Саша Либуркин
Получил от Саши Либуркина из Питера его замечательную книжку прозы «Жениться на англичанке».
Либуркина люблю во всем единстве его многочисленных достоинств и несомненных недостатков. Причем весь этот компот многообразных качеств настолько крепко спаян, что отделить одно от другого совершенно невозможно.
Вот рассказка об одной из наших встреч:
В 2011 году я приехал на фестиваль «Разведенные мосты» и, как потом выяснилось, за второй премией Гумилевского конкурса. После вручения был, как водится, сабантуй в типичном питерском подвальном ресторанчике. Я, как положено, проставился, но сравниться с щедро и обильно покупающим бутылку за бутылкой и наливающим всем подряд Либуркиным не мог никто.
Саша в результате радостно нагрузился, со всеми разругался и, споткнувшись о меня, обхамил нечленораздельно, но убедительно. Но мы все же довели брыкающегося и спотыкающегося о поребрики (это по-питерски так обзывают бордюр) Либуркина до ближайшей станции метрополитена и отправили домой.
Наутро мне позвонил до смерти огорченный Саша: «Ян, ты знаешь, я тебя люблю, но вчера произошла, как мне рассказали, страшная и случайная несправедливость. Я сейчас приеду извиняться и поведу тебя завтракать в хороший ресторан!»
Мы встретились через пару часов возле музея Достоевского. Либуркин с повинным лицом был похож на верблюда, объевшегося верблюжьими колючками. Он говорил междометиями и хватался за сердце. Туманный его взгляд выдавал глубокое и неутолённое похмелье.
«Ну, всё, — наконец заявил он, — пошли в ресторан. Только имей в виду, денег у меня нет ни копейки, и даже приехал я к тебе на последний жетон!»
Я только собрался заржать, как вспомнил вчерашнюю Сашину самозабвенную щедрость … и повел его в ближайшее кафе. Там я кормился в течение всего фестиваля, и кухне вполне доверял.
Либуркин попросил куриной лапши, две порции, и съел их, заметно оживая. От продолжения банкета отказался, и только поощрительно наблюдал, как я расправлялся с тушеной бараниной…
Я в этот же день уезжал восвояси, и Саша не оставлял меня до самого отхода поезда. Скорбно тащил мой чемодан, все время заглядывал в глаза, и то бурно веселился, рассказывая байки про питерских литераторов, то затихал, погрустнев.
На перроне я обнял Сашу, сунул ему немного денег на метро, погрузился в вагон и долго стоял в тамбуре, глядя на удаляющего Либуркина.
Саша сиял: он был прощён!
Либуркина люблю во всем единстве его многочисленных достоинств и несомненных недостатков. Причем весь этот компот многообразных качеств настолько крепко спаян, что отделить одно от другого совершенно невозможно.
Вот рассказка об одной из наших встреч:
В 2011 году я приехал на фестиваль «Разведенные мосты» и, как потом выяснилось, за второй премией Гумилевского конкурса. После вручения был, как водится, сабантуй в типичном питерском подвальном ресторанчике. Я, как положено, проставился, но сравниться с щедро и обильно покупающим бутылку за бутылкой и наливающим всем подряд Либуркиным не мог никто.
Саша в результате радостно нагрузился, со всеми разругался и, споткнувшись о меня, обхамил нечленораздельно, но убедительно. Но мы все же довели брыкающегося и спотыкающегося о поребрики (это по-питерски так обзывают бордюр) Либуркина до ближайшей станции метрополитена и отправили домой.
Наутро мне позвонил до смерти огорченный Саша: «Ян, ты знаешь, я тебя люблю, но вчера произошла, как мне рассказали, страшная и случайная несправедливость. Я сейчас приеду извиняться и поведу тебя завтракать в хороший ресторан!»
Мы встретились через пару часов возле музея Достоевского. Либуркин с повинным лицом был похож на верблюда, объевшегося верблюжьими колючками. Он говорил междометиями и хватался за сердце. Туманный его взгляд выдавал глубокое и неутолённое похмелье.
«Ну, всё, — наконец заявил он, — пошли в ресторан. Только имей в виду, денег у меня нет ни копейки, и даже приехал я к тебе на последний жетон!»
Я только собрался заржать, как вспомнил вчерашнюю Сашину самозабвенную щедрость … и повел его в ближайшее кафе. Там я кормился в течение всего фестиваля, и кухне вполне доверял.
Либуркин попросил куриной лапши, две порции, и съел их, заметно оживая. От продолжения банкета отказался, и только поощрительно наблюдал, как я расправлялся с тушеной бараниной…
Я в этот же день уезжал восвояси, и Саша не оставлял меня до самого отхода поезда. Скорбно тащил мой чемодан, все время заглядывал в глаза, и то бурно веселился, рассказывая байки про питерских литераторов, то затихал, погрустнев.
На перроне я обнял Сашу, сунул ему немного денег на метро, погрузился в вагон и долго стоял в тамбуре, глядя на удаляющего Либуркина.
Саша сиял: он был прощён!
