Владимир СПЕКТОР
Владимир Спектор — поэт, публицист. Родился в 1951 году в Луганске. Окончил машиностроительный институт и Общественный университет (факультет журналистики). После службы в армии 22 года проработал конструктором, ведущим конструктором на тепловозостроительном заводе. Автор 25 изобретений, член-корреспондент Транспортной академии Украины. Работал главным редактором теле- и радиокомпании в Луганске. Член Национального Союза журналистов Украины и Cоюза писателей XXI века, главный редактор литературного альманаха и сайта «Свой вариант», научно-технического журнала «Трансмаш». Автор 20 книг стихотворений и очерковой прозы. Заслуженный работник культуры Украины. Лауреат международных литературных премий имени Юрия Долгорукого, «Облака» имени Сергея Михалкова, имени Арсения Тарковского, «Круг родства» имени Риталия Заславского, а также ряда республиканских премий. Член жюри литературных фестивалей «Славянские традиции», «Русский стиль», «Пушкинская осень в Одессе». Руководитель Межрегионального Союза писателей, сопредседатель Конгресса литераторов Украины, член исполкома Международного сообщества писательских союзов (МСПС) и Президиума Международного Литературного фонда.
СКВОЗЬ ВРЕМЯ ПОГРАНИЧНОЙ ПОЛОСЫ
* * *
* * *
Бессмертие — у каждого свое.
Зато безжизненность — одна на всех.
И молнии внезапное копье
Всегда ли поражает лютый грех?
Сквозь время пограничной полосы,
Сквозь жизнь и смерть — судьбы тугая нить.
И, кажется, любовь, а не часы
Отсчитывает: быть или не быть…
Зато безжизненность — одна на всех.
И молнии внезапное копье
Всегда ли поражает лютый грех?
Сквозь время пограничной полосы,
Сквозь жизнь и смерть — судьбы тугая нить.
И, кажется, любовь, а не часы
Отсчитывает: быть или не быть…
* * *
Принимаю горечь дня,
Как лекарственное средство.
На закуску у меня
Карамельный привкус детства.
С горечью знаком сполна —
Внутривенно и наружно.
Растворились в ней война,
И любовь, и страх, и дружба…
Как лекарственное средство.
На закуску у меня
Карамельный привкус детства.
С горечью знаком сполна —
Внутривенно и наружно.
Растворились в ней война,
И любовь, и страх, и дружба…
* * *
А вы из Луганска? Я тоже, я тоже…
И память по сердцу — морозом по коже,
Ну да, заводская труба не дымится.
Морщины на лицах. Границы, границы…
И прошлого тень возле касс на вокзале.
А помните Валю? Не помните Валю…
А все-таки помнить — большая удача.
И я вспоминаю. Не плачу и плачу.
Глаза закрываю — вот улица Даля,
Как с рифмами вместе по ней мы шагали.
Но пройденных улиц закрыта тетрадка.
Вам кажется, выпито все, без остатка?
А я вот не знаю и память тревожу…
А вы из Луганска? Я тоже. Я тоже.
И память по сердцу — морозом по коже,
Ну да, заводская труба не дымится.
Морщины на лицах. Границы, границы…
И прошлого тень возле касс на вокзале.
А помните Валю? Не помните Валю…
А все-таки помнить — большая удача.
И я вспоминаю. Не плачу и плачу.
Глаза закрываю — вот улица Даля,
Как с рифмами вместе по ней мы шагали.
Но пройденных улиц закрыта тетрадка.
Вам кажется, выпито все, без остатка?
А я вот не знаю и память тревожу…
А вы из Луганска? Я тоже. Я тоже.
* * *
Как будто карандаши,
Рассыпались дни и недели.
Поспали, попили, поели...
Но сердце спешит. Спешит.
И как мне их всех собрать,
Друзей, что рассыпались тоже
Средь старых и новых бомбежек,
Хотя бы в свою тетрадь,
Собрать карандашный цвет,
Он звался когда-то «Мистецтво»,
Раскрасить дорогу, как детство,
Как счастья былого след.
Рассыпались дни и недели.
Поспали, попили, поели...
Но сердце спешит. Спешит.
И как мне их всех собрать,
Друзей, что рассыпались тоже
Средь старых и новых бомбежек,
Хотя бы в свою тетрадь,
Собрать карандашный цвет,
Он звался когда-то «Мистецтво»,
Раскрасить дорогу, как детство,
Как счастья былого след.
* * *
И, в самом деле, все могло быть хуже. —
Мы живы, невзирая на эпоху.
И даже голубь, словно ангел, кружит,
Как будто подтверждая: «Все — не плохо».
Хотя судьба ведет свой счет потерям,
Где голубь предстает воздушным змеем…
В то, что могло быть хуже — твердо верю.
А в лучшее мне верится труднее.
Мы живы, невзирая на эпоху.
И даже голубь, словно ангел, кружит,
Как будто подтверждая: «Все — не плохо».
Хотя судьба ведет свой счет потерям,
Где голубь предстает воздушным змеем…
В то, что могло быть хуже — твердо верю.
А в лучшее мне верится труднее.
* * *
На окраинах воздух свежей,
На окраинах дышится легче.
Там «Еще», позабыв про «Уже»,
Беззаботно шагает навстречу
Дню и ночи, не думая впрок,
Кто удачливей — принц или нищий?
Тот — не близок, а тот — не далек…
Ну, а воздух — действительно чище.
На окраинах дышится легче.
Там «Еще», позабыв про «Уже»,
Беззаботно шагает навстречу
Дню и ночи, не думая впрок,
Кто удачливей — принц или нищий?
Тот — не близок, а тот — не далек…
Ну, а воздух — действительно чище.
* * *
Мне все еще как будто невдомек,
Мне кажется, что я не понимаю…
Стучит будильник,
но молчит звонок,
Звучит симфония,
не первая — седьмая.
Какой сумбур!
Какая благодать!
И первый день похож на день последний.
О чем там говорить,
о чем молчать,
Когда уже ломают дверь
в передней…
Мне кажется, что я не понимаю…
Стучит будильник,
но молчит звонок,
Звучит симфония,
не первая — седьмая.
Какой сумбур!
Какая благодать!
И первый день похож на день последний.
О чем там говорить,
о чем молчать,
Когда уже ломают дверь
в передней…