Стихотворение «Памятник» с эпиграфом Горация «Exegi monumentum» (воздвигнут памятник) Пушкин написал 21 августа 1836 года за пять месяцев до своей гибели. Какими для Александра Сергеевича были последние пять месяцев? Почему стихотворение не было напечатано при жизни поэта? Какие изменения внёс В. А. Жуковский? Почему сравнение себя — поэта с Александрийским столпом вызвало негодование властей и зависть современников?

«Гений с одного взгляда открывает истину, а истина сильнее царя», — говорил Пушкин. Как посмотрит на эти строки царь? Ведь выше царской главы только Бог.
В последнее время вокруг поэта сложилась напряжённая обстановка. Александр Сергеевич жил литературным трудом, родители не могли помочь — сами жили стеснённо по меркам дворянской знати. Произведения подвергались жесточайшей цензуре, царь стал его личным цензором. Положение осложнялось. Постоянное безденежье удручало поэта — похороны любимого дядюшки Василия Львовича, а следом матери, оказались недешёвыми, сватовство к Наталье Гончаровой стоило ему одиннадцать тысяч рублей. Светские балы для молодой супруги, дорогие наряды, содержание прислуги, экипажа для выезда Натальи Николаевны в свет, огромные расходы на создание журнала «Современник» погрузили Александра Сергеевича в депрессию. Долги на момент его смерти перед частными лицами составили 92 тысячи 500 рублей, а перед казной — 43 тысячи 333 рубля. Каждый шаг неблагонадёжного поэта был под надзором тайных осведомителей и фиксировался в жандармском управлении, — он не мог жениться без благословения самого Николая I. Едва женился — недоброжелатели распустили слухи о неверности красавицы-жены, о её интрижках, в том числе и с царём, — общественное мнение загоняло его в угол. За шесть лет совместной жизни у них родилось четверо детей. Александр Сергеевич, безмерно влюблённый в супругу, доверял жене и видел в ней «чистейшей прелести чистейший образец»; всякий раз вглядываясь в детей, он находил полное сходство, и всё же червь сомнения и обиды за жену после каждой анонимки глодал душу: — «…моя бедная Наталья стала мишенью для ненависти света». А скорее всего — зависти, поскольку юная супруга Пушкина приглянулась императорской чете во время прогулки молодожёнов в Царскосельском парке и была приглашена во дворец на бал, — с того всё и началось.
А тут ещё критики ставили подножку. В литературных кругах поговаривали о закате Пушкина — появилась критические статьи о «засаривающем Парнас наш хламом мелких орифмованных блестюшек…, он обманывает почитателей его музы, …Совершенное падение, Пушкин стал скучен, Пушкин надоел». Обожание его творчества сменилось открытой злобой завистников, подглядыванием в «замочную скважину», его укоряли безродным чернокожим прадедом — арапом, проданным русскому шкиперу, забывая, что арап Петра Великого — Абрам Петрович Ганнибал — генерал–аншеф от артиллерии, как и его доблестные потомки, крепили военную славу Российской империи. Но для чванливой знати воинская слава не в счёт — главное — родовитость. Над головой поэта сгущались тучи.
В стихотворении «Памятник», как и в других произведениях, Пушкин размышляет о судьбе России, о её особом месте в мировой истории между практичным Западом и мудрым Востоком. Он болезненно воспринимает всё «нерусское», имея в виду — «нерусское» отношение дворянской знати к России, в том числе своих друзей и родственников с неразвитым чувством Родины, получивших французское образование, которые мерили всё французским аршином. Вот малоприятный факт — пресмыкающиеся перед всем французским некоторые русские аристократы радостно встречали Наполеона и приглашали завоевателя вместе с генералами в свои салоны на балы и собрания, в то время, когда наполеоновская армия грабила и сжигала Россию. Александра Сергеевича обижало презрение к русскому народу и к его культуре, он горячо убеждал: — важное для России может сделать только русский по духу, что отставание от европейских стран связано не с неполноценностью русских, а с отражением бесконечных вражеских набегов. Пушкин расстался с московским обществом литераторов — «любомудров», мудрствующих о России лекалами немецких философов. Он высмеивал западную демократию, зацикленную на индивидуализме, когда каждый сам за себя, за цинизм, тиранию, продажность всего, даже совести. Чем и нажил себе много врагов. Поэт раздражал иностранных послов, дипломатов, чиновников, бездельников, презирающих Россию, — у русских есть свой гений? — Не достойны! Готовился заговор…
Суть русской цивилизации заключается в том, что Россия, находясь на стыке культур и религий, тяготеет к западной цивилизации, при этом не отвергает — более того, уважает восточные ценности. Уменье уживаться, проникнуться мировоззрением других, их национальными особенностями, верованиями — отличительная черта русского народа. Как пишет историк В. О. Ключевский: — «В княжеской дружине мы находим обрусевших туземцев, потомков варягов, тюрков, берендеев, половцев, хазар, евреев, угров, ляхов, литву, чудь». Этим объясняется комфортное существование многих нерусских народов в составе православной России, несмотря на её потери и разрушения. Россия аккумулирует в своей культуре всё самое ценное, основополагающее, что есть в многообразном мире, несмотря на различия в понимании принципиально важных вопросов о взаимоотношении человека и природы. Этим отличается русский мир. При этом, «не замай» — не отнимай моё и моих союзников — непреложное правило русского характера. Пушкин это хорошо понимал, но плохо понимали другие. Например, он отдалился от любезного друга философского ума Чаадаева Петра Яковлевича — гусара, участника войны 1812 года, которым в юности безмерно восхищался. Узнав о его пристрастии к западной философии, религии, злобствующих в отношении к России, — он потерял интерес к Чаадаеву.
Над Пушкиным открыто посмеивались, когда он, принятый на службу в министерство иностранных дел, вымаливал у царя право работать в государственном архиве, чтобы иметь доступ к подлинным историческим документам. Его не поняли, когда тот взялся за Пугачёва, — кому это надо? А это надо России, чтобы осмыслить — почему случился крестьянский — казацкий бунт? Оставив любимую «жёнку», он отправился в странствия по Предуралью, по оренбургским степям и городкам, беседовал с людьми, которые помнили, видели полвека назад мятежного казацкого атамана, объявившего себя императором. Долгая дорога в семь тысяч вёрст привела в Нижегородскую губернию — в Болдино — там он с воодушевлением взялся за историю бунта для «Капитанской дочки», закончил произведение перед самой смертью. Дорожная пыль, «только вёрсты полосаты попадаются одне», постоялые дворы, трактиры, холодные сани, тряска в старых тарантасах, в телеге, — вся жизнь в дороге. А сколько народных страданий видел он в своих путешествиях — огромная смертность, неслыханная нищета крестьянского люда, работных людей, мастеровых. Вот они причины русского бунта, «бессмысленного, беспощадного». Поэт не мог молчать: — «Боже мой, как грустна моя Россия!», — однажды воскликнет он.
Глубокое погружение в Петра Великого, в историю Петербурга, в декабристов, Пугачёва, в быт русской глубинки и нравы иноверцев родили глубокого писателя и гражданина, понимающего свою ответственность перед будущим. Таким зрелым мастером он предстаёт в «Памятнике».
В стихотворении глубокая вера Александра Сергеевича в большое плавание корабля русской истории, в счастливый попутный ветер, наполняющий паруса Отечества поэтическим вдохновением. Первый поэт России торопился жить, как — будто чувствовал краткость своей жизни, он мчался за творческим и личным счастьем по ухабистому бездорожью судьбы, проклиная «проклятую штуку — счастье».
— Для чего я всё пишу? — спрашивал он у жены, — «для тебя, жёнка, чтобы ты была спокойна и блистала себе на здоровье… Побереги же и ты меня…» Юная и мало знающая жизнь, не приученная к чтению, к русской литературе, — она и не могла быть его защитником, единомышленником. Доверчивая Наталья Николаевна, не искушённая в светских интригах, оказалась в сетях сплетен. Карамзина Екатерина Андреевна просила Наталью Николаевну стать ангелом — хранителем мужа. Но как уберечь страстно влюблённого и болезненно ревнивого супруга от самого себя? Этой страстью воспользовались недоброжелатели. Будучи в отъезде, он требовал, чтобы жена не кокетничала с царём, возвратившись, носился по Петербургу, разыскивая её, прятался, чтобы уличить в измене. Уставший от излишней публичности, от ненавистных придворных балов, куда надо являться в камер-юнкерском мундире, чтобы любвеобильный Николай I мог ухаживать за Натальей Николаевной — за столом усаживал её возле себя, с нею открывал танцевальные балы, — поэт терзался измученной душой и стал заложником своей ревности. Пушкиной не давал прохода красавец — блондин Дантес — её постоянный партнёр по танцам. А плясали тогда часто, в масленицу аж по три раза на день, так, что Наталья Николаевна, порой, падала в обморок. Стишки и карикатуры на Пушкина-рогоносца злорадно растаскивались по гостиным обеих столиц. Он, доведённый до отчаяния, вздрагивал от резкого звука, от громкого плача детей и убегал в уединение. В тиши чужого дома он написал «Памятник». Зловещий меч безнадёжности завис над его головой. Петербург затаился — приближалась развязка. А в это время рождаются строки: «Я памятник себе воздвиг…».
Последний удар нанесли ненавистники России, всего русского, а, значит, и Пушкина, прислав ему новую анонимку. Эти господа собирались в богатых салонах, где сочинялись унизительные пасквили, сюда Пушкина не звали — он был слишком мал для собраний таких знатных вельмож в виду своей бедности, — он даже сватался во фраке своего друга юности Нащокина. И, вместе с тем, поэт слишком велик, чтобы его не замечать. Вся эта свора дразнила и развлекалась, завидовала и ненавидела. Похудевший, задёрганный, он искал авторов подмётных писем — зачинщиков скандала — свой выбор остановил на французе Дантесе — приёмном сыне голландского посла барона Геккерна. (как потом выяснилось –письмо написано рукой князя Васильчикова). Дуэль назначена. А в это время рождаются пророческие строки: — «Нет, весь я не умру — душа в заветной лире мой прах переживёт…».
Но дуэль отложена — Дантес женится на сестре Натальи Николаевны — Екатерине — некрасивой, нелюбимой. Коварство заговорщиков зашкаливает своей подлостью. Теперь будущий убийца встречается с семейством Пушкиных по-свойски и продолжает источать Пушкиной пылкую страсть.
До последней дуэли 27 января 1837 года остаётся пять месяцев. И вдруг из мрака терзаний, из душевного и творческого кризиса возносится светлый и смелый «Памятник», близкий «К Мельпомене», но настроение совсем иное — как будто написано последним дыханием гения, который прощается с современниками и подводит итог творческого пути. Это стихотворение можно считать духовным завещанием потомкам. Пушкин знал шестнадцать языков, любил латынь и греческий, а в русском души не чаял. Это он, великий русский, разливается широко и привольно в стихотворении «Памятник».
И вот получена последняя анонимка с приглашением Александра Сергеевича занять почётное место коадъютора великого магистра (намёк на царя) в Ордене Рогоносцев с соответствующей картинкой. Дуэль откладывать нельзя — Петербург ждёт — завтра. О дуэли известно друзьям — уговоры не помогают, Бенкендорф и царь знают о предстоящей расправе над поэтом и над всей русской литературой — ждут развязки. Могла предотвратить беду любимая супруга, с каретой которой он столкнулся по дороге на дуэль в экипаже лицейского друга и секунданта Данзаса. Не заметила.
Дуэль состоялась, к душевным терзаниям прибавились терзания физические — пуля разорвала низ живота. Тяжело раненому Пушкину хватило сил стрелять лёжа, облокотившись на руку, — попал! Отмщён! Но пуля, предназначенная Дантесу, отрикошетила от пуговицы в ногу. Вот он — новый герой! Миссия ненавистников России выполнена — избранный на закланье поэт и гражданин уничтожен, безжалостно, хладнокровно, русская литература обезглавлена. А к тому времени уже написано и ждёт своего часа: — «Слух обо мне пройдет по всей Руси великой…»
Друг Александра Сергеевича — Василий Андреевич Жуковский, разбирая с разрешения царя бумаги Пушкина, (после обыска в квартире и изучения их в жандармском управлении), нашёл много неопубликованных произведений — как в черновых вариантах, так и законченных. Среди них — стихотворение «Памятник». Поражённый силой слова, масштабностью мысли, значимостью произведения, Жуковский стал собирать деньги и в 1841 году опубликовал его в IX томе посмертного издания неизвестных сочинений поэта, — на издание подписалось всего 218 человек и учреждений, — Пушкина стали забывать. Его наставник и покровитель, всякий раз спасавший то от Сибири, то от Соловков, то от дуэли, признавал первенство поэта и однажды подарил ему свой портрет с надписью: «Победителю — ученику от побеждённого учителя».
Стихотворение не имело названия, только эпиграф из оды Горация: «Создан памятник». Название «Памятник» дал Жуковский. Что имел ввиду древнеримский поэт? Неужели возвышение личной славы над общественным мнением? Конечно, нет — он увековечил значение поэтического наследия для человечества, величие искусства. Именно в этом смысле стоит рассматривать и стихотворение Пушкина.
Пушкинский «Памятник» напоминает нам — кто мы есть, каково историческое прошлое России, поэт твёрдо следует взглядам М. В. Ломоносова: — «Народ, не знающий своё прошлое, не имеет будущего». Для Александра Сергеевича поэ-зия — это обязательная свобода, в условиях несвободы личности истинной поэзии не бывает: — «В жестокий век восславил он Свободу» и просит власть предержащих проявить «милость к падшим», скорее всего, к декабристам. Автор надеется, что поэзия поможет потомкам стать гуманными, что его творчество будет жить вечно, ведь лира пробуждает добрые чувства, идеи справедливости, он верит, что литература объединит людей. Он просит поддержки у музы — не гнаться за славой и не страшиться обманутых надежд, сиюминутных обид и клеветы. Поэт держит ответ не перед земными критиками — перед Богом! Таким видится замысел «Памятника». Написать подобное стихотворение для человека, оказавшегося под жёстким контролем со стороны властей — настоящий подвиг.
Пушкин вложил в стихотворение природный пыл, вдохновение, душевные силы, оттесняя на второй план мучительную тяжесть поэтического труда. В нём глубинная суть подлинной поэзии, раскрывающая богатство внутреннего мира человека, умудрённого большим жизненным опытом с его радостями и страданиями. (Это в его-то молодые годы!) Когда-то вспыльчивый задира, порой, ветреник и гуляка — теперь маститый писатель — поэт, лицо русской литературы. Как на ладони — его обнажённая душа, полная достоинства и несломленного духа. Он как будто отважился на прощание поставить на кон всё, что имел, не озираясь на цензуру и сплетни света. И, кажется, — простил своих обидчиков, поднявшись на другую, высшую ступень духовности. Перед смертью он молится: — «И дух смирения, терпения, любви и целомудрия мне в сердце оживи». Перед нами гражданин, слившийся с историей страны и жизнью своего народа, с его подвигами и бедами; здесь поэт — собранный и зрелый, здесь человек, хорошо понимающий — игры закончились, он в полной мере понимает роковое стечение обстоятельств, сложившихся вокруг него. Ещё он жив, и нет той самой последней дуэли, а уже как будто монумент. Десятью годами ранее (1826 г.) в откровении «Пророк» поэт «вырывает грешный свой язык, и празднословный, и лукавый» и осознаёт свою миссию — «глаголом жечь сердца людей». И вот теперь, выполнив свой долг перед Отечеством и перед литературой, он, всеми помыслами обращённый в будущее, возносится над земной суетой и уходит в вечность.
Так мыслить мог человек, понимающий свою значимость. Знал ли Пушкин, что стоит на вершине пьедестала русской литературы? Конечно, знал, всё понимал. Он проявил себя ещё в лицее, когда шестнадцатилетним подростком прочитал Г. Р. Державину свою оду. После чего в лицей приехали Карамзин, Вяземский, Жуковский — столпы русского Парнаса — посмотреть на талантливого молодого человека. «Мастодонты» литературы поняли гениальность юноши, это они открыли ему двери в высший свет и всю жизнь оберегали. Слава следовала за баловнем судьбы по пятам. Понимали это и цари: — Александр Первый — «плешивый щёголь, враг труда», Николай I — «Палкин». В ином случае — Сибири не избежать. За дерзкие эпиграммы на царя, за призывы к бунту следует тюрьма, каторга, как случилось с редактором журнала Новиковым, с Радищевым, с декабристами, куда более родовитыми, нежели Пушкин, а поэта ссылают на окраины России — в Бессарабию, Одессу, Крым, на Кавказ на должности секретаря, архивариуса с достойным жалованием, а то и в родительские имения Михайловское, Болдино, — его только изолируют от столичного общества.
Значимость Пушкина для России понимал и народ — простой и знатный; до последнего дыхания с ним оставались Жуковский, Вяземский с женой, Александр Тургенев, Данзас, Загряжская, Владимир Даль, столичные врачи. Екатерина Андреевна Карамзина писала, что Александр Сергеевич пал жертвою «легкомыслия, неосторожности и неразумия младой красавицы». Александр Николаевич Карамзин скажет: — «Плачь, моё бедное отечество! Не скоро родишь ты такого сына! На рождении Пушкина ты истощилось!». Наталья Николаева, осознав потерю, произнесла за минуту до его смерти: — «Я убила своего мужа, я причина его смерти, но богом свидетельствую, — я чиста душой и сердцем!» Успел запиской известить о своём прощении царь, пообещав позаботиться о семье, и обещание выполнил.
Тысячи людей из разных сословий толпились возле дома умирающего на Набережной Мойки,12. За воротами стоял юный корнет, сотрясаясь в рыданьях, на ходу рождались строки: — «Погиб поэт! — невольник чести—, / Пал, оклеветанный молвой, / …Угас, как светоч, дивный гений, / Увял торжественный венок… Отравлены его последние мгновенья / Коварным шепотом насмешливых невежд,.. Вы, жадною толпой стоящие у трона, / Свободы, Гения и Славы палачи! / Таитесь вы под сению закона, / Пред вами суд и правда — всё молчи! …И вы не смоете всей вашей чёрной кровью / Поэта праведную кровь!». Это был Михаил Лермонтов. Лермонтов не увидит пророческого стихотворения своего кумира, — юный луч русской литературы будет убит в 26 лет — 27 июля 1841 года, будучи в ссылке на Кавказе, — именно в этом месяце выходит посмертный IХ том неизвестных стихов Пушкина, подготовленный Жуковским, где впервые опубликован «Памятник».
Толпы студентов, важных господ и простолюдинов ринулись в Исаакиевский собор, где отпевали Пушкина, — власти испугались беспорядков, перевезли прах в другую церковь и скоро отменили церемонию. Царь распорядился тайно, без провожатых, вывезти его из столицы в родовое имение Михайловское и захоронить в монастыре на Святых горах. Вёз старый слуга Никита Козлов в сопровождении жандарма. Друг юности Александр Иванович Тургенев напросился проводить — Бенкендорф дозволил. И вот теперь всё в прошлом — любимая жена и дети, друзья и обидчики, интриги, земная суета и душевные метания, — наступил покой, о котором поэт всё чаще упоминал, мысленно обращаясь к недавно умершему другу юности Дельвигу: — «Пора, мой друг, пора! Покоя сердце просит…»
Жуковский, работая над стихотворением, покривил душой и внёс в текст изменения, он побоялся грозного окрика властей — цензоры не пропустят стихотворение сомнительного свойства. Как не навлечь царский гнев на вечно опального, даже посмертно, Пушкина? Осмотрительный царедворец пригладил «Памятник», а заодно «Медного всадника» и «Каменного гостя».
Что известно о Жуковском? Василий Андреевич более четверти века верно служил царю и Отечеству, — поэт и чтец при вдове Павла I, учитель русского языка жены Николая I, его образованность и широкая эрудиция позволили стать наставником их сына Александра — в будущем того самого царя Александра II — освободителя, отменившего крепостное право. Влияние Жуковского налицо.
Жуковский исправил первое четверостишье и написал: «Вознёсся выше он главою непокорной/Наполеонова столпа». И только через сорок лет историк и литературовед Пётр Иванович Бартенев обнародует оригинальный текст стихотворения.
О каком Александрийском столпе говорит поэт? Пушкинисты задумались, архитекторы бросились искать столп. И что же выяснилось?
Александрийский столп — это огромная гранитная колонна, стоящая на Дворцовой площади в Санкт-Петербурге, сооружённая в память императора Александра I в честь победы над французской армией в 1812 году. Пушкин позволил себе использовать царственный образ величественного сооружения — триумфальную колонну, 47,5 метров высотой, которую венчает ангел, колонна выполнена архитектором Огюстом Монферраном. Надо сказать, что поэт в 1934 году специально уехал из города, чтобы не присутствовать на торжествах по случаю «освящения», — слишком много обид он затаил на царей.
Оправдывая Пушкина, исследователи нашли другой Александрийский столб, возведённый в Египте в честь Помпеевых побед. Некоторые заявляли, что стих является шуткой над своим сложным положением в высшем обществе. Может быть, Пушкин вообще придумал несуществующий столп? Нет, не придумал — все дороги ведут в Петербург. На самом деле, Александра Сергеевича волновала не величина памятника рукотворного, а величие поэтического наследия.
И теперь становится понятно, почему поэт не рискнул опуб-ликовать стихотворение, — боялся быть непонятым. Можно предположить, что он остерегался осуждения за подражательство Ломоносову, Державину, но те лишь переводчики Горация, а здесь — масштабность! Возможно, предчувствуя беду, он понадеялся на преданных друзей, которые опубликуют его позже, когда будут другие цари и другие потомки.
Так и случилось — через сорок лет стихотворение опубликовано, но и тогда поэта не поняли так, как тому хотелось; оно вызвало негодование властей, недоброжелатели высказали недоумение, усмотрев дерзость, зазнайство, прижизненное восхваление своих заслуг, убежденность в своей немеркнущей славе. И только столетие спустя потомки поняли и оценили по достоинству гениальность «любезного народу» поэта. Слава Пушкина, пронёсшаяся сквозь века, подтвердила его предвидение: «К нему не зарастёт народная тропа», — страна любит, помнит, чтит поэта, 6 июня ежегодно отмечает день его рождения как день русского языка!
Произведения Пушкина известны не только внукам славян, тунгусов и калмыков, а и всему миру, они переведены на многие языки. Когда-то, ещё в лицейские годы, столпы русской литературы пожелали начинающему поэту: — пари, орёл, не останавливайся. И он высоко парил всю свою короткую жизнь, стал классиком русской литературы, основателем современного русского языка, символом литературной России. Стихотворение, не удостоенное вниманием современников, получило заслуженное признание благодарных потомков.
Пушкин на века прославил своё Отечество. Чем мы укрепим славу России? Сумеем ли бережно сохранить величайшее историческое, литературное наследие? Особенно теперь, когда многое потеряно в русской культуре, когда подражание Западу зашкаливает, когда ненавистники погрузили Россию в политическую, идеологическую, экономическую блокаду, запретили у себя Пушкина, Лермонтова, Чайковского Достоевского, Толстого, да и нас всех заодно отменили.

P. S.
Читателю на заметку. 5 июля 2022 года Швеция и Финляндия формально подали заявления в НАТО; чтобы угодить хозяевам, эти страны приняли решение о запрете въезда лиц с российскими паспортами; данный указ сопроводили пояснением: — поездка в Европу — привилегия не для русских, русские не должны жить хорошо!? Это при всех благах, которые на Финляндию сыплются из России? Вот так раз! В стране уже конфискованы активы и собственность физических и юридических лиц по национальному признаку. А ведь когда-то земли Финляндии, Прибалтики были частью Новгородского княжества, потом триста лет в составе Российской империи! Разбаловали мы вас, господа! Тогда напомним: — это не о вас ли писал поэт: — финский рыболов, убогий чухонец, печальный пасынок природы, один у низких берегов бросал свой ветхий невод? Это не тот самый чухонец, получивший от России независимость в 1917 году и самые выгодные добрососедские отношения? Прибалтийские страны пошли того дальше — намереваются выдворить русских без гражданства и с двойным гражданством, а лояльных к России «изолировать», — тех, кто возлагает цветы к братским могилам, к памятникам советским воинам, кто мешает их сносить. Изолировать как — переселить в резервации, в концлагеря, сжечь в печи? Вам напомнить, источающие русофобскую злобу соседи, что Россия, не взирая на мизерность территорий и численность населения, одарила вас государственностью в 1920 году?
Когда убивали Пушкина, уже тогда презирали, тогда ненавидели — русским (дикарям, рабам, варварам) не место среди европейских «цивилизованных» народов… Может быть, пора вернуть историческую справедливость? Забыли, господа, «россов меч, преследующий бегущего врага»?