Книжно-Газетный Киоск


Ольга МИХАЙЛОВА


Ольга Михайлова — поэт, прозаик. Известна публикациями в журналах «Дети Ра», «Зинзивер», «Зарубежные записки», «Фото Travel», «Эгоист Generation» и газетах Linnaleht (Таллин), «Литературные известия», «Поэтоград». Она — автор нескольких книг. Живет и работает в Москве.



ЛОХМАТУШКА

Рассказ


Синицы крутятся у нас, сколько себя помню — непоседливые, озорные, любопытные. Весной и летом — затишье, а в студеные времена желающих подкормиться заметно прибавляется. Забрезжит рассвет, и они подтягиваются — проголодались. Те, кто побойчее, громко возвещают о своем прибытии: «Пинь-пинь», «Ци-фи, ци-фи». Проведут перекличку, поскачут с ветки на ветку и утихомирятся — все внимание на окно. К стайке большаков обычно присоединяются две-три миниатюрных лазоревки в голубых беретах. Рассядутся, бывало, все на ясене, ждут. Как будто не ясень вовсе, а новогодняя елка с игрушками-украшениями.
Эту синичку я сразу выделила среди остальных — она заявила о себе настойчивым треньканьем и сходу заняла присаду, приспособленную на оконной раме. Одного взгляда на пернатую гостью было достаточно, чтобы понять — у нее куча забот: неспокойный взгляд, суетливость, на животе наседное пятно. В общем, не птица, а перьевой комок нервов. И какая растрепанная! Одним словом, лохматушка.
Гнездо она обустроила на тополе — в нише, образовавшейся при разветвлении кроны. Дерево присмотрела еще позапрошлой весной и не ошиблась — место укромное, обилие листвы защищает от дождя и прямых солнечных лучей и до нашего окна близехонько.

Работали мы в тот пандемийный год удаленно, и я могла отслеживать синичкины визиты. Несмотря на рекомендации «весной и летом птиц не подкармливать», я нет-нет да угощала ее семечками подсолнечника и дыни. Нельзя было не заметить птичку: она заглядывала через стекло и даже постукивала — не увидишь, так услышишь. Если на кухне никого не было, она перелетала к окну моей комнаты, цеплялась за москитную сетку и раскачивалась на ней, как на качелях. Она без устали сновала по маршруту ясень-присада, порхала перед окном неутомимым мотыльком, а то вдруг могла заверещать так, что бросаешь все и бежишь ее кормить. Когда у нее совсем не оставалось терпения, она просовывала голову под оставленный незакрепленным уголок сетки, но в гости не залетала — осторожничала.
Каждое утро начиналось с ее требовательного голоска. Приоткрыв глаза, я оценивала ситуацию — как правило, синица уже нетерпеливо дергала сетку. Однажды меня разбудили звуки, доносящиеся со стороны окна, — что-то шуршало, щелкало, сыпалось. Не дождавшись от меня завтрака, Лохматушка пролезла под сетку и нашла семечки — я всегда оставляла на подоконнике небольшую горстку. Потом ее заинтересовали комнатные растения: она посидела на одном горшке, на другом, поковырялась в земле и отправилась дальше. А дальше на ее пути оказалась настольная лампа, где с птицей случился конфуз, и комод. Летала она бесшумно и легко, ничего не задевая и не опрокидывая. Выпроваживать ее не пришлось — самец подал голос, и она скоренько выбралась наружу.
Бойкая и сообразительная Лохматушка стала нашей любимицей. Сначала я подносила руку вплотную к присаде, и она могла взять семечку, не садясь на ладонь. Затем пробовала понемногу отодвигать руку, но так, чтобы она могла дотянуться. Изо дня в день я проходила проверку на доверие. И вот, наконец, первое прикосновение ее коготков. Но, получив семечку, она тут же отскакивала — страшновато. Я терпеливо продолжала эксперимент в надежде, что ей удастся преодолеть страх. Невидимая преграда между нами постепенно стиралась — она все чаще брала семечки с ладони. И так радостно было от такого общения, от ощущения ее цепких лапок на моих пальцах. Со временем она приноровилась хватать лакомство слету, иногда задерживалась на ладони — выбирала лучшее, по ее мнению, ядрышко. Глядя на подругу, осмелел и синица-самец.
Когда желторотики покинули гнездо, мать-синица привела их к нам. Что творилось! Крутиться приходилось всем. Птичье семейство то и дело исчезало, но вскоре возвращалось в полном составе — синичий хоровод начинался сначала.



* * *

Она ежедневно наведывалась к нам: возьмет две-три семечки и стремглав к тополю. Ее регулярные, как по расписанию, прилеты позволяли предположить, что она либо на мгновение сорвалась с гнезда, чтобы перехватить чуток съестного, либо носит корм малышам. Мы надеялись и ждали…
Июнь оптимистично благоухал сочной зеленью. Я только вернулась из Питера и сразу к окну: «Лохматушка!» В редкой ясеневой кроне мелькнуло желтенькое пузико. Она спустилась на присаду и оказалась на уровне моего лица. «Привет!» — я подула на нее. От неожиданности она перевернулась, как спортсмен на брусьях, и повисла, но не улетела. Кормилась она в этот вечер основательно.
На следующий день она не прилетела. Не было ее и два дня спустя, и через месяц. Я звала ее и поглядывала в сторону тополя. Не она ли скачет по ясеневым веткам? Нет, это наш дворовый дозорный воробей. Мы растревожились не на шутку — может быть, ворона разорила гнездо? Или перепелятник зацепил? Крутится тут у нас один такой в «тельняшке».
Без этой птички в нашей жизни что-то в один миг надломилось…



* * *

С улицы послышался галдеж — четверо голодных ртов окружили Лохматушку.
— Ты где была?! — заорала я, едва она, изможденная и взлохмаченная, уселась на присаду. Я изо всех сил удерживалась, чтобы не расцеловать птаху…

Накануне в город нежданно вторглось ненастье — резкое похолодание после жарких августовских дней необъяснимой тревогой накрыло землю. В первый календарный день осени природа сникла. И мы погрустнели и закутались в шарфы. Птицы встрепенулись, замельтешили — кто на рябину и бузину набросился, кто в теплые края засобирался. Синицы потянулись к нашим окнам. Чуть рассеется ночь, команда в желто-черных костюмчиках уже наготове.
В приоткрытом окошке показался знакомый клювик, следом — его обладательница. Несколько перышков смешно торчат на птичьей макушке. Лохматушка она и есть Лохматушка.