Книжно-Газетный Киоск



НЕБЕСНЫЙ ЩИТ
 
* * *

Снег калёный, как будто казенный,
Как ни крутишься — ветер в лицо,
В этом поле и хлебные зёрна
Прорастают лишь сорным словцом.

Потому здесь и вольному воля,
Что удел ни один не обжит,
И дорога до этого поля
Через это же поле лежит.

Меньше яблока редкое солнце,
Облаков надвигается спуд,
Но, как на смерть, стоят оборонцы
И границу свою стерегут.



* * *

Не упрекай овраг — он был когда-то руслом
Кормилицы реки и вспомни, словно сон,
Другую жизнь свою в столетье захолустном,
Вздохнёшь, и связь времён качнётся в унисон.

И поплывёт вода, играя берегами,
И рыба задрожит звездою на уде,
И Тот, кто жизнь твою от зла оберегает,
Откроется тебе идущим по воде.

Запомни лик Его, но не старайся следом,
Вернись в родной овраг, в полынь да пересол,
И верь, придёт вода с дождём и талым снегом,
И возвратится Тот, Кто по воде ушёл.



* * *

Не горюй обо мне, я согреюсь на солнышке редком,
И не сахарный я, чтобы таять под едким дождём.
Если землю мою разложить по молекулам-клеткам
И со мною сравнить — до конца мы с землёй совпадём,

Потому что века не прошли здесь легко и бесследно,
На тяжёлой крови поднималось жильё и быльё,
И родные мои в эту землю ложились несметно,
Становились землёю, песчинкой, крупицей её.

В этом суть бытия, в этом крепости нашей основа,
Это память мою отогрело движенье светил,
И когда постигаю закон притяженья земного,
Объясняю его притяжением отчих могил.

Я поправлю кресты, обновлю после снега оградки,
И останусь смотреть, до темна не подняв головы,
Как земля прирастает с могильною каждою грядкой
И дотянется скоро до неба макушкой травы.



* * *

Нет, не всегда, лишь от случая к случаю
Вижу, сжимая виски,
В Царстве Небесном, за тучей тягучею
Бабушка вяжет носки.

Нет, не всегда, только изредка-изредка
Вижу: со звёздных крылец
Смотрит в печали, как будто сквозь изгородь,
Как виноватый отец.

Там, в небесах, перед взорами Божьими,
В вечной тоске по своим,
Молят они, чтоб родные, пригожие
Не поспешали бы к ним.



* * *

Чай на травах под дёготь заваривал.
Доводил на спокойном огне,
И легко мне в лицо выговаривал,
Что так долго темнело на дне.

Я внимал непрописанным истинам,
Шёл по краю и чуял, увы,
После слов его, вбитых, как выстрелы,
Мне опять не сносить головы.

Попрощались, я в дождь — непогодину,
Как осиновый лист улетел,
И смотрел по-другому на родину,
И её по-другому жалел.



* * *

Мне ещё это даже не снится.
Это пекло ещё не печёт,
Ни живою, ни мёртвой водицей
По устам моим мёд не течёт,

Но за гранями слуха и зренья
Задрожала в колчане стрела,
Суета обратилась в смятенье,
По сусекам метель помела.



* * *

Чтобы всё узнать о жизни,
Не хватает лишь звена,
Кот мои читает мысли,
Поднимает их со дна.

Выбираемся из мрака
По серебряным слезам,
Смотрит мне в глаза собака
И гадает по глазам.

Ну а я, чтоб сдвинуть горы,
В чай — коньяк иль чай — в коньяк,
Под пустые разговоры
Про котов и про собак.



* * *

Птицы мои — воробьи да синицы,
Лес мой — берёза да изредка дуб,
Время припомнится, место приснится,
Дымом домашним потянет из труб.

Век свой живу день за днём в благодати,
Щебетом птичьим колышется лес.
Места хватило и времени хватит
Путь проложить от земли до небес.

Там, в небесах, в силу вечных привычек
Сникну в тепле, захочу на мороз,
Птиц позову — воробьёв и синичек,
Высажу лес из дубов и берёз.

И как награда за верность пристрастью
В темную ночь иль средь белого дня,
Время и место сойдутся крест-накрест,
Чтобы крестом указать на меня.



* * *

Я во сне заблудился, как будто в бреду,
Под ногами земля задрожала,
Шел на юг, а дорога скользила по льду,
Полз на север — жара обжигала.

И спешил я на запад, крестясь на восток,
А восток оказался химерой,
И сознанье моё, как кипящий поток,
Замешало безверие с верой.

Я в нелёгком походе почуял азарт
Математики с числами зверя,
И увидел, как время крутилось назад,
Как в ростки превращались деревья.

Кто меня разбудил бы и вывел на свет,
Напоил ключевою водою,
Чтобы я осознал — бесконечности нет,
И бессмертье прошло стороною.



* * *

На просторах великих
Мы ветшаем роднёй,
Наших мёртвых таджики
Присыпают землёй.

И дьячок безбородый,
Голосок, как слеза,
Ниже грани загробной
Опускает глаза.



* * *

Я легко бы смирился с ущербом
В том, что год отвалился в тщете,
Коль кошачьею лапою верба
Прикоснулась б к холодной щеке,

Коль понять бы сумел в круговерти
На пороге летучей весны —
Все грехи, что скопились до смерти,
До рожденья ещё прощены.

И вдыхал бы, как после побега,
Полной грудью, пока не остыл,
Свежий запах последнего снега,
Прелый дух прошлогодней листвы.



* * *

Я долго б не жалел, что лето торопливо,
Когда бы удалось, собравшись впопыхах,
В зимовье унести дух молодой крапивы,
Ожоги от неё на сердце и руках.

Зимой лишь сон меня уводит из юдоли
Мерцания снегов в лучах смертельных звёзд,
И снится полоса меж лесом и меж полем,
Где пламенем встаёт крапива в полный рост.

И позднею весной, я сам себе невольник,
В те заросли вхожу, кипящие огнём,
И вижу, где раскол, и знаю, кто раскольник,
И полыхает кровь в язычестве моём.



* * *

Больно резать по живому,
А по мёртвому больней…
Я по следу межевому
Уходил в простор полей.

Я искал себе кумира
Средь отеческих могил,
Было холодно и сиро,
Не хватало слёз и сил.

Но зато звезда светилась,
Отражая свет во мне,
И душа моя томилась
По заветной старине.

Я в провалах бездорожья
Помнил всех, кто был забыт,
И рука держала Божья
Надо мной небесный щит.



* * *

Лето Господне, утро воскресное,
Медленный солнечный свет.
Вновь перед Богом я тварь бессловесная —
Званья и имени нет.

Но засмотрюсь если долго и пристально,
Мзды за погляд не берут,
То разгляжу, как под сонными листьями
Яблоки в гору растут.



* * *

То ли тяга, то ли тягота,
То ли дёготь на меду,
Но на вкус лесная ягода
Слаще ягоды в саду.

Насладиться б этим раньше мне,
Я б речей пустых не плёл,
А пред барыней–боярышней,
Как боярышник, зацвёл.

А теперь, как гость нечаянный,
С уважением к летам
Ухожу, и дождь отчаянный
По моим идёт следам.



* * *

Дела мои лихи,
Остаться бы в живых!
Но малые грехи
Спасают от больших.

Царапнут холода
Звездой сторожевой,
Знать, малая беда
Укрыла от большой.

И вновь во мне звенит
Прохлада на заре,
И солнышко горит,
Как шапка на царе,

И словно хвойник, молвь,
И слёзы, как смола,
И первая любовь
До поздней дожила.



* * *

Чтобы жизнь повернуть, не хватило чуток —
Двух глотков самогона лихого,
И сквозь пасмурный лёд, затянувший поток,
Не прорезалось вещее слово.

Мы в своих разговорах заходим за край,
Скоморошью жуём матерщину,
И всё ищем, всё ищем потерянный рай,
И поём про мороз и лучину.



* * *

Дождь гуляет по отчизне,
Но я верю наперёд —
Этот дождь короче жизни,
Подожду, и он пройдёт.

В ясном небе загорится
Путеводная звезда,
Запоёт в руках жар-птица,
Рыба хлынет в невода.

Это будет, слово — дело,
Время целится в зенит,
А пока в моих пределах
Дождь пожизненный стоит.



* * *

Сколько раз я с порой листопада
Примирялся в надеждах благих,
Безутешное время распада
На поверку не хуже других.

Под ногами достаточно тверди,
Крепок разум, заучен урок,
И две линии — жизни и смерти —
На руке не сошлись поперёк.

Осень жалует зрелищ и хлеба,
Золотой над деревьями нимб,
Но всё ниже спускается небо,
И не вижу того, что за ним.



* * *

Жил как все — ни судья, ни свидетель,
Век вошёл в моё сердце на штык.
Бог простит, что я жизнь не заметил,
Пожалеет, что к смерти привык,

И одарит последнею смутой,
Чтоб в мгновенье одно на лету,
Жизнь припомнил свою по минутам
И со страхом взглянул в темноту.



* * *

Ни холодом злым, ни огнём,
А света легчайшим движеньем,
На землю вернётся моё
От древней звезды отраженье.

Но всё это будет потом,
А ныне живу и не маюсь,
Сижу на крыльце золотом
И в золоте глаз отражаюсь.



* * *

Дом в средней полосе, засыпанный сиренью,
С окошком на звезду с калиновым лучом,
И сад, где соловей поёт живой свирелью…
Чего ещё желать? Печалиться о чём?

Полжизни, как глоток, но жажда не иссякла,
И верен каждый вздох, и меток каждый взгляд,
И сладостно тянуть остатки дней по каплям…
Но отчего тогда тревога и разлад?

Что знаешь ты про жизнь? Что думаешь о смерти?
Что прячешь на свету? Что ловишь в решето?
Опять твоя тоска пронзительна, как ветер,
Такое б рассказал — не слушает никто.

И смотришь на звезду, как будто ты оттуда,
Поклоны бьёшь земле, как будто ты туда,
И ввысь летит сирень в движенье безрассудном,
И тянется лучом к сырой земле звезда.



* * *

Разгадал бы звериные песни,
Отпечатал бы рыбьи следы,
И зажил с ненаглядными вместе
У текущей веками воды.

Там с меня леденящим потоком
Унесло бы по древней реке
Всё, что выловил я ненароком,
Всё, что я зацепил налегке.

А литая сердечная тяжесть
Остывала б во мне серебром
И светилась бы милым на радость,
И гуляла по дну осетром.

Но не водит зверьё хороводы,
Не сплетается в танце рыбьё,
И смывают текущие воды
Каждый раз отраженье моё.



ИЮЛЬ

Эти Божии дни так легки на свету,
Как полёт на качелях висячих,
Что живу — не дышу и при этом цвету,
Словно Божий цветок одуванчик.

Знаю я — на ветру не сносить головы,
Но не ведаю страха в цветенье,
И тянусь, чтобы вырасти выше травы
И услышать пчелиное пенье.



* * *

Здесь ветер колючий,
Здесь в речках озноб,
Надвинулись тучи,
Как шапка на лоб.

Тяжёлое поле,
И месяц — не май,
Но вольному — воля,
Спасённому — рай.

Ни крепким приказом,
Ни цепью литой,
Рождением связан
Я с этой землёй,

Где воздух в отлогах
Горчит, словно дым,
Где в праздники Бога
Я вижу живым.



* * *

Предзимье, и воздух притравлен дымком,
И сырость морозом прижата,
Поёжилось время, как перед прыжком,
Предчувствуя лютые даты.

Я помню, что было в иные века,
Я знаю — жизнь замкнута кругом,
И ходит дождями худая тоска
За мною по осени цугом.

Но всё же пока не взлетела звезда,
Смотрю, сколько зренья хватает,
Как медленней жизни речная вода
Течёт и шугой зарастает.



* * *

Сжимаются дни по минутам,
Заведомо ведом исход,
Но утро и осенью утро,
Восход он и поздний восход.

В невольном желании света
Украдкой прищурю глаза,
И вижу — на веточке лето
Блестит, как от смеха слеза.

Обрадуюсь блеску беспечно,
Поверю в иной обиход,
Но миг лишь и — время под вечер,
Метель по дорогам метёт.

Обряд завершается чинно,
И всё же в заснеженной мгле
Я повод найду и причину,
Чтоб дольше пожить на земле.



* * *

Юг цветущий не сравнивай с севером,
Не кори перемётной сумой.
Посмотри на меня по-осеннему
И порадуйся жизни со мной.

Осень яркая вышла и ярая,
В предвкушении крепкой зимы
Все деревья гуляют боярами,
Погуляем с тобою и мы,

Чтоб потом под сугробами сонными
Снился сон нам один на двоих,
Как ладони твои невесомые
Замирали в ладонях моих.



* * *

Минуты слагаешь в часы по одной,
Часы запираешь ключами,
А я пролетаю сквозь время стрелой
И только века замечаю.

Подобно зверью, что бежит на ловца,
Вступаю в чужое пространство,
Не вижу, как рвутся на части сердца,
Но знаю, как рушатся царства.

Кого Бог из нас оправдает в тщете,
Кого благодушьем отметит —
Не знает никто, лишь слеза на щеке,
Как линия жизни и смерти.



* * *

Вновь проснусь от того, что увижу во сне
Жизнь свою, проходящую мимо.
Сколько в памяти тьмы, если кровь, что во мне
Непрерывна с рождения мира?

Возвращаюсь к истокам, пытаю следы
И поклоны отвесные правлю
Я тому, кто из света и лютой воды
Затворил первозданную каплю.

Перед ним оправдаюсь за злые века,
За большие и малые чувства
Тем, что жизнь дальше жизни моей протекла
И наполнила новые русла.



ЗОЛОТЫЕ ШАРЫ

Паутина на ветках качается,
Отдыхает трава от жары.
Я не верю, что лето кончается,
Но цветут золотые шары.

По утрам леденцы — колокольчики
Поднимают меня на хоры.
Щеголял бы в нарядной ковбоечке,
Но цветут золотые шары.

Выйду в сад и поёжусь от холода,
Разбросает мне ветер вихры,
Мы не стары с тобой и не молоды,
Нам цветут золотые шары.

Снова осень покоем отмечена,
Пирогами и чаем красна,
И подсолнечным светом просвечена,
И последней любовью честна.



* * *

И когда за мгновенье до льда
Встала гладь на озёрном пролете,
Я увидел, как небо в полёте
Глубиной отразила вода.

И до ноющей боли в глазах
Я смотрел на застывшую ровность,
Глубины принимая бездонность,
И спасенья ища в небесах.



* * *

Не чую, что похолодало,
И лёгкого солнца не жду.
Живу, будто смерть опоздала,
А жизнь замерла на ходу.

В глазах беспросветная замять,
Дни множу один на один,
И лишь неподъёмная память
Взывает из самых глубин.



* * *

«Как будто закрываю веки
Несчастной родины моей…»
Николай Зиновьев

А я не закрываю веки
Несчастной родины моей,
Дышу на скованные реки,
Сметаю поздний снег с полей.

И день, и ночь пашу и сею,
Железо плавлю из руды,
Меня озноб: «Спасай Россею!» —
Не оторвёт от борозды.

А в час, когда свернётся жатва,
Я попрошу у тихих мест
В награду холмик – метр на два
И на ветру скрипящий крест.



* * *

С каждым часом опасней игра.
Как бы сам ты себе не лукавил,
Всё равно наступает пора
Отказаться от принятых правил.

И расклад не зависит от нас,
Остаётся лишь видеть украдкой,
Как забава меняет окрас
И смертельной становится схваткой.



* * *

Колыхнётся змея у виска,
На распахе застынут ресницы,
И завьюжит афганец в песках,
И пустыня взлетит по крупицам.

А во льдах безземельных морей
Зазвенит колокольчик калёный
И поднимется ветер Борей,
Вековою тоской окрылённый.

Я на красное выйду крыльцо,
Поклонюсь, покачнусь, но не сгину,
И подставлю Борею лицо,
Чтоб афганец прицелился в спину.

Оттолкнутся они от меня
И вернутся дорогой торёной —
У виска колыхнётся змея,
Зазвенит колокольчик калёный.



ДЕД. ДЕНЬ ПОБЕДЫ 1965

- 1 -


«Победителей нет, нас война раскатала по косточкам
По траве, по воде, по дорогам из мёрзлых камней…»
Дед погибших друзей поминал,
                                                    звал по имени–отчеству
И про тёмную ночь запевал, что всех тёмных темней.

«Не вернулся никто, ты не верь,
                                              что с войны возвращаются,
И живые, и мёртвые вечно прописаны там…»
Сам себе наливал и жалел: «Быстро водка кончается».
И вождя поминал и его боевые сто грамм.

Дед вздыхал тяжело, будто пули глотал заводные,
Кулаком по столу, думал — иначе я не пойму,
А я всё понимал и за нивы и хаты родные
Убегал воевать на свою мировую войну.

- 2 -


«Жили-были, ели-пили,
То веселье, то тоска,
А потом меня забрили
В пешеходные войска.

Не по стоптанному плацу,
А по пороху-пыли
Неумеху-новобранца
Делать подвиг повели.

На груди — иконка Спаса,
Два глотка на посошок,
Пушкам нужно много мяса,
А во мне костей мешок.

Под огнём не встанешь браво,
По огню не ходят вброд,
Но была за мной Держава
И гнала меня вперёд.

Кровью светятся медали
И мои, и всех ребят,
Что там родина и Сталин?
Каждый дрался за себя.

Нынче мир, мели Емеля
Все четыре колеса!»
И глаза поднять не смел,
Чтоб взглянуть в его глаза,

Но внимал его рассказам,
И жевал его пшено,
И играл в войну-заразу
По-другому, чем в кино.



* * *

Здесь говорят не «твóрог», а «творóг»,
Пьют чай из блюдца с сахаром вприглядку,
И, по слогам читая слово «Бог»,
Справляют жизнь по старому порядку.

Подённый труд с погодою в борьбе,
Жизнь вопреки злодеям и дорогам,
И если жалость — жалость не к себе,
А к сгинувшим по войнам и острогам.

Пойти вперёд — ни огонька окрест,
Взглянуть назад — тьма разливает реки.
Всю жизнь свою бежал из этих мест,
А оказался вросшим в них навеки.



* * *

«Я в ледяной рубахе
Пред бездною стою…»
Л. Котюков

Рыщут молнии во мраке,
Потеряли жизнь мою.
Я в берёзовой рубахе
Перед бездною стою.

То ли истина виною,
То ли истина в вине,
Плачет ангел надо мною,
Но душа жива во мне.

Берег скалится отвесно,
Ни двора и ни кола,
Но несут меня над бездной
Два берёзовых крыла.

И под сердце неизбежно
Пробирается испуг —
Я не Божий сын, конечно,
Но, быть может, Божий внук.



ИСПОВЕДЬ

Сникла силушка дюжая,
Снег блестит над виском,
Наигрался в оружие,
Нагулялся ползком.

Страхом вечные истины
Низводил до идей,
И в порыве воинственном
Наигрался в людей.

Жизнь прошла, с опозданием
Исступлённо молюсь,
И не жду оправдания,
И спасенья боюсь.



* * *

Время лечит болью нелюдимой,
Леденеет холодом в реке,
И слеза, как коготь ястребиный,
Прорезает русло на щеке.

Время держит в пальцах узловатых,
Крепко так, что дня не проживёшь,
И легко прощает виноватых,
И невинных ставит на правёж.



* * *

Снег идёт к перемене погоды,
К перемене основ бытия,
Снег идёт, чтоб на ближние годы
Успокоилась совесть моя.

Снег идёт по воде и по суше,
Опускает с небес облака,
Снег идёт, и всё глубже и глуше
Беспричинные боль и тоска.

Снег идёт, по пути засыпая,
Мой нечаянный дом на юру,
Снег идёт, я под снег засыпаю
И под снегом проснусь поутру.



* * *

Даль бездонная, даль вековая!
Ветер срезал щетину со щёк.
Я пред вечностью мышь полевая,
А, быть может, и меньше ещё.

Что ей кости мои раскладные?
Что ей разум зарвавшийся мой?
Вечность знает слова заварные,
Ими кормится спор мировой.

Я к земле сам себя прижимаю,
Я от слов этих зябко дрожу,
Забываю их, вновь вспоминаю,
Как заварку, сквозь зубы цежу.



* * *

Нынче такой снег,
Падает с высоты,
Словно другой век
Вытянул к нам мосты.

Нужно рубить дрова,
Коль не видать ни зги,
И повторять слова:
«Господи, помоги!»

И разгорится печь,
Чуть подгорчит дымок,
Нас до утра беречь
Пообещает Бог.

Утро откроет высь,
Головы закружив,
Утро подарит жизнь
Тем, кто остался жив.



* * *

В эту грозную ночь ветер щёлкал кнутом,
Тьма вязала концы и начала.
И спросил я у Тьмы: «Что же будет потом?»
«Белый Свет будет», — Тьма отвечала.

Дотерпел я, дождался, забрезжил рассвет,
Зацепился за землю лучами.
И спросил я, тревожась: «А что же вослед?»
«Будет Тьма», — Белый Свет отвечал мне.

И упорствуя, каждый стоял на своём,
И одно выговаривал имя,
И верёвкой вилась, и горела огнём
Жизнь моя, как граница меж ними.



* * *

Не подумай, что минула тысяча лет —
Меньше жизни прошло человеческой,
Я вернулся на родину — родины нет,
Лишь бурьян на усадьбе отеческой.

Дом качнулся, поник, но как мир на китах,
Устоял на песке промороженном.
Как давно не бывал я в заветных местах!
Жизнь другими дорогами хожена.

Задохнусь от тоски, как зверёныш в клети,
И тоску позову во товарищи,
Всем рассказывать правду о русском пути
По долинам, по взгорьям, по кладбищам.



* * *

Всё, что было — забудется
И быльём порастёт,
В тёмном лесе заблудится,
Тёмной ночью уснёт.

Как руда переплавится
Суетою сует,
Ничего не останется
Через тысячу лет.

Но сквозь дни беспросветные
По лихим временам
Ходят сказки заветные
От отцов к сыновьям.

Слово в слово — не иначе,
К шепотку шепоток,
Пусть родные кровиночки
Затвердят на зубок.

Пусть родятся Егории
Коль в отечестве — дым,
Я не верю истории,
Верю сказкам родным.

Бесы пляшут по улицам
На моей стороне,
И стоим с Ильёй Муромцем
Мы спиною к спине.



* * *

Второстепенные поэты…
Народом песни не запеты,
Народом песни не запеты
И не прочитаны стихи.
И даже если было слово,
В нём зёрен нет — одна полова,
В нём зёрен нет — одна полова,
Да два кармана шелухи.

Второстепенные поэты…
Не им зелёные кареты,
Не им зелёные кареты
И серебристые такси.
Всю жизнь в прокуренном вагоне
Дышать в озябшие ладони,
Дышать в озябшие ладони
Тоской по матушке Руси.

Второстепенные поэты…
Не завещания — заветы,
Не завещания — заветы,
Как всё откроется потом!
В тот край, где ходят все под Богом,
Им будет скатертью дорога,
Им будет скатертью дорога
И память вечная — крестом!



* * *

Ветер стих, и открылось пространство,
Остудила меня лития,
Незаметно удел постоянства
Превращается в смысл бытия.

Я смирился с житейским укладом,
И в границах условленных стен
Наслаждаюсь развесистым садом
И не жду никаких перемен,

Потому что предчувствие Бога
Завершает логический ряд,
Потому что пылится дорога,
По которой приходят назад,

Потому что жгуты корневые
Нас связали с простором полей,
Потому что остались живые
После жизни твоей и моей.



* * *

Не согреть небеса папиросами,
Рук не хватит, чтоб землю обнять,
И над родиной дождь стоеросовый
Всею жизнью моей не унять.

Но копчу небеса со старанием,
Грунт сырой прижимаю к груди,
И живу, будто знаю заранее,
Что не кончатся эти дожди.



* * *

Было — зимние дни проживал, не щадил,
Принимал их с тоской обреченною,
И терпел, коль мороз мою шкуру дубил,
А метель печь топила по-чёрному.

Промерзал до костей, изнывал от простуд,
Сам себя крепким чаем отпаивал,
И спешил по сугробам туда, где цветут
Одуваны на солнышке палевом.

А теперь я и зимнему холоду рад,
Гололёду и утренней темени,
И живу каждый день, как паломник у врат,
И вступить в них боюсь раньше времени.



* * *

Кто мне истину откроет,
Светом тьму посеребрит.
Не с того ли ветер воет,
Что душа моя болит?

Кто удержит равновесье?
Кто пошлёт благую весть?
Есть над нами поднебесье,
И земля под нами есть.

Отчего в ученье строгом
Ересь тлеет, как ожог:
То ли ходим все под Богом,
То ли все мы вместе — Бог?

Я стою пред образами,
Я держу в руках свечу,
И закрытыми глазами
Вижу дальше, чем хочу.



УГРА

Мы отданы в зимнее иго,
Глаза открываем с трудом,
И наша заветная книга
Железным запаяна льдом.

Хватило бы силы небесной,
Достало бы веры земной,
Чтоб выдержать холод отвесный,
Чтоб наст продышать крепостной.

И, путь начиная от печки,
Увидеть сквозь темь и пургу:
Войска наши встали у речки,
А враг на другом берегу.



* * *

Не то, чтоб камнем ухожу ко дну,
Не то, чтоб сердцем исхожу от боли,
Но понимаю, мне ещё одну
Жизнь не прожить — не хватит сил и воли.

Промыта даль дождливою тоской,
К теплу и свету тянутся растенья,
И с благодатью чувствуют покой,
И со смиреньем ждут успокоенья.



* * *

В безбожном детстве, как в затоне,
Я жил по правилам иным,
И Бог на бабкиной иконе
Мне дедом виделся родным.

Его земля не удержала,
И не спасла моя слеза,
Но в Божьем образе державном
Сияют дедовы глаза.



* * *

То тёмные леса,
То ледяное поле,
Весь путь на небеса —
Преодоленье боли.

Ещё совсем чуть-чуть,
Чеканит посох гулко,
И путь уже не путь,
А тихая прогулка.

И слаще мёда соль,
И ласкова прохлада,
И боль уже не боль,
А поздняя услада.



* * *

Снова зима бесконечная
Встала ни свет, ни заря.
Ветры, как слуги заплечные,
Выбили дурь из меня.

Иней на ветках — сиреневый,
Дом мой сугробом зарос.
Я принимаю смирение,
Как принимаю мороз.

И принимая, не ведаю,
Позже, на самом краю,
Время студёное, бедное
Примет ли душу мою?

Или ей век неприкаянной,
Не отыскавши родства,
Мёрзнуть во льдах белокаменных
С поздней мольбой на устах.



* * *

Жизнь свою сомненьем отягчаю,
Колочусь в закрытые врата,
И обряд от веры отличаю,
Как нательный крестик от креста.

За своих чужих не принимаю,
Душу синим пламенем палю,
Так смотрю, что всё запоминаю,
И боюсь, что вдруг заговорю.



* * *

Как ночи предзимние долги,
Как будто бы речь по слогам,
И снятся долги мне и долги,
Которые я не отдам.

Не то, чтобы жить не умею,
И страсти давно обуздал,
Есть долги — отдать не успею,
Долги есть — отдать опоздал.

Я утром проснусь и увижу,
Открыты ворота зиме,
И к небу я ближе и ближе,
И ближе, и ближе к земле.



* * *

Подолгу не видящий лета,
Живущий на самом краю,
Я лишь ожиданием света
Оправдывал долю свою.

И верил не в лёгкое слово,
Вгрызаясь в подзолистый лёд,
А в то, что любые оковы
Терпенье моё перетрёт.



* * *

Поле водит ли, кружит ли лес,
Выплывает луна вместо солнца…
Тот, кто звёзд не хватает с небес,
Не достанет воды из колодца.

А в колодце живая вода,
Два глотка — и душа заиграет,
Разгорится под сердцем руда,
Серебро под гортанью растает.

Здесь над крышами звёзды горят,
Так свободно, что жмусь воровато,
Снять бы их да украсить бы сад,
Ведь они же из чистого злата!

Размышляю о зле и добре,
Заблуждаюсь в поспешных итогах,
А виски от воды в серебре
И от золота руки в ожогах.



* * *

Часы приближаются к северу,
Метель заплетает межу,
Как раньше гуляли по клеверу,
По лютому снегу хожу.

Но всё же под ветренной заметью,
Под снегом, толчённым в стекло,
Всем телом, всем сердцем, всей памятью
Подземное чую тепло.



* * *

Мы рядом не ходим, мы вместе — гроза.
Удел наш — движенье по кругу,
Но если встречаются наши глаза,
Нас тянет невольно друг к другу.

Не выдержу вдруг и навстречу с тобой
Я выйду в хрустящей сорочке,
И наши дороги по хорде тугой
Сойдутся в нечаянной точке.

И молния внутренний круг озарит,
И лёд пограничный растает,
И тракт золотой, что над миром царит,
Наш прах в колею закатает.



* * *

Жизнь свою никому не поставлю в вину,
Грех точить по минувшему лясы.
Память снова меня соберёт на войну,
Ей собрать меня — как подпоясать.

Отвоюю и в сон ворочусь, как в туман,
Прозеваю рассвет петушиный,
И увижу песками шипящий Афган
И Советский Союз нерушимый.



* * *

Затяну свою песню потуже,
Закушу на морозе губу,
Чтобы вытерпеть лютую стужу,
Чтоб не вылететь с ветром в трубу.

Осеню себя знаменьем крестным,
Укреплю свою веру постом,
И дорогой уйду поднебесной,
Чтоб очнуться в краю золотом.

Там тепло, там цветные деревья,
Только сердце знобит невпопад,
И колотится в крепкие двери:
«Хоть на миг отпустите назад!»

Пожалеют меня и отпустят,
От ворот мне дадут поворот,
И по звонкому плачу в капусте
Поутру меня мама найдёт.



* * *

И пока здесь на Троицу дождь,
По полянам идёт длинноного,
Та земля, где ты с миром живёшь
Охраняется волею Бога.

И пока здесь на день Покрова
Будет снега отпущено в меру,
Чудодействуют Божьи слова,
Обращая отчаянье в веру.

А ещё по негаданным дням
Облака выпускают светило,
Чтобы в землю с лучей по корням
Нисходила небесная сила.

Да и мы все в упряжке одной
Край родимый, как можем, голубим —
То в крови кипятим ледяной,
То слезами горючими студим.



ВИСОКОСНЫЙ ГОД

В стены ветер стучит стоголосый,
Прорывается в дом сквозняком.
Ох, и лихо же год високосный
Прокатился по нам ледником.

Век такой, что все вехи затёрты,
Мне опять, как всегда, не везёт,
Год кончается каждый четвёртый,
А ледник всё ползёт и ползёт.

От прозрения помыслов тайных
Бросит в дрожь, до костей проберёт —
Только светом свечей поминальных
Високосный расплавится лёд.



* * *

Песок тягучий чёрным цветом,
И волны серым — сквозь шугу,
И понимал я: даже летом
Здесь отогреться не смогу.

И замирал я в ожиданье,
И был послушным, как чернец,
И мне загадка мирозданья
Казалась легкой наконец.

Но ветер сыпал в лихорадке
Песком с водою по глазам
И за мгновенье до разгадки
Меня отбрасывал к азам.

Он зло пружинил на просторе,
Он разрастался в ураган,
И понимал я: здесь не море,
Здесь миром правит океан.



* * *

Когда б не серебро твоей слезы,
Я от забот легко б освободился,
Перевернул б песочные часы,
Взмахнул рукой и заново родился.

Но серебро мой осеняет путь,
Моим желаньям щедро потакая,
Как будто знает, что когда-нибудь
Мои глаза придавит пятаками.



* * *

Спасённый небесною твердью,
Земною закрученный в жгут,
Живу между жизнью и смертью,
Так многие нынче живут.

И в храме по дням поминальным
Ловлю себя, как в ворожбе,
В старанье движеньем случайным
Поставить свечу по себе.



* * *

Алексею Ивантеру

Дома сижу или по миру странствую,
Ночь ли, ни свет ни заря,
Всё графоманствую, всё графоманствую,
Буковки мучаю зря.

Мог бы на золото плавить червончики,
Мог бы чернить серебро,
Но в голове всё звенят колокольчики,
В прах переводят добро.

Верится мне: жизнь моя оправдается,
Если со мной за одно,
Снегом отбелится, маем отмается
Слово хотя бы одно.



* * *

Подует железный ветер,
Холодом зазвенит,
Плачущих не заметит,
Жаждущих отрезвит.

Душа, может быть, спасётся,
Рук уже не согреть не согреть,
Но что-то ведь остаётся,
Осень — ещё не смерть.



* * *

Не разгадать небесное величье,
Увязли мысли в думах дрожжевых,
А то, что вижу, только пограничье
В постах-ловушках звёзд сторожевых.

Копну колодец до воды сладимой,
И вдруг замру пред бездной глубины
Под тяжестью никем не разделимой,
В усердии намоленной вины.

Вся жизнь моя, которой я не стою,
О две твердыни бьётся, как волна,
То трудно дышит под землёй сырою,
То в небеса легко вознесена.