Николь ВОСКРЕСНАЯ
ДО ПЕРЕПРАВЫ
2022/https://poetograd.ru/archive/2022_04/11.jpg)
* * *
Рыба, бьющая хвостом,
там у тебя внутри,
под твоих ребер мостом,
плещется и горит,
руки сложи крестом,
пристальнее всмотрись.
Не опасайся лукавых,
что они могут сделать,
черны пьянящие травы,
белы мертвые девы,
им до переправы,
как до пречистой веры.
Слава — счастье бездушных,
душит да говорит:
разве на всех заблудших,
хватит твоих молитв?
Прикосновенье разрушит
водную гладь — зеркал лабиринт.
там у тебя внутри,
под твоих ребер мостом,
плещется и горит,
руки сложи крестом,
пристальнее всмотрись.
Не опасайся лукавых,
что они могут сделать,
черны пьянящие травы,
белы мертвые девы,
им до переправы,
как до пречистой веры.
Слава — счастье бездушных,
душит да говорит:
разве на всех заблудших,
хватит твоих молитв?
Прикосновенье разрушит
водную гладь — зеркал лабиринт.
* * *
Соль рассыпают к ссоре.
Плачь не рожденное море.
Новорожденное в боли,
чище чем свет и сильнее воли.
Живы ли те, кто мне предназначен?
Умерли, может, от несовершенства,
есть ли ответ еще однозначней
на краю медитативного транса, остром пике блаженства.
Если окружающий мир навсегда исчезнет,
от него останется только реклама.
Задохнувшийся в этой болезни,
осязаем не более чем нирвана.
Плачь не рожденное море.
Новорожденное в боли,
чище чем свет и сильнее воли.
Живы ли те, кто мне предназначен?
Умерли, может, от несовершенства,
есть ли ответ еще однозначней
на краю медитативного транса, остром пике блаженства.
Если окружающий мир навсегда исчезнет,
от него останется только реклама.
Задохнувшийся в этой болезни,
осязаем не более чем нирвана.
ПЯТЬ
Будущее не выйдет гулять,
кофемолка времени заржавела и крутит назад.
Сбросьте солнца желтый резиновый мяч
из окна в повседневный ад.
Как чудовище из детской сказки:
быт — наследник комиссионок,
где в бутылочке яд из печальной ласки,
безымянна бесчисленность легионов.
Там, где некогда быть счастливым,
а прекрасное некогда, поистрепалось,
жизнь уходит волной отлива,
из тех мест, где она начиналась.
кофемолка времени заржавела и крутит назад.
Сбросьте солнца желтый резиновый мяч
из окна в повседневный ад.
Как чудовище из детской сказки:
быт — наследник комиссионок,
где в бутылочке яд из печальной ласки,
безымянна бесчисленность легионов.
Там, где некогда быть счастливым,
а прекрасное некогда, поистрепалось,
жизнь уходит волной отлива,
из тех мест, где она начиналась.
* * *
А из моих волос
вырастет темный лес,
воющий словно пес
на луну (пустых) этих мест.
А из моей головы
выйдет отличный котел.
Варево лютой беды
выварит пусть костер.
Ноги — дороги детей,
Ребра — клетки для птиц,
жилы пойдут для плетей,
руки — деревьями самоубийц.
Сердце — черный алтарь,
рекам быть злоречивыми,
ровня мне лютый январь,
да тот, кто крещен крапивою.
вырастет темный лес,
воющий словно пес
на луну (пустых) этих мест.
А из моей головы
выйдет отличный котел.
Варево лютой беды
выварит пусть костер.
Ноги — дороги детей,
Ребра — клетки для птиц,
жилы пойдут для плетей,
руки — деревьями самоубийц.
Сердце — черный алтарь,
рекам быть злоречивыми,
ровня мне лютый январь,
да тот, кто крещен крапивою.
* * *
Потерявши голову по волосам не плачут,
безумие только повод сменить прическу.
Если выделом переиначен,
среди мертвых ищи тезку.
Это что-то, что ты потеряешь,
называется просто: рассудок,
посмотри: черной дырой зияешь,
словно вырезанный из книги рисунок.
Наигравшись, отбросить тело,
разве череп не более чем ракушка?
Где же гвоздь, на котором висело,
мироздание все, как игрушка.
безумие только повод сменить прическу.
Если выделом переиначен,
среди мертвых ищи тезку.
Это что-то, что ты потеряешь,
называется просто: рассудок,
посмотри: черной дырой зияешь,
словно вырезанный из книги рисунок.
Наигравшись, отбросить тело,
разве череп не более чем ракушка?
Где же гвоздь, на котором висело,
мироздание все, как игрушка.