Книжно-Газетный Киоск


Никита ДАНИЛОВ


Поэт, прозаик. Родился в 1952 году в Румынии в русской семье. Живет в г. Яссы. Автор многочисленных публикаций и книг.


С НАСТУПЛЕНИЕМ ВЕЧЕРА



ИНОЙ ВЕК

Мой ангел-целитель,
без ореола, без крыльев,
нащупывает мою рану:
— Ну как, существуешь, Данилов,
существуешь?

— А как же, существую, — отвечаю ему,
— вот уж больше четверти века
только и делаю, что существую.
— Тогда будь увереннее в себе
и существуй, как положено.

— Да я и так существую.

— В твоем возрасте я был другим, — говорит он.
— У тебя словно нет крови в жилах, нет жизни,
Даймона нет.

— Нет, почему же, я ведь стараюсь.
Вот уж больше четверти века
стараюсь существовать.

— Тогда отыщи свою вторую половину
и существуй взаправду, — он говорит.

— Вторая моя половина осталась там, — отвечаю.
— Унеси и меня туда,
в иное время, в иной век…



ПРИЗЫВ

Отец великих и отец малых дел
отец что рыдаешь во тьме
и отец что смеешься в небе
отец отовсюду и отец ниоткуда

Отец огня и отец воды
отец туч небесных и отец ветра
отец заката и отец восхода
отец света и отец тьмы кромешной
отец всего отец ничего!

..........................................................

...Одинокие перед ликом ночи,
страшно, мучительно одинокие,
мы ни рождаемся, ни умираем!



ПЕЙЗАЖ С ГОРЯЩИМИ НА ВЕТРУ СВЕЧАМИ

Как черные тучи опираются на небо,
так душа моя оперлась
на тень твою, Боже!

У ног человека
посеяны
слезы пшеницы,
слезы овса,
слезы ржи.

И ноги прохожих
идут по высоким колосьям —
по свечам земли,
зажженным
вечерним закатом!



ЧАС

I

Я протягиваю руку к вещам
и пальцами накрываю веки
каждой вещи больной,
воздымаюсь из тьмы и гибну
в своих собственных безднах!

Я тот, кто я есмь.
Шаги мои не оставляют
следов, и ни одно из зеркал
не хранит моего отраженья!



II

Я тот, кто я есмь!



III

Вечерами подобный небу,
освещенному грустью, ночами
я живу во власти тех волн,
что несут меня к самому себе,
как к последней пристани.

Не вхожу ни в одну дверь,
не вступаю ни в чей дом,
ни в чью душу не погружаюсь.

Я нигде — и нигде себя не найду,
ни внутри себя,
ни снаружи.



IV

Я самая полная грусть
и самый больной экстаз,
и радость, что во мне расцветает,
никогда не достигнет неба.
В отчаяньи я выливаюсь,
выплескиваюсь из себя,
пугая все вещи вокруг,
но повсюду я — это я.



V

Жажда взрывает тучи на небе!



VII

Я закрываю глаза, чтоб пред тобой пробудиться
полнее, чем прежде. Ну-ка, изринь меня,
выкинь на вольный ветер!



ПЕЙЗАЖ С РУКАМИ И КРЫЛЬЯМИ

За спиной у каждого человека
стоит на страже свой ангел. Ангел,
что был у меня за спиною, пал
и все же чьи это руки,
нежные, словно крылья,
с такой любовью и грустью
опускаются мне на веки?



ПЕЙЗАЖ С ПРОЗРАЧНЫМ АНГЕЛОМ В ОКНЕ

Становится алым как сердце
лицо твое вечером и разгорается
и пылает как сердце
лицо твое вечером

и ты стоишь вечером
и ждешь у окна
и руки ломаешь
с наступлением вечера

и в руках держишь сердце
которое гибнет
с наступлением вечера
с наступлением вечера

с наступлением вечера…



СЫН ЧЕЛОВЕЧЕСКИЙ

Грустного отца моего окутала тень,
отец мой косит. Идя за ним следом, моя мать собирает
скошенное в стога. Их тени
протянулись по сожженному лугу.

Отец глядит на меня из-под тени, и я чувствую это,
но не поворачиваю к нему своего лица.
Слышу, как мать кличет меня мне вослед,
но не поворачиваю к ней лица.

О сын человеческий,
сын человеческий…  Нет, ничего, молчу…



ЗОЛОТО МИРА

Тому, кто за золото продал родину,
пусть и отплатят золотом!
Пусть усадят его на почетное место
во главе стола — чтоб он развлекался!
Пусть поставят на стол ему лучшие блюда,
                                                            лучшие вина.
Пусть кликнут музыкантов и женщин
— чтоб он пил, ел и наслаждался.
А народ чтобы видел, как он доволен.
Пусть потом навалят пред ним золотые горы,
пусть рассыплют пред ним золотые монеты,
пусть он ложками поглощает золото,
пока не раздуется, словно мехи!
...И на куче золота пусть оставят его разлагаться,
и золотыми буквами пусть сделают надпись:
"За золото продал он родину,
и ему отплатили золотом!"



ЖЕРТВА

Его расстреляли за школой,
когда на фруктовый сад
опускался вечер.
Его расстреляли под цветущей яблоней.
— За что? — крикнул брат.
— За что? — прошептала сестра.
— За что? — лбом о землю ударилась мать.
— За что? — повторили птицы, и крик их
пронзил снегопад лепестков от вишен и яблонь.

Руки у него были большие,
волосы черные, а глаза невиданно голубые.
Белая жениховская рубаха
распахнута на груди и стянута
кушаком,
сверкающим, словно пурпур.
Трава была высокая, свежая.
Вечер тихий и ясный.
Красные колокола колыхались
над черепичными крышами. Люди стояли,
окаменев, на паперти возле церкви.
Солдаты заряжали ружья.
Он падал медленно,
словно погружаясь в воду.
Большие кулаки его сжались.
Голубые глаза сверкнули.
Горячий рот усмехнулся.
Трава была высокая, свежая.
Вечер тихий и ясный.
Красные колокола колыхались
над черепичными крышами. Люди стояли, окаменев, на паперти возле церкви.
Солдаты заряжали ружья.
— За что? — прокричал его брат.
— За что? — прошептала чуть слышно сестра.
— За что? — лбом о землю ударилась мать.
— За что? — повторили птицы, и крик их
пронзил снегопад лепестков от вишен и яблонь.



НОЧНОЙ ПЕЙЗАЖ

Чья-то рука, позабытая в глазах поэтовых,
рисует пейзаж: маки, пшеница в ночи.
Черные лилии — лампады затепленные —
дымятся посередь поля: молчи,
                              о душа, молчи!

...Ангел в темных очках остановит машину
посередь поля пшеницы, невдалеке.
Манекены покинут Город и под вечер
придут купаться в Реке.

Их голые плечи, их голубые ноги
замелькают, побегут по дороге.
Рыбы будут плавать по улицам,
стучаться в дома...

...Золотая лампада засветилась над Городом.
Я лежу посередь поля пшеницы,
на груди раскрытая книга.
Каждый колос — свеча, зажженная на ветру.

Молча разглядываю руки, словно забытые здесь,
и сам себя вопрошаю: был ли когда я? есмь?

Перевела с румынского Елена ЛОГИНОВСКАЯ