В поддатии легком качается осень.
Балкон закачался... молчим, папиросим.
Папирус исписан неровной строкой,
Одна на троих папироска «Прибой».

Дымятся Д. Артиса мощные плечи,
Устали суставы, и время не лечит.
Перила уперлись в небесную хмарь.
На шее столба закачался фонарь...

Как бренно бренчит невеселая осень
И в кудри вплетает украдкою проседь.
Остывшая ночка колечками дыма
Укутала зимнего спящего Диму.

Скоро осень постучится в двери.
             В южном небе юная Луна.
Звезды расписали акварелью
             темный полусвод. Не зная сна,
стерегут покой подлунных пастбищ,
             сон людской близ океанских шор.
Вдаль смотрю и беспричинно счастлив,
             и веду с Луною разговор.
Ни о чем, а впрочем, и не важно.
             Дотянуться до нее рукой!
И погладить, и напиться — жажду
             разом утолив за день-деньской.
А она — тонка и непорочна,
             и наивна, и слегка дрожит.
Дива, вознесенная над ночью,
             из окошка в облаке глядит…

Я живу предчувствием — не чувством,
             и хочу, чтоб осенью ко мне
возвратился кочаном капусты
             шар земной, замотанный в кашне.
Мне другая осень часто снится —
             в северной далекой стороне
над безлюдным полем кружат птицы,
             собирая крохи на стерне.
Желто-красный сарафан опушки.
             Ярких красок поздний хоровод.
Песня запоздалая кукушки —
             здесь никто подолгу не живет.

Лишь художник… Может быть, напрасно?
             Осень. Озимь. Заморозков медь…
Резкие мазки наносит маслом,
             чтоб пейзаж навек запечатлеть.

Я люблю молодую Луну,
что висит за окном полумесяцем!
На свидание робко приду
по непрочной веревочной лестнице.
Притягательна и нага,
недоступна, желанна, бесстыжа!
Не могу устоять на ногах,
трезвый голос рассудка не слышу.
Убежать с молодою Луной!
И прожить по-другому остаток,
и оставить долги за спиной,
и нарушить вселенский порядок!
Окунуться в искрящийся снег,
взявшись за руки, громко смеяться,
пополам разделить свежий хлеб,
восхитительный утренний свет —
и уже никогда не расстаться
ни с мечтою, ни с прошлым, ни с чем —
все носить в той котомке заплечной.
Ты ни разу не спросишь: «Зачем?» —
Ангел мой в этом мире беспечном.

...Этот сон не нарушил никто —
он иссяк, прохудился, растаял.
Лунный свет в параллельном кино,
где когда-то тебя я оставил.
Только завтра, опять как вчера —
просыпаться с будильником в восемь,
рядом спит дорогая жена,
на дворе — не последняя осень.
А на небе — неясный овал
той Луны, что была полумесяцем.
Та, кого я так долго искал,
растворилась… и шторки завесила.

Моросящий дождь навевает грусть.
Монотонный, жалобный — свесил уши.
И сиреневый полусонный куст
Мне кивает в такт и обходит лужи.
Я смотрю на небо — плывут домой
Островные тучки, раскинув руки.
Океан рычит приливной волной,
Накрывает берег и гасит звуки.
В октябре дурацкой хандрой пленен.
Камертон осенний весной отравлен.
Облепихи гроздья со всех сторон
По воде плывут отголоском давним…

Осень подступает к изголовью,
Дарит очарованные сны,
Утешает монотонным словом
И сжигает старые мосты.
Там, в объятьях сонного дурмана,
Затерялся желтокрылый лист,
В холодок осеннего тумана
Завернувшись, как большой артист.
И громоподобные аккорды
Разлучают спящего со сном.
Он простится с жизнью благородно,
Став опавшим сухоньким листом.

Март. Весна. Любовь. Качели.
Солнце греет еле-еле.
Я сгребу тебя в охапку
И к груди прижму украдкой.
Околдую, окольцую,
Но в руках не удержу.
На прощанье поцелую —
Отпущу в гнездо к стрижу.

Апрель. Природа оживает.
Одежды зимние долой!
Я еду утром на трамвае.
Заходят девушки гурьбой.
Все целомудренно красивы!
Я так устал от частых встреч…
Любовь?! Опять проходит мимо.
Ищу рецепт ее сберечь.

Октябрь. С тобою я в ладу.
Ласкаю Златой Праги волосы.
Афинской осенью бреду.
С Акрополем шепчусь вполголоса.
Паркет немецких мостовых
Начищен солнечными бликами.
Как режиссер в актрис своих,
Влюблен в Европу многоликую.

Ноябрь. Какая, к черту, воля?!
Мороз и слякоть… Что за жизнь?!
Как лист кленовый, мама-Колли
Холодным вечером дрожит.
В ее глазах потухших тени
Безликой уличной толпы.
Как далеко до воскресенья!
И безнадежно — до весны…

Как грустно сознавать — весны не будет.
К нам осень возвращается весной.
И сердце будоражит, но не будит
Ее приход, отмеченный строкой.
Ложится слово, смешанное с кровью,
На скатерть пожелтевшего листа.
Рифмуя вопреки всему, с любовью —
Письмо пишу из Южного Креста.
Заветный Крест, висящий над землею, —
Таинственный, мерцающий огонь…
Смогу ли я вечернею звездою
Упасть в твою раскрытую ладонь?
Что душу греет? Что ее тревожит?
К себе вопросы эти обращу.
Все преходяще. День встает погожий.
Осенним утром по весне грущу.

Как неохотно гаснут фонари,
Как незаметно к нам подкралась осень.
О чем ее мы шепотом попросим?
О чем с ней по душам поговорим?

Зачем ты, осень, листьями шурша,
Напоминаешь, что и мы не вечны?
Что нам осталось в жизни быстротечной?
Не замечать, как ходики спешат…