Железнодорожний король России XIX века, банкир, правозащитник, отец пацифистского движения, организатор науки, ученый самого широкого диапазона, он получил всемирную известность и даже был номинирован на Нобелевскую премию мира.

Речь идет об Иване Станиславовиче Блиохе (1836–1902). Фамилия Блиох (Блох, Блок, Волох, Валах) произошла от польского слова «Wloch» (в переводе: «итальянец»). Так поляки называли сефардов — выходцев из Италии. Одним из носителей фамилии был далекий потомок тех итальянских переселенцев, «чрезвычайно умный и энергичный» иудей Селим Блох, житель города Ломжа, что вдоль реки Налив. Здесь евреи селились с XV века и к середине XIX века составляли 2574 человек (около 40% населения), причем в правах они были поражены и жили в специальном гетто, выйти за пределы которого могли лишь привилегированные евреи. Как и во всей прусской Польше, здесь укрепилось влияние последоватей Хаскалы, так что многие евреи были сторонниками европейского влияния и европейской культуры.
Жизнь в Ломже у Селима не задалась, и он переехал в другой польский город — Радом, находившийся уже под российским скипетром, так что, помимо идиша, немецкого и польского, он вскоре овладел и русским языком. Радом, что на реке Млечна, в 100 км. от Варшавы, был столицей Сандомирской губернии с населением около 30 тысяч человек. Хотя иудеи составляли 14% горожан, у них долгое время не было даже своего погоста (еврейское кладбище открылось в 1831 году). А в 1827 году местная еврейская община выкупила здание костела, возвела новую башню и перестроила его в синагогу.
Селим Блох открыл здесь мастерскую по окраске шерстяных изделий. Благосостояние его оценивалось разно: от вполне успешного фабриканта до чуть ли не пролетария, с трудом содержавшего свою многодетную семью.
Блохи были вполне ассимилированными. Вплоть до того, что старший сын Селима, семнадцатилетний Фердинанд-Адольф (1825-после 1881), в будущем купец и строитель железных дорог (правда, не сумевший достичь успеха), перешел в аусбургско-реформатское исповедание, распространенное в тех пограничных районах. Достаточно сказать, что, согласно статистике, в 1840-е годы в Варшаве и ее предместьях католиками стали лишь 31% обращенных евреев, а вот по протестантскому обряду крестились 69%. Показательно, что в протестантизм обратился в 1845 году и сын придворного фактора, крупнейший банкир Царства Польского, Леопольд-Станислав Кроненберг (1812–1878), после чего получил в собственность табачную монополию. Понятно, что названные ренегаты изменили веру, ибо не желали быть дискриминируемым меньшинством, а вовсе не потому, что искали спасение в христианстве.
Наш герой, Ян Готлиб Блох, седьмой из девяти детей Селима, жил с оглядкой на старшего брата, которому всячески подражал, и в 15 лет тоже стал протестантом. Работать наш отрок начал рано: в 14 лет перебрался в Варшаву, где поначалу трудился в одной небольшой адвокатской конторе, а затем был мелким банковским клерком в фирме Симона Самуэля Теплица (1795–1865), где и приобрел первый коммерческий опыт. Как это волилось, он учился в хедере, а затем под руководством отца изучал дома языки и светские науки. Причем был подготовлен настолько, что сдал вступительные экзамены в Варшавское реальное училище, где преподавались прикладные дисциплины: механика, химия, а также технологические и коммерческие предметы. Курс обучения длился семь лет и был им завершен в 1854 году.
А в 1856 году он неожиданно принимает католицизм, что практическими резонами объяснить трудно: все христианские «иностранные исповедания» пользовались в империи равными правами, так что никаких новых привилегий он не получил. Казалось бы, в католической Варшаве стать католиком было оправданней, на деле, однако большинство евреев в 1850-е годы становились протестантами (61%) и лишь меньшинство — католиками (39%). Впрочем, скорее всего, он вновь последовал за многоопытным братом. Авторитетная «Еврейская энциклопедия Брокгауз и Ефрон» указывает, что Ян-Готлиб «крестился по семейным обстоятельствам». Правда, современники сомневались в искренности этого «дважды перекрещенца», поскольку он не посещал ни костела, ни кирхи: по-видимому, был агностиком, если не сказать атеистом. Исследователь Алексей Волынец отмечает в связи с этим, что религия была для юноши лишь «рабочим инструментом» в жизни и деятельности. Впрочем, сам наш неофит прекрасно понимал, что, несмотря на христианскую вывеску, его еврейство было разве только секретом полишинеля. «Можно ли найти кого-либо в Варшаве, от аристократа до распосреднего слуги в моем доме, — говорил он. — кто бы не знал, что я еврей. Как бы меня не аттествовали, все держат в уме, что и бизнес мой — еврейский».
Вскоре Ян-Готлиб направился в Санкт-Петербург, где на русский манер стал именоваться Иваном Станиславичем и переделал свою типично еврейскую фамилию на более нейтральную — Блиох. В это время Россия переживала железнодорожный бум, и наш герой, опять вослед старшему брату, с головой ушел в этот перспективный бизнес. Начинал он мелким подрядчиком Петербургско-Варшавской железной дороги, брал подряды на обустройство какой-нибудь станции или платформы. Позже, являясь уже концессионером, строил часть Либаво-Роменской железной дороги.
Стремясь разобраться во всех тонкостях нового дела, он, как выпускник реального училища, не мог продолжить образование в российском университете, поэтому направился в Берлин, где слушал лекции по математике, физике и инженерному делу, а также по экономическим и общественным наукам. Упорно работая, много читая и наблюдая, он сумел стать глубоко образованным человеком. Современники называли его «самородком-автодидактом».
В Варшаву он вернулся уже «миллионщиком», открыл банковскую контору, купил престижный дом. И все это на радость молодой жене, Эмилии-Юлии Кроненберг (1845–1921), племяннице крупного финансиста Леопольда Кроненберга, которого называли Железнодорожным королем Царства Польского. Их брак, в котором родилось семеро детей, был заключен в 1862 году и слыл вполне счастливым. Кроненберг считал Ивана надежным партнером и назначил своим финансовым советником. Но, к всеобщему удивлению, Иван развил такую бурную деятельность, что на почве разногласий с контрактами вдрызг разругался со своим свойственником. Их затяжной конфликт рассматривали как «противоречие старой и новой буржуазии», причем новое взяло верх: Блиох получил право самому называться Железнодорожным королем.
Он строил Ландварово-Роменскую, Ивангородо-Домбровскую железные дороги, был учредителем и председателем правления акционерного общества Киево — Брестской, Либаво-Роменской, Лодзинской и Тираспольской железных дорог. Помимо железнодорожных предприятий, он основал несколько частных банков, кредитных и страховых учреждений. Неудивительно, что он стал членом Совета Польского банка, председателем Общества купцов и президентом Биржевого комитета.
В бытность Блиоха главой Общества Юго-Западных железных дорог случилось крушение царского поезда в Борках (позже выяснилось, что в результате подрыва). Александр III сказал в сердцах: «На вашей дороге нельзя ездить, потому, что ваша дорога жидовская». Впрочем, это вовсе не означало, что царь ставил под сомнение важность и полезность самого железнодорожного строительства. И в этом с ним были солидарны даже публицисты-славянофилы. Так, Иван Аксаков говорил о том, что такие дороги отвечают настоятельным потребностям русского народа, который, «не заботясь об наших опасениях и поэтических сожалениях, не питает к железной дороге никакой ненависти, находит ее очень выгодною, охотно по ней катается… и не прочь устроить ее в других местах». А вот нынешние евразийцы, в отличие от своих предшественников, стоят на архаично-консервативной позиции: «Десакрализация прокладывает повсюду рельсы… Железная дорога родилась именно тогда, когда "Бог умер"». И это в XXI-то веке!
Блиох был не только практическим деятелем, но и теоретиком железнодорожного дела. В 1864 году он составил записку ο правильной постановке этой отрасли государственного хозяйства. А его первая книга «Русские железные дороги» (на русском и французском языках с 12 картограммами, СПб., 1875) явилась первым в России серьезным опытом разработки железнодорожной статистики и политики, и на географической выставке в Париже была награждена медалью. Интересна также его монография, с атласом и графиками, «Исследование по вопросам, относящимся к производству, торговле и передвижению скота в России и за границей» (1876), а также «О взимании русскими железными дорогами провозных плат в металлической валюте» (1877). В защиту интенсивного железнодорожного строительства в России (за 11 лет было построено 20 тысяч верст!) Блиох напечатал в «Вестнике Европы» (1877) целый ряд статей. Но главным трудом в этой области стала его капитальная монография «Влияние железных дорог на экономическое состояние России» — пять увесистых томов, с графическим атласом и таблицами (СПб., 1878; вышла также на польском и французском языках) и тогда же на Всемирной выставке в Париже была отмечена большой золотой медалью.
Понятно, что столь монументальный труд с самыми разноплановыми данными, грудой цифр, графиков, диаграмм, статистических выкладок, не мог быть выполнен в одиночку. Здесь потребовалось участие многих специалистов, работу которых автор организовал и щедро финансировал. По заданию Блиоха, каждый из них должен был сосредочиться на своем узко-конкретном участке.
Премьер-министр Сергей Витте привел забавный эпизод с генерал-лейтенантом, инженером-строителем Станиславом Кербедзем (1810–1899), в свое время помощником управляющего работами по сооружению Петербургско-Варшавской железной дороги, который «знал Блиоха еще маленьким жидком и всегда называл на ты». Иван преподнес ему свой многотомный опус. «Тот поблагодарил его за подарок и наивно спросил, прочел ли тот сам этот труд. Блиох очень обиделся». И добавим: имел на это все резоны.
Степень участия Ивана в изданных под его именем книгах раскрыл его многолетний сотрудник, экономист Андрей Субботин (1852–1906): «Мы не раз имели случай удостовериться, что И. С. лично изучал источники, делал отметки, намечал таблицы, планировал графики, составлял не только программу труда, но и основной текст, а также все выводы; своим же сотрудникам поручал лишь черновую работу, выборку статистических данных, подсчет таблиц, выписку и перевод своих пометок, но лично собирал и располагал весь материал, снабжал таблицы и графики комментариями. Не делают ли то же самое многие ученые и все те, которым дорого время, т. е. оставляют себе, так сказать, структуру труда, а механическую работу поручают другим. От этого труд только выигрывает, становится более производительным; является возможность больше сделать за то же время». Говоря современным языком, Блиох был неутомимым генератором идей. Он координировал работу целого института, который привел в движение и занял в нем место главного научного руководителя.
Недоброхоты корили Блиоха в жажде славы, забывая о его бескорыстном и страстном самопожертвовании, о том, что научно-просветительская работа стала для него обязательным, личным делом. Вот как ответил на подобные выпады осведомленный биограф: «И в преклонном возрасте, когда люди начинают жить для себя, становятся эгоистичными, он проводил почти все время среди книжной пыли, за разборкой материалов, за чтением литературных новинок, иногда забывая при этом о таких прозаических вещах, как правильная еда, сон, прогулки, предписания докторов. Нельзя не ставить ему в большую заслугу, что вместо удовлетворения тщеславия, подобно большинству других богачей, взамен широкого пользования утехами жизни, он затратил не одну сотню тысяч на обширные и ценные исследования, интересные и для ученых, и для администраторов, и просто для образованных людей».
Заслуги Блиоха получили широкое признание: в 1877 году он стал членом Ученого комитета министерства финансов, статским советником, был награжден орденом Св. Владимира 4-й степени и возведен в дворянское достоинство. А уже в 1882 году он вместе с сыном Генрихом-Яном и дочерьми Марией, Екатериной, Александрой, Эммой, Эмилией и Иоанной-Марией, был утвержден и в потомственном дворянстве, с правом на внесение в 3-ю часть «Дворянской родословной книги». Был сочинен и герб Ивана Блиоха: в лазоревом щите половина серебряного кольца, концами вниз. На кольце серебряное острие от копья. Внизу серебряное колесо с восемью спицами. На щите коронованный шлем; в качестве нашлемника — три страусовых пера, среднее серебряное, крайние лазоревые. На щите лазоревый намет, подложенный серебром. Красноречив и девиз, набранный серебряными буквами на лазоревой ленте: «OMNIA LABORE» («Все трудом»), что вполне соответствовало неукротимой работе нашего героя.
Иван Станиславович считается автором значительных трудов по экономической истории России, включая Царство Польское. Это крупные обобщающие исследования глобальных сторон государственного управления. Достаточно сказать, что на польском языке были изданы его книги «Фабричная промышленность в Царстве Польском» и «Земля и ее задолженность в Царстве Польском». Он также поместил ряд статей по железнодорожным и финансовым вопросам в журналах «Biblioteka Warszawska» и «Ateneum».
В 1882 году выходит в свет четырехтомный труд Блиоха «Финансы России XIX столетия». Это исторический очерк государственного финансового управления империи, начиная с подымных и подушных податей допетровской Руси и завершая «Новым таможенным тарифом» Николая I. Даются развернутые данные о государственных доходах и расходах, а также характеристики деятелей (прежде всего, государей и министров), так или иначе влиявших на финансовый климат в России. Материал выстроен в хронологической последовательности. Интересно, что Блиох вносит в текст свое авторское отношение. Так, эпоху Николая I он называет: «безусловная реакция». Труд дополнен томом, включающим историю финансов Царства Польского до слияния их с общим российским бюджетом.
Согласно Блиоху, для поправления российских финансов необходимо было изменение государственного устройства, ибо «будущность принадлежит развитию самоуправления: средство, давшее хороший результат во всем мире, произведет его и у нас, лишь бы оно явилось путем правильным, мирным и не слишком поздно». В случае же нежелания правительства дать волю частной инициативе, возможны и «насильственные народные движения». (Звучит остро современно, если обратиться к нынешним реалиям, не правда ли?). Но неслучайно такая позиция вызвала резкую критику известного «охранителя» Михаила Каткова. Он корил Блиоха за то, что тот старается «поселить в обществе недоверие к производительным силам страны и к трудовым способностям народа». Понятно, что в своих выводах прогрессист и космополит Блиох ориентировался на стремительное развитие капитализма в России как органической части процесса общемирового. И показательно, что «Финансы России…» были переведены на французский, немецкий и польский языки.
В том же ключе выполнены и финансово-экономические исследования «Мелиорационный кредит и состояние сельского хозяйства в России и иностранных государствах» (2 изд.: 1890 и 1896) и «Задолженность землевладения в Царстве Польском» (1894). Широта научных интересов Блиоха поражает. Как отмечает израильский историк Эла Бауэр, по своей универсальности и многогранности он явил собой пример деятеля «возрожденческого типа». Даже Сергей Витте, относившийся к Ивану Станиславовичу с явной неприязнью, назвал его «человеком по природе не глупым, в высшей степени образованным и талантливым».
Немудрено, что Блиох, став одним из самых крупнейших предпринимателей России, не только дослужился в 1887 году до генеральского чина, но и негласно назначал министров в царском правительстве. Так было с профессором Иваном Вышнеградским (1832–1895), одним из известных российских ученых XIX века, основоположником теории автоматического регулирования и руководителем Санкт-Петербургского технологического института, который благодаря Блиоху стал министром финансов. Несмотря на то, что они были такими разными (Блиох — убежденный космополит и агностик; Вышнеградский — консерватор, истово православный и империалист), но им сообща удалось быстро сократить бюджетный дефицит страны и увеличить золотой запас, что позволило вскоре ввести в обращение золотой рубль. Впрочем, и Вышнеградскому, и Блиоху эти достижения были нужны не только для укрепления мощи империи, но и для грандиозной операции по выкупу частных железных дорог России в госсобственность. Эта схема принесла министру Вышнеградскому и его бизнес-партнеру Блиоху фантастические прибыли.
Одним из первых среди ученых, Иван Станиславович занялся проблемами взаимоотношения войны и политики, войны и экономики. Он предпринял попытку раскрыть причины, характер и масштабы вооруженной борьбы в будущей войне европейских стран. Ему удалось привлечь к работе целый штат экономистов, статистиков, инженеров, а также военных из Генеральных штабов европейских стран, прежде всего, России и Германии. Был собран огромный фактический материал. Это позволило ему рассмотреть проблемы мобилизации, сосредоточения и стратегического развертывания армий Австро-Венгрии, Германии, России и Франции, а также определить вероятные способы ведения войны.
Первые результаты этого исследования Блиох начал публиковать в 1892 году в русской и польской, французской и немецкой периодике. Реакция общественности была в целом доброжелательной и подвигла его продолжать начатую работу, которую он завершил в 1898 году иданием капитального шеститомного труда «Война. Будущая война в техническом, политическом и экономическом отношениях» (4 тыс. страниц текста и 1 том картограмм!). Блиох считал себя обязанным привлечь внимание к факторам, игравшим существенную роль в будущей войне. Концепция войны Карла фон Клаузевица как инструмента национальной политики осталась в прошлом. Трезвый и добросовестный анализ фактов привел ученого к выводу, что в грядущих боестолконовениях победителей не будет, ибо за ними последуют миллионы жертв, разруха, голод, революция. Он горячо призывал к разоружению и всеобщему миру. Надо сказать, что такие мысли он высказывал еще Александру III, но тот, несмотря на свою репутацию Миротворца, слушал его вяло, и встреча оказалась бесплодной. Не то Николай II, который, узнав, что книга задержана цензурой, не только санкционировал публикацию, но и способствовал ее популяризации. Этому предшествовали его неоднократные многочасовые беседы с Блиохом, после чего император настолько проникся идеей всеобщего мира, что встал за нее горой. И императрица Александра Фёдоровна, с которой также говорил Блиох, горячо поддержала его пацифистские взгляды. Одобрили августейшие особы и инициативу созыва международной мирной конференции по разоружению, на чем настаивал ученый. С их поддержкой труд был издан на польском, немецком, французском и английском языках. Интересно, что почти столетие спустя книга будет переиздана на английском и французском. Имеется также и ее издание на иврите.
Согласно Блиоху, война и мир — это результат целого ряда причин, начало которых исчезает в «тумане доисторического быта обществ». При этом война так тесно соединилась с историей человечества, играла столь выдающуюся роль во всех фазах развития, с ней связаны столь многие, дорогие для каждого народа воспоминания, что до последнего времени люди не только не чувствовали к ней отвращения, но, наоборот, окружили ее блеском почета. Но к концу XIX века многие в Европе стали настаивать на несовместимости милитаризма и мирового прогресса: война неприемлема не из-за высокой морали и религиозных воззрений, а просто потому, что в индустриальном обществе она несет разрушительный эффект. Если говорить о традиции, то взгляды Блиоха впитали в себя идеи польского позитивизма, западного идеализма, философов Анри Сен-Симона, Джона Стюарта Милля, Герберта Спенсера и др.
Блиоха называют пророком, предвидевшим ход Первой мировой войны. Он и в самом деле предрек использование новой военной техники ((бездымного пороха, скорострельных винтовок, пулеметов), снижение важности кавалерийских и штыковых атак, новые условия войсковой разведки, использование неслыханной тогда авиации («кораблей, носящихся по воздуху»). Война будет позиционной, с большим преимуществом обороняющихся перед наступающими. Возникнут протяженные фронты. Бои затянутся на годы и станут войной на истощение. Он предсказал «снарядный голод» и «хлебный кризис», которые в 1915–1916 гг. охватят воюющие страны; дефицит младших офицеров и «ослабление в войсках руководства»; решающую роль окопов, полевых укреплений; применение подводных лодок и, конечно же, чудовищные потери всех воюющих сторон. Блиох горячо пропагандировал мысль о всеобщем разоружении, доказывая, что в этом заключается спасение не только Европы, но и всего человечества.
Его идеи были поддержаны Николаем II, который выступил с инициативой созвать Гаагскую мирную конференцию. Этот прозвучавший из Санкт-Петербурга призыв поразил глав европейских государств. Некоторые его приветствовали, заявляя, что русский царь станет известен в мировой истории как Николай-Миротворец. На конференции, проходившей 18 мая — 29 июля 1899 года, приняли участие представители 20 европейских стран, а также Мексики, Японии, Китая, Сиама и Персии. И хотя сам Блиох не был включен в состав российской делегации, он выступил здесь с серией публичных лекций: о будущей войне с экономической точки зрения, о развитии огнестрельного оружия, о трудности мобилизации современной армии, о грядущих морских баталиях. Кроме того, участникам конференции раздавали экземпляры его труда. Так что вовсе неслучайно его назвали «Человеком, созвавшим Мирную конференцию». При этом председатель конференции Егор де Стааль назвал Блиоха «замечательным человеком» и добавил: «Он хочет доказать, что всеобщий мир вовсе не утопия, но при современном состоянии армии и вооружения утопией для цивилизованных стран становится война. И он прав».
Впрочем, некоторые генералы восприняли труд Блиоха со скепсисом. Они придирчиво выискивали ошибки в его прогнозах — благо, в шести объемных томах их было немало. Автора осуждали и как еврея, и как пацифиста, сумевшего привлечь на свою сторону всесильного российского императора. Особенно много оппонентов было у него в Германии. Граф Георг Герберт Мюнстер видел в разглагольствованиях о всеобщем мире сговор России и Франции против Германии. А Кайзер Вильгельм II прямо телеграфировал Николаю II: «Вообрази монарха, распускающего свои полки, овеянные вековой историей, и предающего свой народ анархии и демократии». Даже принц Уэльский Эдуард VII заявил о бессмысленности предложений Блиоха. Зато Лев Толстой назвал его книгу «прекрасно составленным и очень полезным сочинением».
Конференция не сократила роста вооружений, не предотвратила англо-бурскую и русско-японскую войны, а только урегулировала способы мирного решения вопросов. Иван Станиславович не обольщался относительно ее результатов: «Большая война в ближайшем времени маловероятна… Но о вечном мире можно только мечтать; летопись войн нельзя считать окончательно закрытой, и опасность далеко еще не исчезла». Примечательно, что Блиох вместе с Николаем II был в 1901 году номинирован на первую Нобелевскую премию мира. Получил ее, однако, швейцарец Анри Дюнан, создатель Международного Красного Креста. Но сам факт его номинации говорит сам за себя.
Последним памятником пацифистских идей Блиоха стал созданный им рукотворный Музей Мира и Войны (Люцерн, Швейцария), где собраны ценные коллекции оружия, обмундирования, картины батальной живописи. Но открылся он уже после его смерти, в июне 1902 года…
Интересен словесный портрет Блиоха, нарисованный на закате его дней русско-еврейской писательницей Рашелью Хин (1863–1928): «Совсем еще бодрый старик с белой, по-французски подстриженной бородой и гладкой, как слоновая кость, лысиной, обрамленной гладкими седыми волосами. Лицо семитического рисунка, но смягченное годами покоя и власти; ласковые, умные, выцветшие, "испытующие" глаза… Манеры простые, спокойные …Такого приятного self made man я до сих пор не встречала. Собеседник он очень интересный». К тому же Хин была свидетельницей романтических отношений Блиоха и ее подруги, бывшей жены известного скрипача, Надежды Ауэр (1855–1932), что характеризует его как человека пылкого, способного на идеальное чувство, ну точно как лирический герой Фёдора Тютчева:

«Иван Станиславович, хоть и был уже в возрасте, тут же влюбился, — сообщает Хин, — Похоже, впрочем, что все было вполне платонически… Так вот Блиох стал регулярно давать ей большие суммы денег "на жизнь". Чтобы сгладить неловкость ситуации, была придумана успокоительная теория, что это "в долг". Когда-нибудь Надежда Евгеньевна продаст свое имение под Самарой и все вернет. Это "когда-нибудь" тянулось неопределенно долго, и получилось так, что имение она продала только после его смерти»…
Хотя своим крещением Блиох вроде бы снял с себя «кандалы еврейства», он не открестился от своего народа и верил в достойное место евреев в новом космополитическом обществе. Он горячо поддерживал еврейскую филантропию в Варшаве, Радоме и Петербурге. Инициировал он и меморандум от Варшавской биржи ценных бумаг в защиту евреев от дискриминации по майским законам 1882 года и нераспространении их на Царство Польское — и своего добился! В 1885 году, по поручению председателя Высшей комиссии по пересмотру законов ο евреях Константина Палена (1833–1912), он представил записку «О приобретении и арендовании евреями земли» и неоднократно составлял для официальных сфер докладные записки по еврейскому вопросу. Он щедро субсидировал Еврейское колонизационное общество, а также публикацию книг на идише в помощь эмигрантам в США и Аргентину. Проявлял живой интерес к сионизму и стал товарищем Теодора Герцля (1860–1904), по просьбе которого в 1899 году Блиох смог получить разрешение властей на свободную продажу в России акций Еврейского колониального банка. Близко сошелся он и с другими сионистами: пионером журналистики на иврите Нахумом Соколовым (1859–1936) и экономистом Йозефом Киршротом (1842–1906), которые по его заданию собирали статистические данные о евреях Польши. Финансировал он и еврейские культурные проекты, стал спонсором журнала классика еврейской литературы на идише Ицхока-Лейбуша Переца (1852–1915) «Yidishe bibliotek».
Блиох старался использовать свои обширные личные связи, чтобы побудить правительственные круги облегчить положение евреев. Он организовал специальное «бюро печати», в котором обрабатывались оперативные материалы по еврейскому вопросу и трактовались факты, имевшие значение для разработки официальных законопроектов. К делу были привлечены талантливые публицисты, подготовлены злободневные статьи. Однако публиковать подобные тексты оказалось делом многотрудным, потому от этой идеи им пришлось отказаться.
Судьбоносной для Блиоха стала его встреча с писателем и правозащитником Николаем Бакстом (1842–1904). Боевитый публицист, он печатал статьи по еврейскому вопросу в газетах «Голос», «Московских -» и «Петербургских ведомостях», написал апологетическую книгу «Русские люди о евреях», конечно, сразу же запрещенную цензурой. Несколько лет работал в комитете «Общества распространения просвещения между евреями в России», но особенно много потрудился в созданном по его инициативе «Временном комитете ремесленного и земледельческого фонда». Это Бакст навел Блиоха на мысль об исследовании экономического и морального состояния евреев в России.
В этой связи необходимо вспомнить высказывание Михаила Салтыкова-Щедрина: «Относительно еврейского вопроса ходят в совершенных потемках, не имея о нем никаких фактов, кроме предания, правда, давно уже утратившего смысл, но доселе сохранившего еще свою живость». И в самом деле, источников статистических данных по этому вопросу почти не существовало. А те, что имелись, не содержали необходимых подробностей. Все это давало антисемитам, в том числе из властей предержащих, руководствоваться смутными догадками и случайными обобщениями и говорить о вредносности иудеев во всех сферах экономической и хозяйственной деятельности.
С завидной энергией приступил Иван Станиславович к собиранию точных данных об экономическом положении и роли евреев в черте оседлости. Его помощники работали в различных учреждениях, казенных палатах, пользовались также официальными отчетами, протоколами, статистическими обзорами, докладами комиссий и неопубликованными трудами Высшей комиссии. Систематизировал же и обобщал материал сам Блиох. Адвокат Генрих Слиозберг (1863–1937) вспоминал: «Блиох так увлечен был своей работой, что часто, отправляясь в Петербург, брал с собой в дорогу статистический материал, касающийся еврейского вопроса, и в вагоне работал над ним; во время своего пребывания в Петербурге, в свободные от различных посещений минуты, он также отдавался обработке этого материала. Как близко этот железнодорожный и банкирский деятель принимал к сердцу то дело, которому он посвятил столько внимания!»
Работа Блиоха «Сравнение материального и нравственного благосостояния губерний западных, великороссийских и польских» (1891) вылилась в форму обширного пятитомного сочинения, включавшего в себя до 140 таблиц и до 350 графиков и картограмм, наглядно пояснявших текст. Следуя строго индуктивному методу, автор взял себе за правило судить только о вопросах, доступных проверке цифрами. Иными словами, он руководствовался статистическим законом больших чисел, согласно которому для правильного вывода должно быть взято наибольшее число зарегистрированных фактов.
Исследование предварял очерк о современном антисемитизме в его «экономически-передовой», «христианско-социалистической», народнической, и консервативной версиях. Он констатировал, что правительство априори исходило из идеи вредоносности евреев и намеревалось изучить лишь степень этого вреда в тех или иных отраслях экономической и общественной жизни.
Блиох приступил к работе без всяких предвзятых мыслей, отрешившись от племенных, религиозных и других предубеждений против евреев, не зная и сам, какие выводы получатся в результате. Однако, как отметила Рашель Хин, представленная им картина «получилась потрясающая».
Оказалось, что по сравнению с великоросскими губерниями, в черте еврейской оседлости народное благосостояние — выше, прирост крестьянского населения — больший, скотоводство и продовольственная часть в более благоприятном положении. Что до нравственного состояния, то умышленных убийств, других серьезных преступлений, а также торговых плутней среди евреев меньше, чем у неевреев, что показывает статистика судимостей. Домов терпимости и тайных притонов по отношению к населению городов в черте оседлости в 12 раз меньше. Блиох писал: «Что касается до внутреннего и семейного быта самих еврейских обществ, то чистота их нравов, высокое уважение к науке, безусловная трезвость, бережливость и постоянная деятельность достаточно всем известны и не могут не служить им в похвалу».
Опровергает он и господствующее предубеждение, будто евреи столь плодовиты, что могут получить перевес над остальным населением. По его данным, евреи в черте составляют лишь 8,4%, и прирост их меньше, чем у других национальностей.
И пресловутое обвинение евреев в спаивании русского народа на поверку оказывается ложным: «Жалобы на пьянство преимущественно относятся к губерниям великорусским, гораздо меньше к губерниям малороссийским и новороссийским, и почти вовсе не заявлялись по губерниям западным и прибалтийским,» — отмечает автор. В черте оседлости и пьянства меньше, и вино продается дешевле, а существование мелких сельскохозяйственных заводов возможно только благодаря дешевому еврейскому труду. Да и прибыль у еврейских кабатчиков гораздо меньше, чем у русских: «От этой бедности шинкарей пьющий народ черты оседлости ежегодно выигрывает 8 миллионов рублей, и многие лишние миллионы взимает также и государственное казначейство».
Очевидна для него и экономическая польза еврейской торговли. Ведь жесткая конкуренция привела к тому, что цены на товары доведены в черте оседлости до практического минимума. В то время как русские торговцы, получая 10–15% прибыли, считают, что торгуют себе в убыток, евреи довольствовались 2–5%. Зато еврейская среда дает относительно в 5 раз больше мелочных торговцев, чем лица других исповеданий, причем такая торговля приводит с вопиющей нищете. Да и вообще 90% еврейского населения составляет ничем не обеспеченная масса. Даже процент домовладения у евреев меньше. «Можно ли говорить о разорении сельского населения евреями, — полемизирует Блиох, — ввиду того непреложного факта, что эксплуатируемые, то есть крестьяне, живут в черте оседлости гораздо лучше, а эксплуататоры-кровопийцы представляют собой самую неприкрытую голытьбу, проклинающую день своего рождения».
Вопреки мифу о том, что евреи чураются физического труда, выяснилось, что десятки тысяч из них трудятся рабочими, носильщиками, возчиками, сплавщиками, водовозами, садоводами, поденщиками, кустарями, кузнецами, слесарями. Особенно много евреев-ремесленников — всего 450 тысяч человек, и еще 139 тысяч землевладельцев, огородников, садоводов, табаководов, виноделов. (Не отсюда ли проистекают поразительные результаты сельского хозяйства современного Израиля, одного из самых успешных в мире? — Л.Б.). При этом многие евреи-земледельцы, плотовщики, огородники принимают даже своеобразный облик сельчан, усваивая простонародную речь, приближающую их к крестьянскому типу.
Тем самым Блиох развенчивал расхожее мнение о том, что евреи не занимались земледелием и пользовались землей только для сдачи ее в чужие руки, не желая работать сами. Он обследовал хозяйства евреев в западных губерниях и сообщил, что, невзирая на чинимые им препоны, 75% находятся в хорошем и среднем положении. А изучение 17 земледельческих колоний в Новороссии показало, что евреи возделывали землю и вели дело весьма серьезно. В 10 колониях Екатеринославской губернии евреи обрабатывали 84% всей земли сами, без найма рабочих. И это при том, что возможность приобрести в собственность даже кусочек земли была для них закрыта.
Касается Иван Станиславович и вопроса о дискримационной процентной норме для иудеев при поступлении в гимназии и университеты, вызванной, по его разумению, исключительно боязнью конкуренции с их стороны. Однако, несмотря на все преграды, в России уже возникла еврейская интеллигенция: врачи, адвокаты, художники, журналисты, ученые, служащие в акционерных компаниях.
В результате Блиох приходит к выводу, что господствующее в правительственных сферах неблагоприятное мнение ο евреях ничем не обосновано, что нападки на них ложны и несправедливы и что необходимо отменить все ограничительные меры для иудеев. По мнению историков, более детального, добросовестного и основательного статистического обследования положения евреев и их экономической роли в России еще не было.
Труд был опубликован, но сразу же подвергся цензурным гонениям. Продолжение его было признано «излишним», и он так и остался неоконченным. Дело дошло до того, что вопрос о распространении книги рассматривался в комитете министров, и она была признана настолько вредной, что был вынесен вердикт: арестовать и уничтожить издание. Лишь несколько экземпляров случайно уцелели в типографии Ефрона, где она печаталась. Впрочем, работа Блиоха все-таки дошла до читателей: в 1901 году было опубликовано ее сокращенное издание, а основное содержание всего труда было изложено в обстоятельной статье Андрея Субботина «Еврейский вопрос в его правильном освещении» («Еврейская библиотека», 1903, Т. 10). Предвзятое отношение к жизни и деятельности еврейства в черте оседлости проявилось и у наших современников. Показательна в этом отношении нашумевшая книга Александра Солженицына «Двести лет вместе» (2001), в которой он ни полсловом не обмолвился о фундаментальных работах Блиоха. И неудивительно, поскольку их выводы противоречили заданной концепции автора.
Ивану Станиславовичу Блиоху была отпущена не слишком долгая, но яркая, насыщенная трудом и творчеством жизнь. И подводя итоги пройденного, он сказал на смертном одре: «Я был всю жизнь евреем и умираю, как еврей». Так «дважды перекрещенец и космополит» обозначил главное и сокровенное содержание своей неутомимой деятельности.