Стихи тебя не спасут, пирожка не подсунут, счастливым не сделают. Нет, последнее как раз неверно.
Ян Сатуновский однажды сказал: «Почти тысячу раз я чувствовал себя счастливым — когда мне случалось написать стихотворение. Без всякой причины неожиданно расстроишься, затоскуешь, отключишься от всего окружающего, и вот уже ты слышишь (не ушами!) какие-то слова, словосочетания, а они складываются в дольники, в ямбы, верлибр».
Об этом знают все по-настоящему пишущие. Приходит звук — и тебе всё объясняет, прикрывает тебя. Хотя не спасет, конечно, пирожка не даст.
Но «те, кто умеет петь, различают следы на песке/
и меня, стоящую рядом», знают о чем я сейчас говорю.
У Юлии Горбуновой этот звук есть (хотя опять же — нет, не так: звук событие непостоянное, вильнул и ушел; у Юлии в стихах есть этот звук, не у нее самой, мы же только дудки — какой у нас звук: ну если только постучать нами по столу или по раме).

Мы все не знаем, куда идти, что с нами будет. Стоим на своих хромых ногах, смотрим на окна. Нет ничего ужасней чужих окон — там свет, там тепло, возможно, любовь, нужное тебе благополучие. А у тебя нет или вот-вот кончится.
Но мы должны смириться с тем, что никто не обещал нам лучшей жизни (ну хорошую, может, и обещал, а лучшей — нет).
Зато звук иногда есть, приходит: смилостивился. И когда он смилостивится, нам становится легче, нет, мы становимся счастливыми, пусть на час-два, на день-другой. Но мы знаем, зачем живем, понимаем, зачем нам вообще жить.
Зачем жить Юлия Горбунова точно знает. Хотя в каждом тексте говорит обратное, но это просто наше слабое, детское, человеческое, недолюбленное. Без него мы тоже не сможем, не сумеем писать.
Где мое счастье, где мой дом, где любовь, где неколеблемое благополучие? Да вот же оно, тут. В этой книжке.
Другого не будет.