Сообщение в Раменской газете:
«В солидную организацию требуются специалисты с высшим образованием на позицию (именно так — на позицию! — Е. С.) дворника».

Пошел в магазин за хлебом, а вышел на финишную прямую. Обычное дело.

Быстро, очень быстро я прошел по любимой улице. А на самом деле еще быстрее.

Никаких разлук навечно нет. Рано или поздно все встретимся. Поэтому надо сохранять спокойствие.

Осень. Мыши побежали в дома… Одна глупая мышь-камикадзе забежала и в мою теплую бревенчатую избушку, где живут несколько котов.
Я начал спасать бесстрашную мышь. Быстро открыл все двери, чтобы она имела возможность скорее удрать. Но мышь свой шанс не использовала. Коты очень быстро доказали, что не зря едят свой «вискас».

Итак, я выхожу на крыльцо. Срываю кисточку созревшего сладкого винограда, с удовольствием съедаю. Иду в сад-огород, собираю огурцы, оставшуюся ремонтантную землянику, шиповник, яблоки, груши, выкапываю картошку… Все это дает мне благословенная быковская земля. Я кланяюсь ей в пояс. Я знаю, что в жизни очень много прекрасного!

11.09.2020. Ничего нового и особенно страшного в русофобии (термин кстати, Ф. И. Тютчева), на мой взгляд, нет. Если какую-то нацию ненавидят, это говорит только о том, что нация сильная и она на что-то претендует в этом не лучшем из миров.
Американцев тоже не шибко любят. Но все считаются с ними. Трамп сказал, чтобы Германия не сотрудничала с РФ по «Северному потому‑2», — и Германия, судя по всему, будет вынуждена подчиниться. Во всем мире есть антисемитизм, даже в США, где самая большая и могущественная в мире еврейская диаспора.
Сильных, умных, богатых не любят. Это закон. Сильные, умные, богатые это должны знать. И быть — несмотря ни на что — добрыми.

Сентябрь 2020. Итак, Михаил Ефремов получил восемь лет.
На самом деле, он, конечно, получил значительно больше — срок у него теперь пожизненный, потому что никто Михаила Олеговича не избавит от тяжкого греха… Совесть — самый страшный прокурор.
Что меня поражает в этом трагическом деле?
Ну ведь все видели, что человек пьющий, почему смотрели на это сквозь пальцы? Почему ГИБДД раньше не отобрала у него права? Почему сейчас осужденный лишен прав только на три года?
На мой взгляд, тех, кто один раз сел за руль в нетрезвом виде, нужно лишать прав пожизненно.
С другой стороны, мне очевидно, что талантливый человек Михаил Ефремов — плоть от плоти народа, он взращен в той культурной парадигме, которая окружает всех нас с самого детства. У нас в стране культ пьющего человека. Это проявляется в пословицах. стихах, фильмах… Каждый год нам показывают сказку «Ирония судьбы», где, только напившись вусмерть, доктор (!) находит счастье с белокурой красавицей…
В обществе нет нетерпимости к пьющему человеку. В обществе нет непримиримости к нарушению закона. Судьба Михаила Ефремова неслучайна.

Бог это Бог, земля это земля, небо это небо, хлеб это хлеб, вода это вода, эмоции это эмоции, поэзия это поэзия, талант это талант, женское тело это женское тело, ребенок это ребенок, душа это душа… И в Москве, и в Париже, и в Нью-Йорке, и в Чикаго, и в Женеве, и в Каире, и в Берлине, и в Киеве, и в Одессе, и в Несебре, и в маленьком прекрасном черноземном селе Верхнеспасское, где я после института работал учителем в школе.

Окрасится — кровью — закат, окрысятся боль и тоска, если — хотя бы на одно мгновение – ты уйдешь из души моей. Но это невозможно. И поэтому все хорошо. И поэтому я непобедим.

Вашингтонский обком. Брюссельский райком. Майданные первичные организации.
Не забудьте заплатить взносы. Ну все примерно так, как было в КПСС и комсомоле.
Принципы управления стары как мир. Слава КПСС!

Человек-свет решил вступить в благородную борьбу с человеком-тьмой, начал резко осуждать его, писать о нем гневные и вроде бы справедливые посты в социальных сетях и, ненавидя всемирное зло, даже грозился убить подлого и ненавистного человека-тьму, чтобы расправиться с ним раз и навсегда.
Прошло время.
Человек-свет посмотрел в зеркало и не узнал себя.
Он понял, что пришла пора бороться с самим собой.

Следы на земле. Следы на песке. Следы на воде. Следы на небе. Следы на земле.

Коты это люди. Люди это коты. Деревья это люди. Люди это деревья. Цветы это люди. Люди это цветы. Свиньи это люди. Люди это свиньи. (Мозг человека и свиньи, кстати, очень похож.) Собаки это люди. Люди это собаки. Возможно, я прав. Возможно, я не прав.

Не дал кошке вовремя корма — она меня укусила. Отказал автору в публикации — он пообещал меня убить. Расстался с женщиной — проклинает до сих пор. Не заплатил в нужный период пятьдесят рублей налогов — вызвали в суд. Короче, как сейчас говорят, прикольно. Но никто и не обещал, что будет легко.

Расставание с любимым городом. Расставание с любимой женщиной. Расставание с любимыми книгами. Расставание с любимыми кошками. Расставание с собой. Медленное, но все-таки стремительное расставание. Встреча.

Иду по теплой улочке любимого провинциального городка, срываю яблоки и сливы, растущие повсюду. Помыв их бесплатной водой из старой красивой колонки, весело жую на ходу.
Кто сказал, что на земле нет коммунизма.

Человек должен жить как минимум лет двести. Иначе очень трудно что-то успеть, добиться результата. Мне под шестьдесят, а я до сих пор чувствую себя молодым начинающим поэтом.

Человек рождается. Живет. Умирает. Никто не может придумать что-нибудь поновее.

Только не надо говорить резких и грубых слов. Даже если они правдивые, они все равно глупые.

Хозяин публичного дома и владелец газеты встретились и начали оживленно беседовать.
У них нашлось много общих тем для разговора.

Нет хороших и плохих. Нет смелых и трусливых. Нет веселых и грустных.
В разных жизненных обстоятельствах люди могут проявить себя по-разному.
И хороший может оказаться плохим. И трусливый может совершить подвиг. И веселый может загрустить. И даже бездарность имеет шанс обрести талант, если однажды поймет, что просто занимается не своим делом и нужно искать что-то другое.

Ну да, так и есть — моложе никто не становится. И — суставы сошли с рельс, как составы.
Слава Богу, что все-таки еще хожу.

Уже не могу бегать, но еще могу — хоть и хромая — ходить. Уже не могу таскать тяжести, но еще могу держать в руке авторучку. Уже не имею сил на веселую и разгульную жизнь, но, кажется, научился любить. А что, все правильно, я старше даже дедушки Ленина. Всему свое время.

Пандемия. Люди — в масках — в метро… Будто все как один задумали ограбить банк.

Пастернак свои стихи переписывал, был недоволен собой. А мы довольны. Мы все поэты, номинанты, лауреаты, победители лит. конкурсов, академики липовых академий и т. п. Какая-то глобальная печальная шизофрения! И нехватка любви.

Все постепенно проходит. И только чувство стыда за свое отвратительное несовершенство мучает меня всю жизнь.

Жил-был мужчина в самом расцвете сил и было в нем столько наносного, несносного, трусливого, невысокого, что он мучился и старался измениться.
Иногда в нем просыпался маленький и наивный мальчик, и тогда этот мужчина в самом расцвете сил играл на флейте.

Боль — слезы — и все-таки — свет. И все-таки я тоже буду искать этот лучистый колчедан, лучистый, как взгляд моей любимой.

Старые рифмы — старые смыслы. Новые рифмы — опять старые смыслы. Новые смыслы — новые рифмы.

Тихо, спокойно, откровенно… Может быть, тогда что-то сможешь сказать во весь голос…

Мы все обязаны защищать свою Родину. И уметь восхищаться виноградной лозой. Даже если она растет на вражеской территории.

Иду. Это теперь работа. Смотрю. Это теперь работа. Думаю. Это теперь работа. Что-то делаю руками. Это теперь работа. Засыпаю. Это теперь огромная радость. Просыпаюсь.
Это теперь успех.

За 20 минут доезжаю на электричке из Москвы до своей старой дачи.
Оказываюсь в ХIХ веке — в обществе Вяземского, Пушкина, Баратынского, Тютчева…
Какой же я счастливый человек!

Как можно проще, как можно тише, как можно незаметнее…
Очень хорошо, что никто не видит, как моя душа летит над большим и сверкающим городом, далеко-далеко — свободная и живая.

Не хочу говорить ни одного невежливого слова. Хочу обнимать свою любимую и кормить прибившихся ко мне кошек кормом «Пурина», который они так любят, и смотреть по телевизору, как играет в футбол мой любимый мадридский «Реал» и слушать песни Анны Герман и просить Бога о том, чтобы он продлил жизнь моим родным и близким.
А заснеженный дачный поселок что-то говорит на своем языке. И душе хорошо — непонятно по какой причине.

Жалеть, согревать, заботиться… А не устраивать страсти-мордасти. Тихие и надежные глаголы лю… которые необязательно произносить вслух.

Меня убивали, а я писал стихи. Вот, собственно, и все, что я могу рассказать о своей жизни.

Стойкие вязы не просят визы. Ветви — ввысь. Вязы не признают границ, как, впрочем, и другие деревья, у которых я всю жизнь учусь.

Сначала доминировал белый цвет, потом красный, потом черный, теперь самый популярный цвет — серый. Ничего, это не смертельно. Лишь бы не коричневый. Лишь бы не коричневый.

Кошки не охраняют дом, как собаки. Не дают молока, как коровы или козы. Все это так.
Но жить без кошек очень трудно. Потому что без кошек дом лишен тепла и уюта. Потому что без кошек в доме моментально появляются мыши и крысы. Потому что без кошек дом не дом.
Стихи тоже, казалось бы, не очень нужны. Никто за стихи не заплатит ни копейки. Никто о них не скажет — при жизни поэта — доброго слова.
Все это так. Но без стихов разрушается человек. Но без стихов разрушается страна. Но без стихов разрушается планета.

Сродниться с землей. Сродниться с небом. А что еще?

Ходить стал медленнее, говорить тише, а видеть лучше.

Михаил Кузьмин — поэзия — Санкт-Петербург. Метафора, не униженная рифмой.

Что было со мной до моего рождения — не помню. Что будет со мной после смерти — не знаю. Живу как живу. Радуюсь каждому дню. Улыбаюсь.

Поваленные сосны. SOS в глазах собравшихся в дорогу уток. И мне пора бы улетать. Но я останусь.

Я прожил двадцать жизней. Но не прожил одной. Впрочем, все это не имеет никакого значения.

Даже если сто тысяч высокооплачиваемых комментаторов лжи скажут, что ложь — это правда, я все равно в это не поверю. Поэтому стараюсь не смотреть телевизионные политические передачи. Ни в одной стране мира.

Следующая станция Малаховка. Следующая станция Удельная. Следующая станция Быково. Следующая станция Сосны. Следующая станция Любовь. Следующая станция Стихи. Следующая станция Смерть. Следующая станция Стихи.

Графоманы обожают печататься в литературных журналах. И поэты любят печататься.
Графоманы обожают тусоваться на литературных фестивалях. И поэты любят фестивали.
Графоманы обожают разные литературные награды. И поэты любят награды. А в чем же разница? Да ни в чем. Просто одни пишут так. А другие иначе.

Огород не допускает случайностей. За чем ухаживаешь — то и вырастает.
В жизни таких строгих закономерностей нет. Но все равно я знаю, что любовь рождает любовь. А что такое ненависть — я не знаю.

Сегодня утром (4.06.2020) кошка Монро завалила огромную крысу. Битва была не на жизнь, а на смерть. В общем, я понял: эта кошка спасает меня… Бережет дом.
Каждый день на даче происходит что-то невероятное.

Взошла картошка, красивая и бесстрашная, и стала копить свои золотые богатства в желтой суглинистой земле Я чувствую себя графом Монте-Кристо.
О, дачная земля!
О, Solбnum tuberуsum!

Клубника — когда цветет — раскрывается, как душа хорошего человека, как третий глаз, как вселенная… Клубника — когда цветет — это антенна, которая принимает и передает сигналы из прошлого-настоящего в будущее, из одной галактики в другую. Клубника. Клуб «Ника». Улыбка Бога.

Зачем все нынешние эстрадные певцы, когда есть Галкин? Да и политики не особенно нужны. Галкин всех прекрасно заменяет. Талантливо, смешно, похоже, правдоподобно.
Галкин как зеркало нынешней эпохи. Картина маслом.
Очень жаль, что Галкин (он теперь иностранный агент) уехал из России.

Не хочу — не могу — ничего вспоминать. И хорошее — и плохое — все — причиняет боль.
Работа (на удаленке) — перекус — сон — во сне стихи. Хватит — достаточно. Это моя повседневность. Единственное, что хочу делать всегда, — это поливать свои клубнички и цветы, малину и огурцы, окучивать картошку, смотреть на деревья, которые так немногословны, стойки и мудры.
Если бы у меня была возможность, я бы никогда не выходил за калитку своего маленького дома, который сейчас — во время пандемии — стал для меня таким огромным миром.

Сивый графоман говорит о другом сивом графомане: «О, это очень талантливый человек!..» В глазах у говорящего — уверенность в самом себе и своей правоте.

Душа. Судьба. Словарный запас-рифма-метафора. А что еще нужно поэту?

Коллекция добрых дел, благородных поступков, смелых решений, возвышенных полетов души. Признаю только эту коллекцию. А на остальное и время тратить нет никакого желания.

Дождь. Дождь. Дождь. Смородина приободрилась. Клубника припала к земле.

Плохо. Очень плохо. Никуда не годится. Бедный словарь. Устаревшие рифмы. Невыразительные метафоры. Нет воздуха, целительной силы, новой жизни, нового космоса. Не виден человек как часть мироздания. Нет ангельского сплава формы и содержания. Я это все понимаю. И в тысячный раз принимаюсь за это сложное — необъяснимое — дело. Надо работать, надо стараться, надо прыгнуть выше собственной головы. Бог дает шанс. Всем.

Охраняю щебечущий скворечник с птенцами от хищной кошки. Я знаю, в чем смысл моей жизни.

Самоизоляция как радость и свобода. Зло как добро. СпасиБо. Я желаю всем любви и здоровья. Пожалуйста, постарайтесь не болеть. Будьте счастливы.

Любое соприкосновение художника с властью уродует, уничтожает его.
Читаю стихи хороших, талантливых поэтов, написанные в шестидесятые-семидесятые-восьмидесятые годы прошлого века. И талантливо, вроде, и мастеровито. Но они (к несчастью, очень многие!) были вынуждены (чтобы напечататься!) воспевать стройки коммунизма, ругать прогнивший Запад и т. д. Читать это сейчас невозможно. А после всех этих идеологических стихов и другие стихи поэтов выглядят как фальшь, вранье.
Фактически власть раздавила многочисленные таланты. Нет, нынешнее время, конечно, отвратное, и поэты никому не нужны, но сейчас хотя бы никто не заставляет писать стихи по заказу власти. У поэта сейчас гораздо больше возможностей пробиться к самому себе, сказать то, что можешь и должен сказать только ты.

Я говорю по-английски плохо. Но меня все понимают. Я говорю по-французски плохо. Но меня все понимают. Я говорю по-немецки плохо. Но меня все понимают. Я говорю по-болгарски плохо. Но меня все понимают. Я вроде бы неплохо говорю по-русски и даже преподаю стилистику в одном престижном вузе. Но меня понимают всего несколько человек.

26.11.2019. Из книги стихов пятилетней давности нашел только три приличных текста. Остальное никуда не годится. Все надо переписывать.
Всю жизнь я пишу одну книгу стихов. Пока живой, буду свои сочинения доводить до ума. Завидую тем людям, которым нравятся собственные стихи.