О, Кара!
Утонуть в твоих карих-глазах
как в пламени дерзкой свечи.
                                       Лучи, лучи...
Лучами
стянуть живущее —
                                     льнущее
к звёздам — к Юноне...
Авось —
                   обойдётся —
в ливне-потопе сольётся
в моря —
                    в океан —
в замкнутость диких выжженных
                                                               ран.
О, Кара!
Сгори
           на полыме моих заревых-
                                                          -встреч.
Эта страшная вольная русская речь —
Священный цветок
Чтенье меж строк
Вещий о мире кровавый костёр
Ветер
           летящий
                          с сиреневых
                                                 гор
                                                        прямо
                                     к твоим
             льнущим
Очам
— Как ненавистного счастья
Девять последних грамм. —
О, Кара! — Мммм-
ноги-еЭээээ!
                   М н о г и е
                   видели малое
                   т а м.
Да урок ли зовущим —
                   н а м?
Поддайся, поддайся, поддайся, сезам,
             жестоким ветрам!..
И далее — синие дали...
             О, my darling!

Ч т о ты на меня так смотришь?
Что ты на меня т а к смотришь?
Что ты н а  м е н я  так смотришь?..
       Я так долго говорила
            и всё об одном...
                            А потом
       вдруг замолчала.
       Потому что поняла:
       ты просто хотел
       заткнуть этот розовый рот
       поцелуем —
       таким же долгим
как вся эта женская трескотня.

Безмерный мой, всё кончится печально:
Мы
умрём.
И каждому назначено по доле.
Безмерный мой, всё кончится — как будто
мы не ждём.
И каждому — на волю.

А что нам в ней? Скажу ль? Открою?
Когда мы-здесь-с-тобою
так и не успели насладиться —
друг другом и
собою.
             А всё бежали —
впереди других,
и хлопали другие
                              вожжами
и
                              визжали
от дикого восторга.
Да как им знать,
что наслажденье наблюдать
других
в бессовестном-и-чистом наслажденье
есть пепел тленья.
Только и всего.
А ты во снах стоял у дома моего,
потом залез на крышу...
И дальше только слышу
сжиманье рук
своих.
И утром
снова бег...
А вечерами ждём
чего-то... А утром
так и не узнав, чего —
в конце концов
умрём.

То ли сердце просит гибели
(я ль ещё не умерла?)?
То ли мы вдвоём в обители,
где горит одна свеча?

Так обнимешь крепко, в голосе
то ли колокола звон?
То ли утренние полосы
от сиреневых окон

на полу… какой обители?
В нóчи светится окно, —
то ли сердце хочет гибели,
тайно просится на дно?

Мы в сон с тобой войдём.
А выйдем в повесть —
Здесь обозначатся над вымыслом поля...

Мы в ночь с тобой войдём...
И выйдем в пропасть.
Поднимут в снегопады тополя!

Не плачь о том... о том, что с нами будет.
      Всё будет так — я косу расплету,
Прикроют волосы горячей тенью груди...
      И вся-душа заполыхает на виду!

И в Миг с тобой войдём —
А выйдем в облак! —
Здесь обозначатся под облаком поля...

И в Мир с тобой войдём.
Так что ж ты робок?
Так машут в спину нам-с-тобою тополя.

Всё будет так. — Не плачь о том, что было. —
      Красиво косу мне уложат — а тебе...
      Там декорация за занавес уплыла, —
            На той задумчиво-обманчивой
                                 Земле.

Ты думаешь — в том смерть —
что ты умрёшь?
Ошибаешься. Смерть в том,
что ты умрёшь, когда
ничего от Мира
уже не ждёшь.
И даже той, которой
растопить лёд
не стоит труда.
А Ты
всё боишься
сказать (и ветру)
«ДА!».

Ты думаешь – в том смерть,
что Ты умрёшь?
Ошибаешься. Смерть — когда Ты
и давно уже никому
не поёшь.

Прости. Скажу Правду:
«Всё — в Вере!»
И не пытайся, – не ищи
Меры.
Потому что Я,
Всеми снами любя…
И дальше — даль
и, может… Всё бред!
«О, НЕТ!»
Ты думаешь — это…
А просто как Свет
ИЗ…
А это —
НИЦ.

Прости:
скажу Правду:
«Н и ч е г о не надо,
когда…» «О, ДА!»
И завтра… А ты
снова люби…
Летят цветы
прямо на край…
А я
буду знать — где-то храня…
И, может быть, ТО ЛИ?
И, стало быть, глубже…
Талисман, который
только НАМ и нужен.

Прости — скажу
Правду:
Тебе-и-там
Ничего не надо!
Потому что всё просто —
и где-то в с ё  р я д о м!
И, пожалуй, всё также —
и всё в — Вере!
И не пытайся — не ищи МЕРЫ.
Потому что — незабвенным
и вечным Нам
написан Путь Длинный
прямиком —
                         в Валгалл!

Ты —
не упрощай ход времени. — Ведь всё,
что с нами здесь уже произошло
там, в недалёком вероятном внова завтра,
кому-то скажет, может быть, о том,
что были мы — на — равных!
И — только.

И не узнать им главного о НАС —
как звёзды в макарбический неслись под нами пляс
и — горько
травою пахло — то ли жёг друид полынь,
иль побледневший в страхе сын
забыл полночную молитву,
иль полыхали мраком рытвы,
и падал ли с небес божественный огонь,
иль вновь казалось — нисходящий этот сон
событий ли
ход древний вновь торопит
и в половодье вод кого-то внова топит…

Ты!
И всё — и завтра —
мы-
-с-тобою здесь (напрасно ли?) стояли
и о себе Неправду узнавали —
закрыв на Землю звёздные глаза:
ведь полыхала над лесами там гроза!
Ха-ха!

Ты меня целовал, —
помнишь?
Не успеешь уйти, так утонешь:
только Марс горячий-сухой
целовать так может Венеру, —
с никому непонятною мерой.

А потом я ушла,
приоткрыв дверь.
И ты в возвращенье небесное
Верь.

Не ступай, мой милый, на мою дорожку.
Ты в лесу дремучем, сокол, пропадёшь.
Не ходи, мой милый, ты в мою сторожку:
То, что ищешь в мире, там ты не найдёшь.

Лишь откроешь дверцу — да тепла светлица.
Так иди же ближе, выпей со мной трав:
И в тумане память… И в тумане лица…
И не знаешь, сокол, прав ты иль не прав.

Только жарки губы, раскаленны руки,
И все звёзды роем падают на нас…
Так скажи, мой милый, у какой подруги
Ты найдёшь тот звёздный, этот травный час?

Не ступай, мой милый, на тропинку эту, —
Я ведь дверь сторожки, может, отворю…
Молодой уж едет… Погублю валета!
А он и под плетью: «Всё равно люблю!»

                Сердце моё
— ведь у меня есть сердце —
горит и разрывается на части.
Наверное, то небеса твои в ненастье?
Как долго быть мне в этом Мире,
                  молодой?..
             А ты — другой?
Нет, ты — такой же, только сил, наверно…
                                      Слышишь?
Здесь много Городов —
                                     всё крыши… крыши…
             А что там — Выше?

             А Выше Небеса мои сияют.
             И нам покой и волю обещают.

Не смотри —
вдаль:
снег с Небес
упал —
запорóшил
дорогу —
и ко мне
и к Богу.
В фонарях
мелькает —
на ладони
тает…
Не смотри!
Не трогай!
Не зови
к порогу!
Всё что скажешь —
знаю.
И за то
прощаю —
что жестоко
руки
мне целуешь —
упруги
груди, плечи
кроешь…
И потом
утроишь
силу за
порогом…
Милый,
слишком
много
в этой-нóчи
крика,
Близость лун
и Лика.

Я видела глаза твои.
И ничего не говори.
Слова — вода. А мне… Вот ночь.
И чья-то в колыбели дочь.

А ты…. И руку целовал — никто
не понял, я же «О!..»,
как стон в груди, так превозмочь…
Благоразумная та ночь

сегодня — ты ли спишь один?
И странный вкус у этих вин…
Так, избалована судьбой,
лечу, над Главною Горой,

и вижу я – глаза твои:
ты ничего не говори!
Слова — вода, а нам… Вот — свет,
И нам немало уже лет.

Я — сильная. А кто сильней,
тот чаще видится и с Ней.
Да попросила я подруг…
Я им — любимая, ты — друг.

Поставят свечи, и за нас, —
И будет Час!
Свеча сгорает, вижу — грудь,
И к ней в заветности прильнуть…

Ты думаешь?.. А я — жила:
любила, верила, ждала…
Последнее верней, чем сталь,
Но никогда — сказала «жаль».

Я не жалела никогда,
так потому: нежна-груба.
Хотели многие со мной
войти в чертог, да я «Постой!» —

Границы оставляла край,
так, вероятно: Ты и Рай
соединялись, — Звёзд Парад!
Но если «Нет.» — с тобой и Ад.

Я знаю: видела уже, —
так мы стояли на меже,
на перекрёстке (нежен-груб!)
двух восходящих в Космос ГУБ!

Зачем-то плакалось в ночи.
Быть может, снились палачи?
Так грудь опустошилась в-грызь…
Вот «Ты!». Вот «Снись!».

И снюсь тебе: к-плечу-плечо…
И это — слишком горячо!
И здесь — переступаешь Грань —
И видишь: я, в руках… Граал!

Протягиваю Чашу, ты
Берёшь — и пьёшь… мои мечты!
Смотрю и вижу: я — в глазах.
Стоим. И под ногами — прах.

И над — седые облака…
И ты мне произносишь «Да!».
А я…

Иду с тобой во всходом даль
И только тех немного жаль, —
Тех, кто мешал нам в этих снах:
Стоят. И под ногами — прах.

И над — протленье серых лет.
И ты им произносишь «Нет!».

Так ты сказал. И здесь — Глагол.
И в рёв тот Вол.

Пусть воют. Мне отвылось (в нощь!),
Под синий бесконечный дощь!
Так грудь опустошилась — в-грызь…
Вот «Ты!». Вот «В-Высь!».

Куда же выше?! Я — уже…
Стою с тобой на той меже,
То ль наяву, то ль в этих снах?
И под дождём — прибитый прах.

И воздух чист. Вот утро: май.
Здесь наш необозримый край…
Полёт, тем взором, в горизонт!
И видит — Тот,

Кто нас сюда… И дал нам «В-Высь!».
И хоть на части разорвись! —
Меж Небом и Землёй лететь…
                    И всё — гореть!..
Пока — сгорая — ни войдём
в тот Дом — вдвоём!

Белые розы — тебе, на той-сцене.
Белые розы моей белой руки.
Белые розы — ты был оценен.
Белые розы — как те-корабли!

Как этой встречи светлая Вера,
Как моей нóчи в сиянье звезда,
Как тот изгиб обнажённого тела,
Как восходящее в шёпоте «Да!».

Белые — новых листов обещанье,
Будущей Встречи надежда и Свет,
Белые — нашего в Вечность Призванья,
Наших высоких надгорностью лет.

Как эти Альпы, — мы их покорили!
Как этой дали заветная высь!
Как этой белой свечи: «Вы любили!»
Как этой жизни: «Без боли проснись!»

Белые розы… уколом обиды.
Белые розы… словно тот лёд.
Белые розы… Те-двери — открыты!
Белые розы: нас Ангел ведёт

Белый, — в круг верных высоких соцветий,
Верь указаниям белой руки!
Белые розы рвут чёрные сети!
И выплывают в моря корабли!..

ВСЁ было здесь: та Боль — тот Свет!
Лишь кажется: нам много лет.
Вот ночь сегодня: я — с тобою,
И этой белою рукою
Пишу… За окнами — огни…
Мы в эту-ночь с тобой одни:
Ты там — один, я — здесь (не плачу),
И это, вероятно, значит…

Послушай: в Мире – Тишина…
Так это я к тебе пришла:

Стояли в светлом коридоре
(и то ли будет ещё, то ли?!),
И ты меня светло обнял
(ведь Он нам это обещал!).

Там слева — дверь, направо — ветер
за окнами… И рвутся сети!
И круг расходится — огнями
(и кто-то там следит за нами,
в той-глубине — и в облаках)!
И что-то тает на устах —

улыбки ль многозначной?.. Плечи
Так близко! И глаза, и речи,
И эта Боль, и этот Свет…
Лишь кажется: нам много лет.

И вот… закончился тот Вечер
(тот светлый — предвещанье Встречи),
обиды полон — и прощенья
(иль тайны белого свеченья?).

И после ночь, и ты… — Послушай!
Здесь зацветают снова груши!..
И в боли прорастанья — цветом
была нам тайная примета…
Такая… в Мире… Тишина…
И ты мне произносишь «Да?».

Но ничего не отвечаю
(хоть все обиды я прощаю):
ведь знаю — завтра самолёт
тебя в край дальний унесёт…
А там ведь, в облаках, Судьба, —
так как же я отвечу «Да!»?

И вот…
             Сегодня ночь — с тобою.
И этой белою рукою
Пишу… За окнами огни…
Ведь мы — поверь! — здесь не одни!

Ветра… ветра… Так от тебя устала.
Наверное, всё оттого, что не упала.
И ты… плечо к плечу горячее прижал.
И этим всё — похоже так — сказал.

И вот ещё: (ночь страстная! вот стоны!..
Подруга так, за стенкою) ворóны
Иль вóроны сидели за столом
И обсуждали, кому сесть на Тот парóм.

И вдруг решили, что безумным этим рано.
Наверное, всё оттого, что не смертельна рана
Иль оттого, что от стрелы той тихо-действующий яд
Отправит их не сразу на Парад

Звёзд… Вот ветра… Под утро утихают.
Наверное, всё оттого, что в этом синем мае
То было: ты к плечу плечо горячее прижал
и так, похоже, этим всё ты мне сказал.

Горько-Светло… Ты там вдали…
Ты в той печали меня всю люби
Так, чтобы… Ветер рвётся в окно…
Что-то над светом нам белым дано:

тот ли высокой (под ливнем) мой Дар?
Кто-то нас странно, иначе нас звал.
То ли поля… Помню светлую рожь
давностью давней… А ночью — тот нож:
гости и смех —
                           падал
                                   вдруг
                                           со стола…
Так, вероятно, тебя я ждала.
В Башню смотрела, и в трепете рук,
нет, не посмела раскрыть своих мук.

Стареешь ты. А я — нектар.
Пей роз Им данный странный Дар!
С тех губ слетает: «Ах! Вот сон…»
Страннее не бывает! Лён

И шёлк, сапфиры те люблю.
И никого не тороплю,
Не обещаю никогда,
Не говорю ни «Нет!» — ни «Да!».

Лишь этот в дымке весь Париж, —
Он знает всё, да эта мышь
В подвале… Кошки жёлтый взгляд…
Как эта Града — тот ли Град?

Так что же? К шерсти прикоснусь
Той, нежной, нежно улыбнусь,
От ласки замурлычет… Я
Смотрю на ушки те любя,

Ах, Лиля, если б знала ты,
Как здесь трагедии — мечты
Преображаются в ту явь!
К а к сладок мёд земных отрав…

К а к я (похожа на нектар)
Бесплатно отдаю свой Дар!
И к а к там дышит чья-то грудь…
И к а к мне в этом не уснуть!

Все блюда я пересолила
(вот так жестокая любила!)!
Перелила, ах, через край
Сегодня и горячий чай!

И шоколад во рту растаял.
А после (нет, ведь я не злая!)
Уснула детским сладким сном…
И снилось: с кем-то мы вдвоём

Под небом голубым Парижа
Бродили, а потом на крышу
Залезли (ты мне руку дал…
А после крепко так прижал).

И здесь мы понимали говор —
Курлыканье тех птиц, а воры
Скакали рядом, обходя
И нас, и птиц. И вся Земля

Пред нами!.. Ты прижал ладони
Мои к губам… Но вдруг… трезвонит
Там слева что-то… телефон,
Из яви возвращая в сон!

В котором растворились руки
и говор птиц, и эти звуки,
и убежали воры с крыши…
И вот лежу в постели, слышу:

Не разобрать, сказал ты что-то…
Наверное, про ту погоду?
Или о том, что у тех птиц
Есть нечто от высоких лиц,

Да нет, не тех, в парче и с саном…
А на руке как будто рана:
Тот жгучий на ладони круг
Ожога — от любимых губ!