Кто недугов моих врачеватель?
Ветер, движущий творческий струг?
Это Ты, мой любимый читатель,
Постоянный и преданный друг!
Я пустой болтовнёй о случайном
И лукавым пером не мудрю:
О своём сокровенном и тайном
Откровенно с Тобой говорю,
Безо всякой условной личины,
А с открытым лицом простоты.
И общаюсь по тем же причинам,
Как и с Господом Богом, — на Ты!

Я верил только собственному мнению
И лез, не рассуждая, на рожон,
Когда способность к самосохранению
Глушилась бесшабашным куражом.

Но я постиг искусство опасений
И победил сомнения и страх,
Когда года надежд листвой осенней
Дотла сгорели в бытовых кострах.

Всё глубже новым знанием владея,
Освобождаюсь от земных оков,
А разум, с каждым годом молодея,
Всё больше ощущает груз веков.

Но, сколько я свой крестный путь при этом
Земной дорогой скорби ни зови,
Над ним всегда непреходящим светом
Мерцает ожидание Любви.

Я тоскую по уходящему...
Но сильнее тоски по прошлому —
Ностальгия по настоящему,
Неподдельному и хорошему.

Настоящему чувству Родины,
Настоящим серпам и молотам,
Настоящим дорогам, пройденным
По республикам нерасколотым.

По сынам страны многоликим,
Не по-рабски покорно спящим,
А в гражданственности — великим
И по совести настоящим.

Я тоскую по уходящему,
Но всё жарче к ожогу пущему,
В ностальгии по настоящему —
Угольки тоски по грядущему.

Как живёте, отцы-ветераны?
Что жуёте, отчизны сыны?
Не сбегают ли в дальние страны
Внуки вами спасённой страны?!

Вы, когда оголтелую стаю
На Россию нацелил вампир,
Шли на смертные муки, спасая
Опалённый пожарами мир.

Но в отстойниках «Третьего Рима»
Не на те уже ценности спрос...
...Ветераны теперь уязвимы,
Как сакральный младенец Христос.

Судьба, — как неминуемая плаха,
Как на висок направленный наган,
Когда беду библейского размаха
Безумцы превращают в балаган.

Когда людское горе недалече,
А Бледный Всадник скачет по земле,
И каждый бесприютно-тусклый вечер
Непредсказуем, как патрон в стволе.

Покуда кровь кипит в упругой вене,
Соборный дух для нас — «отец и мать»,
Пока мы будем вместе,
                                           нас, как веник,
Любому силачу — не поломать.

Предпочитая лести слово чести
И бескорыстно излучая свет,
Мечтатели должны держаться вместе:
Поодиночке шансов выжить — нет!

Веками накануне Рождества
Мы, не жалея праздничного слога,
Возносим благодарные слова
И о продленье жизни молим Бога.

Мы можем жить и дольше, чем до ста,
Что людям дозволяет Божья ласка,
Но не настолько наша жизнь чиста,
Как светлая рождественская сказка.

А цель существования проста,
Её для всех доступно без обмана
Нам освещает крестный путь Христа
От Вифлеема и до Гефсимана...

Когда тебе дано писать стихи,
Хотя бы в них, правдиво и сердечно,
Распни себя за дольние грехи
И, даст Господь, живым пребудешь вечно!

От ветра в беспутной башке
Как будто трезвея отчасти,
Таскаю в заплечном мешке
Бродяжье случайное счастье.

То в холоде я, то в огне.
И славу познал, и бесчестье.
И счастью, порой, как и мне,
Совсем не сидится на месте.

Всегда где-то рядом беда,
Но, в прелести неотразима,
Мигает мне с неба звезда
Цыганского счастья грузина.

Какая нестабильная погода?
Какой непредсказуемый напряг?!
Всегда мороз в такое время года,
А небосвод опять дождём набряк.

По мёрзлым лужам я качусь с разбега,
И тихо растекаются они,
И тонким слоем тающего снега
Покрыты ледяные западни.

А на душе сомненья и разруха,
Но мне менять привычки не с руки:
Я слишком долго жил скитальцем духа,
И золото менял на медяки.

Ловушки — мне привычная помеха,
И я судьбу за это не виню,
И через ливни слёз и взрывы смеха
Иду навстречу будущему дню.

Я не хочу надежды «гробить»,
Чтоб наслаждаться налегке:
Свои и чьи-то грузы скорби
Несу в бытийном «рюкзаке».

Я не пойду к шаманам вуду,
И Будду умолять не буду.
И ранним утром с минарета
Не стану славить Магомета.

Любую веру уважая,
Под ношей дольнего креста,
Жду внеземного урожая
И милосердия Христа!

Я не болванчик из металла,
А плоть с бурлением крови,
Которой с детства не хватало
Гормонов счастья и любви.

О прошлом я не сожалею:
На прошлом — вечности печать,
Но бесконечно вожделею
Любовь дарить и получать.

От нелюбви я задыхаюсь
И не хочу с собой сражаться.
Прости, что я всю жизнь пытаюсь —
Как перед смертью — надышаться!

Яичница благоухает
Насущной потребой земной.
Все музы мои отдыхают:
У муз от меня выходной.

Сегодня даётся им право
В свои окунуться дела,
Чтоб завтра приветствовать браво
Мои кружевные «ла-ла».

Хоть вкус проявляю глубокий,
Пока открывается рот:
Без муз я такой одинокий...
Как этот пустой «сковород».

Такие муки нарастают —
Ну, прямо, свет туши!
То хворь, то страсть меня пластают,
То тихий плач души.

Стараюсь быть лихим и бравым, —
И горе — нипочём!
Но слышу голос то за правым,
То за другим плечом.

И получая в Божьем храме
И благодать, и грусть,
Уже не чаю вечерами,
Каким с утра проснусь!

Зачем тебе, где надо и не надо,
Смешная клоунада и бравада?
Дела у нас, местами, просто жутки,
Тебе же — всё смешки, да прибаутки!..

Теперь у нас, куда ни обратиться,
Повсюду льётся льстивая водица,
А добрая, любимая Отчизна
Трепещет на крючке монетаризма.

Я духом, сердцем, разумом бунтую,
Когда такою вижу Русь святую!
Но не люблю, когда под носом слякоть...
И балагурю, чтобы не заплакать!

Теперь у нас такой менталитет,
Когда банкиром стал вчерашний «урка»,
Что доблестное звание «поэт»
Становится синонимом придурка.
Диктат «бабла» главенствует вокруг,
Уже не жду я от «Минкульта» ласки,
Но мысли возвращаются на круг:
Могу ли я, хотя бы без огласки,
Как «доктор поэтических наук»,
Иметь кусочек докторской колбаски?!

Я, как примерный старовер,
В ответ на рухнувшие нравы,
Пленился звоном высших сфер
И ядовитым дымом славы.

Считал за праздник юбилей,
Хотя не знал, зачем родился.
И среди прочих «дембелей»
На службу Лире подрядился.

И я унынием «не парюсь» —
Печаль стихов мой дух спасла:
Как одинокий белый парус,
По морю жизни понесла.

И, хоть была мне жизнь люба,
Я, покидая старый кокон,
Сотру её, как пот со лба,
Как пыль веков со звёздных окон!