Тучи за городом. В городе лучше —
ясно, безоблачно. Пух с тополей
клочьями пены ложится на лужи
с теплой водой, загустевшей как клей.

Полупросохшие лужи. Ограда
старого сада по прозвищу сквер.
Скверна невысохших луж. Из засады
хор воробьев начинает концерт.

Пусть их не видно, но в полупросохших
лужах неясно и облачно. Там
небо и пух тополиный. Похожи
лужи на окна в чужие места.

Голубь, попробовав неба из лужи,
знает дорогу туда. Воробьи
гонят его. Он взлетает поглубже
вниз в отражение — птицей любви.

Все случившееся в тот вечер
отпечаталось в ней навечно:
и вино божоле, и свечи,
и витые фигуры речи,
не всегда лишенные фальши,
и тот факт, что он ее младше,
но нескучен, смешлив и вкрадчив,
и, в конце концов, так удачно
все сошлось, что могло бы даже
и продолжиться дольше, дальше,
например у нее на даче,
но неясно, а был ли мальчик —
и себя ей вдруг стало жалко,
и кричат ей: але, гражданка,
пошустрее, не стой, как кляча! —
и пошла, улыбаясь, плача,
и в слезе, молекулы мельче,
отражалась ее невечность.

Сон разума рождает чу...
а мне так хочется на во...
            И снится мне, что я лечу
            без крыльев, ибо таково
            мое ночное естество.

Нет, я не ангел: кто без гре...
пусть первый бросит в меня ка...
            Мой пот — как лед. Я постарел,
            смирился, но полет пока
            не прерван, ибо цель близка.

Про цель скажу: блажен, кто по...
мир сна в его минуты ро...
            Конец известен — ведь в депо
            ведут все линии метро,
            и мчится шарик на зеро.

Клуб для тех, кому за тридцать,
вывеской своей гордится,
            а на ней —
Анджелина Джоли топлесс,
и, некрупно, слово «3ОПЛЮС»
            у дверей.

Пусть в фойе облезлы стены,
и вахтер с лицом гиены
            сторожит.
Здесь билет счастливый сводит
даже тех, кто еле ходит,
            если жив.

Хоть спиртное под запретом,
но в кабинках туалета
            можно пить.
Водка, если в малых дозах,
пожилым идет на пользу —
            молодит.

Как вошел — сперва сто граммов,
а потом на танец даму
            пригласи.
Стих прочти ей — будет рада:
Фет, Есенин и Асадов
            здесь в чести.

Есть буфет, но и в буфете
не забудь об этикете,
            гражданин!
Потанцуй с пятью, не меньше —
здесь гораздо больше женщин,
            чем мужчин.

В девять палец непреклонный
давит на магнитофоне
            кнопку «стоп»,
и плетутся вереницей
те, кому давно за тридцать,
            в гардероб.

Темнота осенних улиц
их встречает, но проснулись
            фонари.
Там во внешнем скучном мире
правят бал гипертония
            и артрит.

Тихо-тихо ночью в клубе,
только фановые трубы
            шепчут: «Спать!»,
и вахтер в ином обличье
щупальцами чей-то лифчик
            тащит в пасть.

Отмахивался — все равно летают,
на небе вьются. Перья-облака
закрыли цель. Немного видно с краю,
но цел объект — нет сил у бортстрелка.

В руках штурвал. Он гнется и стекает
на сапоги. Приборы в пузырьках,
и цифру шесть совсем разъело с краю.
Истек горючим. Затекла рука.

Летим петлей. Стихия не стихает.
Стихами штурман разъясняет, как
уйти на землю, прикрывая с краю
от верхних траекторию витка.

Вот и земля, знакомая такая.
Но дверь в ангар по-прежнему узка —
оттуда смотрит розоватый с краю
квадратный глаз с прицелом у зрачка.