В 1883 году в еврейском местечке Любавичи Могилевской губернии Российской империи скончался Четвертый Любавичский Реббе Самуил (Шмуэль) Шнеерсон, известный в истории хасидизма под именем Махарш. До сих пор в Любавичах, которые ныне являются небольшим русским селом Руднянского района Смоленской области России, можно увидеть опаленные страшной историей ХХ века остатки каменного надгробия над могилой этого цадика. В 1882 году, незадолго до своей кончины, Реббе Самуил Шнеерсон назначил раввином местечка Любавичи своего ученика Давида Якобсона — с этого и начинается история, которой посвящена наша небольшая новелла.

Давид Якобсон родился в 1852 году в семье раввина Бенциона Якобсона. В сохранившихся документах Давид подписывался следующим образом (в переводе с еврейского):
«Давид, сын благословенной памяти Рабби Бенциона Якобсона, Рабби в Любавичах».
Семейная история сохранила предание о том, как он в 14-летнем возрасте женился на столь же юной Лее Зеликсон — дочери тогдашнего раввина местечка Любавичи Авраама Зеликсона. Брак Давида и Леи был счастливым — у них родилось 14 детей! Нам известны имена и отчасти судьбы восьми из них — Залман, Зелда, Лазарь, Йосеф, Рися, Рива, Тайба, Ида. От детей Давида и Леи произошли многочисленные потомки раввина Давида Якобсона, живущие ныне в России, Белоруссии, Израиле, США и Германии — всего более 60 человек. Подробный рассказ о семейном древе Давида Якобсона еще предстоит написать, но этот рассказ, конечно, выходит за рамки нашего короткого повествования.
Точная дата смерти раввина Якобсона неизвестна. По свидетельству хасидских источников, в 1922 году, уже при советской власти, Давида видели в Любавичах, а на семейной фотографии 1930 года его нет — это дает основание предположить, что раввин скончался между 1922 и 1930 годами.
О жизни его жены Леи Якобсон в советское время известно больше, — по свидетельству ее правнучки Зинаиды Майзелис, Лея скончалась незадолго до Великой Отечественной войны в Ленинграде. Последние годы жизни она, уже ослепшая, провела в доме внуков на Литейном проспекте. Лея была для родственников живой легендой, и рассказы о ней впоследствии передавались из поколения в поколение.

Во времена, когда Давид Якобсон был раввином в Любавичах, это еврейское местечко достигло наивысшего расцвета — оно стало важнейшим центром хасидизма и представляло собой сравнительно крупный поселок Оршанского уезда Могилевской губернии Российской империи.
Давид Якобсон был одним из последних официальных раввинов в Любавичах. Он выполнял свои обязанности и после 1915 года, когда Пятый Любавичский Реббе Шолом Дов Бер Шнеерсон уехал из Любавичей в Ростов-на-Дону, а вместе с ним Двор Любавичских Реббе навсегда покинул свою Родину. В советские времена в Любавичах организовали колхоз, задавленная властями национально-религиозная жизнь евреев постепенно заглохла, и тем не менее к моменту трагедии 1941 года в Любавичах еще проживало более полутысячи евреев. К счастью, раввин Давид Якобсон не дожил до кровавого разлома мировой истории, а его дети и внуки к тому времени давно уже покинули это когда-то благословенное место.
В июле 1941 года крошечное местечко Любавичи оказалось на оси главного удара чудовищной железной армады германского вермахта — мощнейшей группы армий «Центр», двигавшейся на Москву. Немцы пришли в Любавичи 21 июля 1941 года, они знали, что предоставленное в их полное распоряжение местечко Любавичи является священным местом для евреев, «святым городом Иеговы и раввинов»… Жуткий финал кровавой драмы местечка Любавичи наступил 4 ноября 1941 года. В тот день было убито все еврейское население Любавичей — это еврейское местечко перестало существовать…
В наши дни в деревне Любавичи евреев нет. Это небольшое поселение с несколькими сотнями постоянных жителей не всегда обозначено даже на картах крупного масштаба, оно существует за счет туристов и религиозных паломников. О еврейском прошлом местечка напоминает Мемориал памяти убитых Любавичских евреев, возведенный здесь в 2011 году на пожертвования и с помощью евангельских христиан России, а о его великой религиозной истории — восстановленные Дом-музей Шнеерсона и Двор Любавичских Реббе, да еще остатки надгробий над могилами Великих Любавичских цадиков.
Как бы ни сложилась дальнейшая судьба этой небольшой смоленской деревни, имя ее — ЛЮБАВИЧИ — бессмертно, ибо в XX веке, вместе с волнами еврейской эмиграции из России, состоялся всемирный исход Любавичских хасидов, приведший к образованию крупных центров Хабада в Израиле, США и многих других странах. В наше время существуют сотни общин Любавичских хасидов в десятках стран по всему миру.

Мой личный интерес к истории жизни и облику знаменитого раввина Любавичей Давида Якобсона объясняется просто — он мой прадед по отцовской линии. В 1876 году у Давида родилась дочь Рися (Раиса) — моя бабушка. В 1898 году мой дедушка Исаак Окунев, сын шохета из Велижа, взял в жены Раису Якобсон. В 1909 году у Исаака и Раисы родился мой отец Бенцион Окунев. Такова вкратце моя родословная по отцовской линии, уходящая корнями в знаменитое местечко Любавичи.
Когда в 1999 году, уже в Америке, я взялся писать историю нашей семьи, то знал о своем прадеде Давиде Якобсоне очень мало. По сути дела, мне и не от кого было о нем узнать. Моя бабушка Раиса умерла еще до моего рождения, а дедушка Исаак умер от голода в блокадном Ленинграде, когда мне было всего 3 года. Что касается моего отца, то он предпочитал не распространяться о своих предках — все они, и по линии Окуневых, и по линии Якобсонов, относились к самой зловредной, с точки зрения коммунистической идеологии, категории лиц, именовавшихся «служителями религиозного культа». Своего отца — велижского шохета — моему папе удалось перелицевать из «работника культа» в «культработника», а вот с дедом — любавичским раввином — подобный трюк, как говорят, не вытанцовывался.
К счастью, в советских анкетах вопрос «Чем занимались до 1917 года?» распространялся не дальше родителей, но многие советские люди предпочитали помалкивать о своих дедушках и бабушках, ибо не у всех они имели «безупречное» пролетарское происхождение. О своем знаменитом прадеде я впервые узнал не от родителей, а от своей тетки, которая по моей просьбе составила схему нашего семейного древа и у квадратика с именем Давид Якобсон скромно написала — «был раввином в Любавичах». Собственно говоря, этой сверхкраткой фразой исчерпывались мои сведения о прадеде. Жгучий, нарастающий интерес к предкам заставил меня искать всевозможные обходные пути добычи информации о прошлом, ибо все родственники старшего поколения ушли к этому времени в мир иной.

Первым делом вспомнилось, что в Ленинграде я был хорошо знаком с мужем моей двоюродной сестры Ароном Лазаревичем Якобсоном, который по всем родственным раскладкам был не кем иным, как внуком раввина Давида Якобсона по линии своего отца — Лазаря Якобсона.
Арон, которого все мы звали Ариком, никогда не рассказывал о своем дедушке. Это вполне объяснимо: Арик был советским офицером, коммунистом, окончившим с отличием Ленинградского высшего инженерного военно-морского училища имени Ф. Э. Дзержинского, разрабатывал советские подводные лодки на сверхсекретных предприятиях, — как говорится, только дедушки-раввина ему и не хватало!
Тем не менее я понимал, что после смерти Арона у его родственников могли сохраниться какие-то документы, письма, а может быть, если повезет, и фотография Давида Якобсона. Поэтому я немедленно попытался найти его родственников. Этот поиск растянулся на несколько лет, он сам по себе мог бы составить сюжет увлекательной детективной повести с удивительными страстями и характерами, но я опускаю здесь все подробности, ибо поиск этот оказался в итоге абсолютно бесплодным.
Вкратце дело обстояло следующим образом. Сначала я нашел вторую жену Арона Якобсона в Германии. Она оказалась, естественно, немолодой, да к тому же очень больной женщиной, но говорила со мной доброжелательно, рассказывала всё больше о последних годах жизни Арона, обещала порыться в оставшихся после него фотографиях и письмах, но в итоге ничем не помогла, и связь с ней вскоре прервалась… Потом я нашел в США, в городе Атланта штата Джорджия, сына и внука Арона Якобсона (история этого поиска — отдельная полудетективная история). Они очень сдержанно, без энтузиазма, мягко говоря, отнеслись к моим поискам, — похоже, ничего не знали о своем великом предке из Любавичей и не очень-то интересовались этим. Тем не менее внук Арона, сменивший фамилию Якобсон на фамилию своей матери, обещал найти «на антресолях старый чемодан, в котором, возможно, есть что-либо интересное», обещал перезвонить мне, но то ли ничего не нашел, то ли решил в этом деле не участвовать — не знаю, но эта линия тоже оборвалась… Пытался я найти людей, знавших Лазаря Якобсона — отца Арона; он, по рассказам, работал преподавателем математики в Баку, но все мои знакомые бакинцы ничего о нем не знали…
Вторая моя попытка узнать что-либо о Давиде Якобсоне была более успешной. Где-то в середине 2010-х годов в синагоге ньюйоркского района Квинс познакомился я с обаятельным молодым раввином Эли Блохом из местной общины Хабада. Я подарил Эли только что вышедшую тогда мою книгу «Ось всемирной истории», мы встречались с ним несколько раз, и как-то я упомянул, что ищу сведения о своем родственнике Давиде Якобсоне, служившем раввином в Любавичах…
К моему удивлению, это имя было знакомо Эли Блоху, он утверждал, что о Давиде Якобсоне есть сведения в хасидских летописях, и обещал мне отыскать их. Вскоре Эли связал меня с раввином Аароном Лейбом Раскиным из Бруклина, который прислал краткие сведения о Давиде Якобсоне и об истории его назначения раввином Любавичей. Кроме того, Аарон прислал мне копию подлинного письма Давида с его личной печатью и перевод этого письма на английский язык. У нас с Аароном завязалась переписка, он проявлял живой интерес к моим поискам и в одном из писем спрашивал, нет ли у меня фотографии Давида Якобсона, — увы, у меня ее не было.
Шли годы, мне удалось отыскать пропавшие ветви нашего семейного древа, удалось отыскать единственный портрет основателя рода Окуневых — велижского шохета Мовше Окунева, но портрет Давида Якобсона отыскать не удавалось, и казалось, уже не удастся отыскать никогда.

Всё решил, как это часто бывает, случай, но случай — я верю в это — на самом деле предопределяется самим Провидением. Господь не играет с нами в кости, Он просто подбрасывает выигрышную карту лишь тому, кто много работает, упорно стремясь к цели, несмотря на все неудачи и препятствия.
В декабре 2012 года в 147-м номере сетевого журнала «Заметки по еврейской истории» (редактор — Евгений Беркович) была опубликована моя статья «Чудо в трагической оболочке», посвященная 70-летию трагических событий Холокоста в местечке Любавичи. В январе 2013 года среди многих комментариев к статье появилась короткая реплика Зинаиды Майзелис из Санкт-Петербурга:
«Большое спасибо за публикацию. Если это возможно, хотелось бы связаться с Юрием Окуневым. У нас с ним один прадед — Давид Якобсон — любавичский раввин».
Как потом мне рассказывала Зинаида, ей посоветовал прочитать мою статью раввин Нисон Руппо из Костромы. Я узнал об этом запросе незнакомой мне женщины от Евгения Берковича и сразу же трепетно ощутил приближение удачи.
В силе печатного слова я убеждался неоднократно, ведь недаром сказано — «Сначала было слово».
Вскоре я разыскал телефон Зинаиды Майзелис и немедленно позвонил ей — это был взволнованный разговор нашедших друг друга родственников, объединенных к тому же общим интересом к истории своих предков.
Самые радужные предчувствия подтвердились — через час в моем компьютере был присланный Зинаидой фотопортрет Давида Якобсона, который я искал более 10 лет!
Фото было очень скверного качества, но что это могло значить по сравнению с главным — оно было найдено.
Так счастливо закончилась эта история — теперь у нас есть фотопортрет знаменитого раввина Любавичей Давида Якобсона. Я привожу его в этой статье в откорректированном виде — это помог сделать Борис Якобсон, праправнук Давида, живущий в Иерусалиме!
Сейчас фотопортрет Давида Якобсона пошел гулять по интернету, я уже получил несколько копий его первоначальной версии из разных стран. Это не случайно — общий интерес к истории предков возрастает повсеместно, особенно среди евреев, во многих поколениях отлученных по ряду причин от своего великого прошлого, а интерес к значительным историческим фигурам семейных историй возрастает вдвойне. Этот интерес традиционно высок среди людей верующих, он достигает благоговейного восторга в отношении праведников веры в хасидских общинах по всему миру.

В генеалогических исследованиях меня всегда интересует вопрос:
«Сохранилась ли у кого-нибудь из нынешнего поколения молодых людей семейная фамилия далекого основателя рода?»
Или другими словами:
«Существует ли дошедшая до наших дней прямая цепочка наследников основателя рода по мужской линии с неизменной фамилией?»
К сожалению, вынужден констатировать, что во многих известных мне случаях на эти вопросы приходится отвечать отрицательно. Это вызвано историческими обстоятельствами, в которых жили многие семьи в ХХ веке — мужчины погибали во время войн и репрессий, не оставляя потомства, и семейный клан сохранялся в основном благодаря выжившим женщинам, у детей которых естественным образом менялись фамилии. У евреев были дополнительные обстоятельства, затруднявшие сохранение мужской ветви семьи, — антисемитизм и принудительная ассимиляция склоняли к изменению исконных родовых фамилий.
Исследование мужских ветвей наследников раввина Давида Якобсона, проделанное на основе материалов семейного архива Зинаиды Майзелис, показало, что в настоящее время существует только одна ветвь его наследников по мужской линии, сохранившая фамилию Якобсон. Вот эта ветвь: Давид — Залман — Абрам — Яков — Борис — Ариэль и Гай-Беньямин.
Мне эта ветвь представляется высоко символической, ибо она отражает неумолимое историческое движение основного ствола еврейского народа: прапраправнуки Рабби Давида Якобсона, служившего раввином в местечке Любавичи, родине Хабада, живут отныне в Иерусалиме!
Мог ли мечтать о большем «Давид Якобсон, сын благословенной памяти Рабби Бенциона Якобсона, Рабби в Любавичах»?
Светлая ему память!