Книжно-Газетный Киоск


Юрий КАЗАРИН


ТО ЭХО, ТО ГОЛОС

Юрий Казарин — поэт, исследователь поэзии, языковед. Автор нескольких книг стихотворений и прозы. Стихи публиковались в периодике в России и за рубежом. Доктор филологических наук, профессор. Живет и работает в Екатеринбурге.



* * *

На кладбище, где смерти нет совсем,
и я один, и снег без хлеба ем,
колымскую амброзию вдыхаю —
и отдыхаю
без жизни, что еще не подошла,
без боли, без любви, без караула,
без вертухая, без петли, без стула:
о, как тебя луна к земле пригнула
и раскалила речку добела…



* * *

Без дураков и потрясений
Евгений, Осип и Арсений,
и Тютчев ждут наверняка,
куда в тиши стихотворений
качнется речь без языка,
когда качнется тень растений,
луна промоет облака:
свеча залижет хруст осенний
самоубивца-мотылька,
уже летящего на пламя
иное, где светлеет тьма
и разверзается над нами
родная звездная зима.



* * *

Здесь места месту нет.
Здесь время не бывало.
Стоял несветлый свет —
и свету было мало:
так, мотыльков щепоть —
рассыпчатое тело…
Умри меня, Господь,
чтоб в мире посветлело.



* * *

Мерцает, движется, болит
то вербы свежее сознанье,
то звезд знакомых осязанье —
воды в ладошке теплый стыд:
заплаканное мирозданье
повсюду бабочку двоит,
стекло распахнутое множит
и ничего не говорит,
и тишиной молчать не может…



* * *

Что ты, куда ты? В плаще и с котомкой?
Все поспешаешь по божьей версте
палочкой дудочки — ломкой, негромкой —
звук провести в темноте
да повторить золотые изгибы
воздуха в музыке, слышимой, где
плавятся думы серебряной рыбы,
небо нашедшей в воде.
Звук заводить в горловые пустоты,
сбросить котомку — звучать налегке:
что ты, куда ты, откуда и кто ты —
с дурочкой-дудочкой в левой руке…



* * *

Это ласточки в воздухе вяжут узлы,
и пружинит на выдохе господа волос.
И апостольский голос безвидной пчелы —
вызывает то эхо, то голос.
Можешь с эхом, но шепотом поговорить,
можешь с речью в слезах намолчаться.
Черно-белую с ласточкой вытянуть нить
и за нею отсюда умчаться.
И одну запятую на куст уронить,
чтоб она продолжала качаться.



* * *

Вывихи синевы
да под водою ива —
это разрыв травы
или трава разрыва.
Или в слезах кусты —
ягодные простуды.
В небе плывут сосуды,
медленной пустоты.
В каждом, уже чиста,
вечность твоя — иная —
тянется мимо рта,
теплая, ледяная.



* * *

Пространство — это то, что вынимает свет
из темноты — и спит. Все остальное
живая пустота, которой нет,
в которой сжато время ледяное:
оно болит и вечности темней
и старше, и случается над ней
мерцающее, влажное, родное,
не новое, а истинно иное.



ПОБЕГ

Пригладишь иней, снежный ворс,
пока до глаз в себя не вмерз:
пугая гибельной истомой,
сверкнет скорлупкой ледяной
платочек белый, невесомый —
платочек боли головной…
О мир неясный, мир иной:
вот-вот вода нашарит весла
и выгнет берег до кормы —
земля кладбищенская вмерзла
в тебя, в зернистый мозг зимы,
в свои прозрачные холмы…



* * *

Выслепи сном, гвоздем —
ржавчины, карей, сонной, —
вечный глазной проем:
неба ночной чернозем
вспахан до зрячей звезды оконной.
Только не плачь… О чем?..
Все уже вплакано в печь кирпичом,
или в лицо — иконой.
В сердце луны — лемех,
медленный мех в охапке —
скоро пройдет сквозь всех
сон в невидимке-шапке —
грецкий пустой орех
в черепе, весь, горячий,
зрячий, живой, незрячий.__