслей
Непойманный улов
Незанесенный в списки!
Свободная душа
Не ищет жестких правил —
Вода в дожде свежа,
Гром-грохот неисправен,
Грохочет жестяной,
Безумный, камнепадный...
Грохочет ну и пусть!
И спорить с ним накладно.
Попробуй повторить
Грохочущий и рваный
Свободный метр и ритм —
Попробуй быть на равных...



* * *

Темнеет воздух августа
И тьма его густа
Как будто соком вишенья
Запачканы уста
Или смороды черной
с исподу вид куста
Темнеет воздух августа
и тьма его густа
Как нитей перехлесты
Изнанки у холста
Тучнеет воздух августа
И эта тучнота
Дождями и туманами
по горло налита
Такая непроглядная
ночная чернота
Безвидная бесстыдная
Суть черного листа
Пиши на нем расписывай
Чем жизнь была полна
Пока качает темная
Тягучая волна
Темнеет воздух августа
И тьма его густа



* * *

за нижним слоем неба
гуляют облака
Они как будто хлеба
Мякушка мягка
Точней мягки
так правильней
Но суть-то ведь одна
За нижним слоем неба
Гуляют облака



* * *

Не шелохнется
не шелохнется
отражение неба в реке
с облаками
— белыми лохмами,
как парик у месье Трике.
Недвижимое, безучастное,
неподвластное никому,
Всеединой гармонии частное
Место действия...
Что ему
До твоих сомневаетель
вывертов
Да вопросов
— в чем высший смысл?
Дождь пройдет
и туманом выстелит
нетворимую пелену,
пеленая простые истины,
чтоб о них не споткнулась мысль,
Или просто догадка —
Господи!
Безучастен ты а не мы



* * *

В предчувствии тоски
Осеннего разлива
Соври себе, что жизнь —
Ого, как хороша!
Душа полна... А чем?
Словесные позывы
Не лечатся ничем,
Не стоят ни гроша!
Весь опыт в словесах,
Которые попали
В словарный перегной.
А что на них взошло?
Убогий урожай
и соберешь едва ли,
Да толку что с него
и выглядит пошло
Точнее — пошло...
Жалкая картина —
Ни два, ни полтора,
Ни пейзаж, ни жанр...
Что из того,
Что выкрашен кармином
Весь горизонт...
В предчувствии чего?
Большой войны?
Бессмысленного мора?
И болтовни о том,
Как было б хорошо,
Когда б не душегуб
Сменил на троне вора,
И как бы все по новому
пошло



* * *

И останется
Только словесный настой
Да фонемная нежная мякоть
День тягается с жизнью
Но окриком Стой
Оторочен и нечего вякать
Смысл-не смысл
заключенные в кокон угроз
Смотрят искоса и с укоризной
За витринным стеклом
с упрежденьем «Не тро...»
Постулаты и скрепы отчизны
Тот же воздух
с другим окончаньем на ий
То же небо в другой огласовке
Округленное время
Стучит в голове
Героический хор в потасовке
Подтасовка свидетельств
Движуха вражды
Кроветворная жажда поживы
Плоть живая телесная
дышит дрожит
Шестируким жизненочком
Шивой
Всякий бог если есмь
Заступись защити
зацени человечков старанья
Живородная тварь
обреченная жить
не промыслила смысла заранье



* * *

Еще лето по старому стилю
А березы на ветер
все золото с веток спустили
И с поклонами жалкими
Ветками машут да машут
То ли Ваньку валяют
то ли манят какую-то Машу
Наблюдая за ними
считай ты уже соглядатай
Видишь лес вдалеке
Тоже вроде поддатый
Мотыляется бедный
Не зная куда завалиться
Жаль его бедолажку
Ему бы огнем не спалиться
Больно веткам от желтых и красных горячих всполохов
Или всполохов жарких
Выходит такая эпоха
Что и лесу нет спасу
И он полыхает напрасно
А когда поостынет
Предстанет совсем несуразным
Обнаженным до сути
До смыслов корявых как буквы
В старых книгах
Шрифтами с засечками
Вроде антиквы



* * *

Где же лес
Строевой да пиловочный —
Вкривь да вкось
Елы-
палы сушняк
Ни на что не пригодные сволочи
Сволокут их и бросят в овраг
Голыми
В разоренье забвенья упадке
Да на них неприкрытых нагих
даже черви не падки —
не сладки
Ни стволы ни ветвления их
Да похоже и мы не готовы
Безымянными лечь в перегной
В слой культурный где Каин где Авель
где Исаак Авраам
И где Ной
Сколько жалобы в жалостных скрипах
Неказистых облезлых сухих
Как в болезном дыхании в хрипах
Бессловесных совсем уж плохих
Отбракованных списанных лишних
И для радостной жизни чужих



* * *

От каждой деревни по облаку
по небу тянутся волоком
Стянутся стакнуться в кучу
Так им кажется лучше
И темную грозную тучу
На реку и лес нахлобучат
Вроде урок нам и случай
Думать — вот вместе-то лучше
Да это недолго — пока
С неба не хлынет река
И властная божья рука
Не разорвет неба свод
Дав повод любителю од
Читалагайскую оду
шагами измерить свободы
Движенья вдоль брега реки
Созвучье глагола и суши
Действительно действенно лучше
Чем действие вопреки веленью реки и руки...



* * *

В тяжелом воздухе бессмысленного гнева
В глухой тоске невысказанный слов
Единственный вопрос
Зачем он бросил невод
Зачем ему губительный улов
Ловитва тех кто был
кто веровал и верил…



_____________________________________________________
Тамара Буковская — поэт. Родилась в 1947 году. Окончила философский факультет Ленинградского университета. Научный сотрудник Музея Пушкина на Мойке. На рубеже 1960–70-х гг. участница литературной группы «Поэты Малой Садовой». Автор шести книг стихов. Живет в Санкт-Петербурге.