Никому не расскажешь о том, как жил.
Рассказать, тем не менее, есть о чем.
Вот и делаешь вид, что особый шик —
В нарочитом молчании. Весь расчет,

Что поверят: ты сам предпочел — таить,
Ты не любишь досужего карканья.
И загадочны прошлые дни твои,
И в звучании лиственном, камерном

Вдруг подумаешь — кем бы ты вправду стал,
Если б смел изъясняться с ошибками.
Копошатся вороны в густых кустах,
Как ожившая жуткая жимолость.

Бреди, верблюд двужильный, по песку.
На проявленья радости будь скуп.
Какая радость, если мир — иссох?
Песок и солнце, солнце и песок.

Бреди, верблюд двугорбый, делай вид,
Что каждый горб от тяжести болит,
Что ноги не выдерживают вес,
Что ты измучен — абсолютно весь.

Верблюд, будь осмотрителен и мудр.
Не нужно знать, конечно, никому,
Что даже в этом раскаленном дне
Есть что-то жизнетворное вполне.

Есть что-то, от чего ликует ум,
Какой-то есть как будто бы изюм,
Которому подобие сыскать
Не выйдет за пределами песка.

Неотвратима страшная жара,
И понимаешь: вот сейчас — пора
Себя почуять целым и большим.
Определенно, климат учит жить.

Молчи о том, что можно — не страдать,
Что пекло не несет тебе вреда.
Бреди, не провоцируй галдежа,
Верблюжья жаропрочная душа.

Чердак, на который забраться трудно
(И возраст, и пыл не тот):
Тенета, веревки, коробок груды,
Потрескавшийся комод,

В нем — с детскими песенками пластинки,
Игрушки, колючий плед.
На что ни пойдешь, чтоб тебя простили
Те люди, которых нет

Теперь и в живых, и как будто пусто
Там, снизу, под чердаком, —
Он в воздухе держится странным грузом,
С тобою внутри притом.

Ты веришь, что спустишься — станет лучше,
Все лучшее — впереди.
Хихикает в ящике злой Петрушка:
«Попался еще один!»

Ты думал, это вечно будет нашим —
Словесный мир, словесная война.
Но ничего не вылетит однажды,
И что тогда ловить — и не поймать?

Не воробей, не воробей. А как же,
А что теперь, а где мои, ну нет,
Не может быть. Утешь себя, что каждый
С таким способен справиться вполне.

Сидишь часами, смотришь в пыльный угол
И чувствуешь, как жалок ты и стар.
И ничего не нужно, кроме звука,
Точней — возможности его издать.

Человек, у воды живущий, практически неуязвим.
Обязательно в нем со временем некий случается сдвиг
(если можно назвать, конечно,
такую особенность «сдвигом») —
человек, у воды живущий, действительно знает —
где выход.

Разве мыслимо сбиться: пристань,
моста металлический свод…
Человек — виртуоз
(ни с чем не сравнимо его мастерство),
он на слабую долю делает самозабвенно акценты;
для него под ногами почва и твердость ее —
не сверхценны.

А представим, что здесь и было то самое место, куда
он стремится попасть, — отсюда сбегая. Отсрочен удар.
Отплывает корабль.
Наемный оркестр заливается свингом.
И стоит человек на палубе — якобы неуязвимый.