Книжно-Газетный Киоск


Евгений СТЕПАНОВ

Евгений Степанов — прозаик, эссеист, поэт. Родился в 1964 году в Москве. Окончил факультет иностранных языков Тамбовского педагогического института и аспирантуру МГУ им. М. В. Ломоносова. Кандидат филологических наук. Печатается с 1981 года. Рассказы, повести, эссе и романы печатались в журналах «Звезда», «Нева», «Знамя», «Наш современник», «День и Ночь», «Крещатик», «Литературный Азербайджан», «Нижний Новгород», «Зинзивер», «Дети Ра», «Футурум АРТ», в «Литературной газете», газете «Континент» (Чикаго), в коллективном сборнике издательства «Эксмо». Лауреат премии имени А. Дельвига «Литературной газеты» и премии журнала «Нева». Руководитель Союза писателей ХХI века и издательства «Вест-Консалтинг». Автор нескольких книг. Живет в поселке Быково (Московская область).



ВОЛЧИЦА, ЛЮБЯЩАЯ ЛЮДЕЙ

Рассказ


…Покалеченная голубоглазая собака, похожая на хаски и немного на волка, лежала в поселке городского типа Щербатово возле большой автомобильной дороги и умирала. Машины спокойно проезжали мимо, а пешеходы суетливо проходили, стараясь не смотреть на собаку: ну, ведь это не моя, я-то здесь при чем, зачем делать лишние телодвижения?!. Помирает и пусть помирает.
Не прошла мимо только пенсионерка Надя, жительница близлежащего Шестого проезда… Она увидела собаку, поняла, что та искалечена и не может идти, осторожно и бережно взяла ее на руки и кое-как дотащила до своего небольшого одноэтажного домика. Собака не сопротивлялась, как-то сразу поняла, что к чему.
Пенсионерка Надя жила одна, два года назад у нее умер муж от инсульта, не дожив до шестидесяти пяти, а год назад от ковида и старости — девяностолетняя мама. Дети разлетелись кто куда. Надя осталась с верным стареющим псом Тяпой, которому шел уже одиннадцатый год.
Надя (в прошлом ветеринар) обследовала покалеченную собаку и обнаружила, что она избита, следы побоев и кровоподтеки были на морде, на лапах…
Кто-то сильно и зловеще избивал эту волкообразную девицу лет трех-четырех.
Надя отнесла собаку под навес, который был оборудован из бывшего гаража, и попробовала ее покормить. Та грустно и как-то обреченно положила длинную морду на лапы. Надя дала собаке овсянку с тушенкой, любимое блюдо Тяпы, но собака отказалась, точнее, поела немного и стала зализывать раны на лапах.
Весть о том, что Надя подобрала волчицу, быстро пробежала по улице. И мнения разделились… Некоторые односельчане стали журить Надю.
— Как ты ее прокормишь? — возмущался сосед Алексей, сорокапятилетний отец-одиночка. — Я на своего пса трачу десять тысяч в месяц, а у тебя пенсия — тринадцать. Как ты прокормишь?!
— А еще она выть по ночам станет! — возмущалась соседка Ирина Бенедиктовна, беспокойная тетка лет семидесяти. Надо ее сдать в собачий приют. Не нужны нам на улице волки.
Надю поддержала доброжелательная бездетная семейная пара — упитанный пятидесятилетний Игорь и худенькая миловидная тридцатилетняя Оля, которые пять лет назад переехали из Москвы в Щербатово, обменяв свою неказистую двушку в брежневской панельке в Выхино на полдома (из четырех комнат) и восемь сосновых соток в поселке.
Супруги полгода назад пережили ковид (Игорь — в тяжелой форме, лежал в больнице, Ольга — в умеренной), очень медленно восстанавливались, любое движение давалось с трудом, даже нагнуться на грядке или дойти до помойки и выбросить в контейнер мусор было проблемой, появились панические атаки и неприятная одышка. К тому же у Игоря после ковида диагностировали гипертонию первой степени, давление то внезапно поднималось, то резко снижалось. Мужчина не расставался с японским автоматическим тонометром, который показывал нерадостные результаты. Врач из платного медицинского центра прописал Игорю гору всевозможных таблеток, но он от них отказался, решил по извечному русскому обычаю, что на все воля Божья: будь что будет. Авось обойдется.
Жизнь продолжалась, Игорь, выпускник мехмата МГУ, потихоньку работал (он имел собственный небольшой айтишный бизнес), а Оля, экономист по образованию, занималась домашним хозяйством — ходила в магазины, готовила, ухаживала за кошками (их было у супругов две: Маркиза и Кнопа), полола сорняки в огороде и теплице; дел всем хватало.
Игорь и Оля поженились шесть лет назад, два года назад потеряли ребенка (выкидыш произошел на втором месяце беременности). А тут еще ковид… Все это, конечно, отразилось на их душевном состоянии — горьком и подавленном.
«А душа, уж это точно, ежели обожжена, справедливей, милосерднее и праведней она»… Это метко заметил Булат Окуджава.
Игорь и Оля, еще толком не восстановившиеся после болезни, бросились Наде и собаке на помощь. Или на помощь — самим себе. Первым делом Игорь и Оля купили несколько пакетов сухого корма в «Дикси», собака с радостью начала есть. Супруги пообещали Наде, что помогут ей во всем и попросили не отдавать собаку в приют…
— Не надо ее никому отдавать, если бы не наши кошки, мы бы ее взяли уже сейчас к себе, но мы сделаем вольер, разделим участок на две части (кошачью и собачью) и тогда заберем… — сказал Игорь.
— А когда? — уточнила добрая, но конкретная Надя.
— Через месяц. Сейчас особых денег нет, а через месяц я должен заключить хороший контракт на создание сайта довольно серьезной корпорации и тогда построю вольер, приглашу рабочих.
— Хорошо, — ответила Надя. — Месяц не год. Подождем.
Собака стала обживаться на новом месте. Надя готовила теперь на двоих, и на Тяпу, и на Нэнси (так по предложению Ольги стали называть волчицу). Рацион был разнообразный: овсянка с тушенкой, недорогая рыба путассу, говяжьи кости, гречка с консервами…
Особенно Нэнси полюбила кильку в томатном соусе. Но и от сухого корма тоже не отказывалась.
Тяпа воспрял духом и телом, пытался даже пристроиться к Нэнси как герой-любовник, но она его как-то всерьез не воспринимала.
Игорь и Ольга каждый день приносили продукты Наде и гуляли утром и вечером с собакой по окрестным улицам Щербатова.
Месяц пролетел быстро. Игорь заключил контракт, получил аванс и пригласил знакомых мастеров. Они за два дня отделили часть участка, прилегающую к забору, зеленой сеткой 3Д, и получился хороший уютный вольер на шестьдесят квадратных метров, а еще Игорь купил просторную односкатную собачью будку. На круг ушло восемьдесят пять тысяч рублей.
Игорь с Олей пришли к Наде и торжественно сообщили, что готовы забрать Нэнси.
Поначалу вольер Нэнси понравился, она стала изучать будку, легла рядом с ней, но все шло хорошо, пока рядом была Надя. Стоило ей уйти, как собака по-волчьи завыла и стала пытаться перепрыгнуть через вольер. Игорь не отходил от собаки, разговаривал с ней, гладил по волчьему мощному загривку, давал косточки, но собака не могла успокоиться… Потом все-таки прилегла у будки, грустно положив морду на мощные лапы.
Игорь пошел в дом на несколько минут, перекусить. Когда вернулся, собаки не обнаружил, а ворота были зверски раскурочены, две нижние доски Нэнси с мясом вырвала из ворот…
Ольга побежала на улицу и увидела Нэнси, которая стояла у Надиной калитки, пытаясь носом открыть дверь. В зубах у собаки была косточка — для любимого Тяпы, наверное. Ольга взяла Нэнси за ошейник и привела назад. Игорь быстренько починил ворота и заложил их тяжеленными пеноблоками и кирпичами, которые остались от стройки. Собака опять по-волчьи выла и пыталась перепрыгнуть через вольер.
Она подбежала к пеноблокам, и не успели супруги глазом моргнуть, расшвыряла пеноблоки и кирпичи, как мелкие морские камешки.
Все стало понятно. Собака полюбила Надю, которая спасла ей жизнь, и Тяпу, который стал ее галантным кавалером.
— Ладно, — сказал Игорь, — вместе жить не получилось, значит, будем дружить. Мы все равно будем помогать Наде, давать деньги и продукты и, может быть, Нэнси к нам еще привыкнет. Она волчица. Но особенная. Волчица, любящая людей. Особенно тех, кто любит ее.
— Я с тобой согласна, будем помогать, — поддержала мужа Ольга.
Надя тоже не возражала.
Каждое утро, перед работой, Игорь неспешным шагом гулял с собакой… Маршруты день ото дня становились все длиннее и длиннее — сначала Игорь с Нэнси шли до помойки и обратно, потом стали ходить по близлежащему красивому и ухоженному Садовому переулку, потом по широченной центральной Первомайской улице, где когда-то жил один из руководителей ЦК КПСС Михаил Андреевич Суслов… Во всем поселке было множество добротных новых домов. Раньше Игорь на это не обращал внимания, да и гулял очень редко, все время торчал за компьютером, с утра до ночи зарабатывая на хлеб насущный.
После прогулки давление снижалось, вообще, физические нагрузки шли на пользу здоровью, Игорь чувствовал, что к нему постепенно, день за днем, час за часом, возвращаются силы, уменьшается одышка. И собака смотрела на мир как-то веселее.
Начали думать, как приручить Нэнси, как обеспечить ей спокойный переезд в новый дом, к Игорю и Ольге… Надя часто стала приходить с Нэнси к супругам, сидели все вместе в вольере, поставили там круглый пластмассовый стол и деревянные скамейки, пили чай с пряниками и бутербродами. При Наде Нэнси вела себя идеально, лежала рядом с будкой, ела из одной миски, пила из другой… У собаки стали проявляться необычные особенности — перед едой она мыла передние лапы в большой миске с водой, помоет лапы и только потом ест. Всех это приводило в неописуемый восторг и удивление: как же так, кто ее научил? Вообще, собака оказалась смышленой и легкообучаемой. Через три дня поняла все правила общежития.
Поначалу-то она стала гонять Надиных котов, и Парамон, серый хвостатый разбойник лет пяти, даже дал ей отпор, врезав лапой по морде, а вот Барсик, маленький рыжий котик, испугался, пошел скитаться и нашел приют у соседей — школьного учителя Юрия Юрьевича и его пожилой мамы, которую все звали Лида. Потом Надя стала ругаться на Нэнси, постоянно и строго ее отчитывая:
— Нельзя, Нэнси, своих котов обижать, нельзя, это свои! Нельзя! А то по морде получишь. И от котов, и от меня!
Нэнси поджимала уши, отворачивала опасливо морду и давала понять, что она готова в жизни на компромиссы.
Вскоре все жили дружно под крылом у доброй и гостеприимной Нади, а Парамон, обнаглевший от безнаказанности и мощной «крыши» в лице хозяйки, даже иногда «покушался» на собачьи миски. Короче, жизнь людей и жизнь животных во многом похожи.
Игорь и Оля каждый день гуляли с Нэнси. Больше всего им нравилось ходить, особенно летом, на озеро, которое находилось совсем рядом — пешком минут десять-пятнадцать. Озеро называлось Медвежье. Почему так назвали — никто толком не знал, медведей в Подмосковье давным-давно истребили, но вот название осталось. Может быть, в честь реки Межи, которая втекала в озеро и вытекала из него?
Собака купаться не любила, а Игорь и Ольга купались с удовольствием — по очереди. То Игорь держал Нэнси на поводке, то Ольга. Иногда привязывали собаку к дереву и тогда купались вместе.
Озеро давало дополнительные силы, особенно после работы, точно смывало с мужчины и женщины грешную суету и усталость. Сверху вода была теплая, а внизу холодная — там били подземные природные ключи, получался естественный своеобразный душ Шарко. Супруги плавали, улыбались друг другу, смотрели на собаку и понимали, что и в Подмосковье можно замечательно отдыхать, а не только на роскошных морских курортах. Озеро было огромным и живописным… Березы и плакучие ивы склонялись к прозрачной воде, по водной берендеевой глади скользили веселые байдарочники, неспешные упитанные пляжники играли в волейбол на белом привозном песочке… Все было сделано для людей.
Нэнси смотрела на воду настороженно и даже не пила из озера, все попытки супругов приобщить собаку к плаванию не увенчались успехом.
Она постепенно преображалась; распушилась, волчий густой мех стал играть на солнце, увеличился подшерсток, и хвост, который ранее чуть ли не волочился трусливо по земле, как показывали в советских рисованных мульт-фильмах, стал жизнерадостно закругляться в колечко, а это явный признак хорошего настроения. Изменился даже цвет морды — с невзрачного и пыльного серого на белый.
Когда супруги шли домой, Игорь всегда удивлялся:
— Ну откуда у людей деньги на такие роскошные особняки? Это ведь не у кого-то одного, а практически у всех… У нас, наверное, самая маленькая избушка во всем поселке.
— А зачем нам больше? — отвечала Оля. — Главное, что живем на своей земле и все удобства есть. И туалет, и ванна. И Москва рядом. Человеку, на самом деле, не так много нужно.
— Я согласен. Меня наш дом тоже устраивает. Меня удивляет другое… Ведь это значит, люди с м о г л и, построились, не все же это директора рынков, бандиты и чиновники… Обычные люди. Но откуда деньжищи? Откуда у в с е х такие особняки?
— Кому-то по наследству достались, кто-то купил, есть, конечно, в нашем районе и бандиты, но в основном нормальные люди, труженики.
— Слава Богу, пусть всем повезет… А нам нужно что-то думать о собаке. Подозреваю, что Нэнси к нам на ПМЖ не пойдет. Надя ее выходила, а собаки, тем более волки, добро помнят, никуда Нэнси от нее не уйдет.
— Может быть, нам своего щеночка завести? Восточно-европейскую овчарку, например? Щенок быстрее привыкнет и с кошками поладит, и дом будет защищать. Хаски как охранники — ни о чем. Они человека вообще укусить не могут. Если дом будут грабить — хаски поможет вынести вещи.
— Хорошо, давай возьмем щеночка овчарки, думаю, это правильное решение.
…Наступил сентябрь, супруги (попросив маму Оли, Татьяну Николаевну, моложавую пенсионерку, бывшую учительницу истории, пожить в доме и приглядеть за котами) уехали в недельный отпуск на море, забронировав номер в трехзвездочном отеле «Приветливый берег», на первой линии в Геленджике.
Несмотря на то, что обстановка в стране и мире была нерадостная, шла специальная военная операция на Украине, гибли люди, в том числе мирные, и воздух был пропитан болью и тревогой, Геленджик умиротворял.
Этот чудесный город красив и притягателен в любое время года, даже в драматическое, а осенью, в сентябре, в бархатный сезон, — особенно. Уже не слишком жарко, но еще тепло, можно купаться, температура воды примерно двадцать четыре градуса. Море спокойное и манящее.
В магазинах изобилие недорогих фруктов; виноград, например, Игорь покупал в прибрежной лавочке по сто рублей за килограмм.
Когда-то (еще тридцать лет назад) Геленджик был заштатным скромным городишком, фактически поселком, а сейчас — фешенебельный курорт на уровне Лазурного берега Франции. Роскошные отели и виллы, рестораны и яхты, бесконечная набережная (самая большая в Европе, протяженность четырнадцать километров) и неутомимые уличные музыканты… Конечно, еще осталось немного невзрачных хрущевок в центре, но не они теперь символизируют город. И всегда здесь были великолепная природа, прекрасный климат. Сухие (не влажные, как в Сочи) субтропики. Горы, смотрящие на море… Такое ощущение, что ты на другой планете, в мире, где нет боли и страдания. Это иллюзия, конечно. Но — очень приятная.
…Цены в прибрежных ресторанах кусались: пицца — пятьсот рублей, кусок рыбы — четыреста. Правда, в «Столовой» (это разветвленная сесть недорогих закусочных) можно было поесть значительно дешевле. Там сто граммов шашлыка, например, продавали по девяносто рублей, рассольник по сотне.
Впрочем, в дополнительном общепите Игорь и Ольга не особенно нуждались. В гостинице «Приветливый берег» были созданы все условия для души и тела небедного
человека. Пятиразовое питание, номер с видом на море, пинг-понг, библиотека; горничная каждый день меняла белье и приносила подарки в виде сухого кубанского вина и фруктов… И все это за шесть тысяч в день на двоих. То есть за пятьдесят долларов с человека. Понятное дело, что для многих это большие деньги, но для москвича, имеющего свой довольно-таки успешный бизнес, цена приемлемая.
…Геленджик Игорь помнил с детства, он ездил сюда еще в пионерский лагерь, от того городка остались разве что старые пирсы, с которых он нырял мальчишкой, хрущевки в центре, да несколько сохранившихся старых частных домишек. Все остальное было отстроено заново.
Цены на жилье здесь превысили цены на приморскую недвижимость в Болгарии раз в пять и даже стали немного выше московских. Однушку в тридцать квадратов в ЖК продавали в сентябре 2022 года за двенадцать миллионов, а двушку в панельной убогой хрущевке (почему-то их еще не снесли!) общей площадью сорок пять метров — за шесть с половиной.
Супруги и не думали здесь ничего покупать, слишком дорого, да и нет необходимости, но лишний раз убеждались, что отдохнуть теперь можно хорошо и в России.
Они приходили на завтрак в девять утра, шведский стол представал во всем своем невероятном буржуйском изобилии: йогурты, сыры, колбасы, ветчина, яичница, омлет, соки, лимонады, каши, всевозможная выпечка и т. д.
На обед давали рыбу и мясо, супы на любой вкус, салаты, пельмени, печенку, фрукты, вино, мороженое, все в каком-то невообразимом количестве.
А еще были полдник, ужин, дополнительный вечерний ужин, когда угощали кефиром.
Супруги наслаждались жизнью, купались в море и бассейне, ездили кататься на лошадях в высокогорную деревню Прасковеевку, основанную греками, и в музей писателя В. Г. Короленко.
Игорь решал рабочие вопросы через компьютер и по телефону, который никогда не отключал.
Ольга восхищалась комфортом в отеле, особенно ее радовал горячий душ, дома в Подмосковье водоснабжение у них оставляло желать лучшего, напор был то очень слабый, то очень сильный. И никакие мастера не могли исправить эту неполадку.
Огромная кровать, белоснежные простыни пробуждали в супругах новые эмоции и сильную страсть, которая с годами не пропала.
Плотские отношения становились особенными и одухотворенными. Супруги опять мечтали о ребенке. И неустанно старались воплотить свою мечту в явь.
Здоровье здесь, на юге, возвращалось в норму.
Вечерами — допоздна — они гуляли по набережной и разговаривали на всевозможные темы.
— В чем смысл жизни, как ты думаешь? — однажды спросила Ольга.
— Вернуться туда, откуда пришел, — уверенно и быстро ответил Игорь
— В рай?
— Возможно.
— Но мы же с тобой грешные люди… Какой уж для нас рай?
— Будем уповать на милость Божью.
— А для тебя Бог это кто?
— Если я скажу, ты засмеешься.
— Скажи!
— Бог — это ты.
— Не поняла.
— Мы все — Бог.
— Кажется, я начинаю понимать. Один поэт однажды написал стихотворение «Христос-человечество». Я где-то читала.
— Ну вот, он все правильно написал. Мы все — единое целое, объединенное и спасенное Христом.
— Но ведь в каждом из нас есть зло.
— У нас есть свобода выбора, возможность изживать в себе зло. Это главная свобода, которую мы получили от Него. Наша с тобой свобода — идти вверх, а не вниз, любить друг друга, собак, кошек, людей, Нэнси, Тяпу, Надю, родных и близких… Но, прежде всего, друг друга. Да, мы все — единый организм. Мы все — Бог.
— А ты раньше, в советское время, был членом коммунистической партии? Верил в коммунизм?
— Нет, членом партии я не был. Но до сих пор вспоминаю постулаты марксизма-ленинизма. Некоторые из них были очень толковые. Например, бытие определяет сознание. Да, действительно, определяет. Строй изменился — и человек изменился. Все изменилось. За тридцать лет капитализма россияне, частные предприниматели, отстроили страну, отстроили в частности этот город, сделали роскошный курорт, а у нас в гостинице вообще какой-то коммунизм. За пятьдесят долларов в день тебе дают все, что ты хочешь. От каждого по способности — каждому по потребности. Это ведь и есть основной принцип коммунизма. Но построили этот коммунизм не большевики, а именно капиталисты… Как странно! Вообще, все странно… Люди, которые раньше, в брежневскую эпоху, жили весьма расслабленно, стали работать в новых условиях, как сумасшедшие. На себя. И очень многого добились.
— Капитализм, конечно, имеет выигрышные стороны. Он заставляет человека все время что-то делать, производить продукцию, искать рынки сбыта, вынимает из человека все возможности на двести пятьдесят процентов… Это с одной стороны хорошо, а с другой — полностью выматывает человека, приводит к бесконечному поиску новых сверхприбылей. Отсюда — войны, другие бедствия… Разве не так?
— Да, так. Я прекрасно помню так называемую застойную эпоху. Поздний социализм в Москве давал возможность вольготно пожить человеку. Государство его защищало. А сейчас не защищает. Сейчас упадешь с ветки — тебя сожрут. И матерые капиталисты не могут умерить свои аппетиты. Все время гонятся, как ты говоришь, за сверхприбылью. Вот и возникают катаклизмы различные. Я с тобой согласен. Идеального строя нет. И рая на земле нет. Социализм не в полной мере использовал возможности человека, а нынешний российский капитализм использует их чрезмерно. Нужно что-то среднее.
— Да, верно, — сказала Ольга. — Жаль, что я не жила при Советской власти. Но я понимаю тебя. Ты из поколения моих родителей. Я с мамой часто на эти темы беседую. И с тобой мне всегда интересно разговаривать.
— А мне с тобой.
— Спасибо, любимый! А вообще, я думаю, что главное — это не политический строй, а любовь. Любовь жива в любую эпоху.
— А что такое любовь?
— Любовь — это когда альтернатива невозможна.
— То есть?
— Когда можешь жить только с одним конкретным человеком, а не с кем-то еще. Я могу жить только с тобой.
— Спасибо, родная!
— Это тебе спасибо.
Они обнялись, взялись за руки и пошли в отель.
…Через день, примерно в пять утра, раздался неожиданный телефонный звонок. Игорь по определителю увидел, что звонит Надя, испугался: может, что-то случилось? Так рано Надя не звонила никогда. Он взял трубку и услышал непонятное сопение, а потом в трубку залаяли и завыли…
Игорь подумал, что Надя его разыгрывает и подставила трубку к пасти собаки… Через несколько секунд связь оборвалась. Игорь перезвонил Наде.
Та начала взволнованно и сбивчиво рассказывать:
— Нэнси украла у меня со стола мобильник, отнесла к себе на лежанку, под навес, открыла лапой чехол и начала долбить по кнопкам. Значит, она до тебя дозвонилась?
— Да, — сказал Игорь. — Если честно, собаки мне раньше не звонили.
— Ну вот, теперь это произошло, — улыбнулась Надя, — Нэнси соскучилась и ждет вас с Олей домой. И Тяпа ждет. И я жду. Будем опять чаевничать.
Игорь тоже улыбнулся.
— Здорово, — сказал он, — скоро мы вернемся. Примерно через два-три дня. Всю жизнь будем помогать и Нэнси, и Тяпе, и тебе. Кажется, Нэнси успела нас полюбить. А то, что живет не у нас, так это не самое главное. Никакие другие собаки нам с Олей не нужны. И сил у нас теперь больше. И давление у меня, судя по всему, приходит в норму.

2022