В гостином зале или в спальне
Мне больше некого смешить,
Здесь из всего, что было ране,
Уже ни духа, ни души.

Теперь, без голоса жены,
Исчез напев живого звука,
И пульсом нервной тишины
Стучит в виски тоска-разлука.

Но, если мне не быть в нирване,
Так уж хотя бы «шерсти клок», —
И я валяюсь на диване,
Плюю беспечно в потолок...

А кто решил завистным взглядом,
Что я чужую жатву жну,
Пускай придёт и ляжет рядом:
Повоем вместе на луну!

Навеки захлопнулась дверь
Земных достижений и знаний.
И всё, что осталось теперь —
Тщета запоздалых признаний.

Никто бы не смог мне помочь
Осилить пустые амбиции,
Когда б не звериная мощь
Пронзающей суть интуиции.

Когда, повинуясь судьбе
С ленивым зевком безучастья,
Я слепо поверил тебе...
И выиграл долгое счастье.

Но время захлопнуло дверь,
Направив потоки сознанья
В пустынную область потерь,
В нещадную быль расставанья.

Когда не стынет долгий след подруги
Так, что уже не радует весна,
И копятся печали и недуги,
Как полая вода на дне челна.

Когда вокруг — соблазнов феромоны
Пророчат неземную благодать,
И полу-истощённые гормоны
Стремятся лёгкий выход подсказать,

Тогда хотя бы тихим словом книжным,
Способным просвещать и убеждать,
Ты посвяти себя служенью ближним,
И воздаянье не заставит ждать.

Я вижу, не без сожалений:
Не так, как в прежние века, —
Дары небесных вдохновений
Нам «не приносят молока!»

Поэт правдив и бескорыстен.
Его задача не хитра:
Искать для мира зёрна истин
И семена цветов добра.

Поэту хватит одобрений
За щедрость слова своего,
За аромат стихотворений —
Звон славы — плата для него.

И для грядущих поколений,
Не промотавших трезвый ум,
Поэт — конструктор впечатлений
И вдохновитель светлых дум.

Взметнулись ввысь бытийные качели
И на откат нырнули с высоты, —
Когда-то люди и мечтать умели,
И воплощать реальные мечты.

Но ныне с прошлым нехотя расстались,
И вряд ли помнит кто-нибудь всерьёз,
Как при социализме ухитрялись
Исполнить планы пятилетних грёз.

Никто нам рай не поднесёт на блюде,
Но я надёжный способ назову:
Стране нужны поэты, чтобы люди
Не разучились грезить наяву!

Всё мирское теряется разом
В те минуты, когда чуть дыша,
Игнорируя низменный разум,
Воспаряет из тела душа.

Обращается к мыслям и фразам,
И ложатся, свежи и легки,
Вдохновлённые тихим экстазом,
На скрижаль монитора стихи...

Не из тьмы подсознанья, а с неба
Эти выплески скорби и гнева —
Хоть ваяй, хоть рисуй, хоть пиши,

Эти храмы духовного зодчества,
Золотые плоды одиночества —
Отпечатки и слепки души!

Над густыми ивами взлетая,
Сумрак ночи тает над рекой.
Рыжим шлейфом осень заметает
Суетливый летний непокой.

Хоть давно отпели соловьи —
К памятным стогам тропинка вьётся.
След в былом оставшейся любви
Навсегда на сердце остаётся,

Как на месте жаркого костра —
Пепел вожделений и страданий...
Осень — вдохновенная пора
Призрачных надежд и ожиданий.

У всех бывают и провал, и пик,
Когда, то знойна жизнь, то белоснежна.
Порой, судьба заводит нас в тупик,
В котором гибель как бы неизбежна...
Но, если ясным взором веры зрить
На то, что не сказуемо и свято,
Когда беды не смогут отвратить
Ни доблестное мужество солдата,
Ни хитрости ликующая прыть,
Ни «мощь всепобеждающего злата»,
То это чудо может сотворить
Молитва полунищего собрата.

Когда-то красна девица Раиса,
Нельзя сказать, что слишком по уму,
Случайно выйдя замуж за «нарцисса»,
Остаток жизни отдала ему...

Он овдовел, и жизнь пошла иначе:
Стал тих и мрачен опустелый дом.
Не стало ни подначек, ни «заначек»,
Но как теперь летать с одним крылом?!

Он полной чашей сделал общий терем,
Был головой решенья главных тем,
Но осознал величину потери,
Когда осмыслил, кто из них был кем?

Порою, нет короче расстояний,
Чем от бездумной воли до тюрьмы.
Но не бывает вечных расставаний,
Как не бывает бесконечной тьмы...

Я знаю, что тебя я встречу, Рая, —
Круг бытия извечно обратим,
И мы с тобой не раз ещё, играя,
На стрелах молний в небеса взлетим.

И мне повезло наконец:
Сижу васильком в чистом поле,
А рядом — российский мудрец,
Поэт Ковалёв Анатолий.
Туда, где, как прежде, вокруг
Бушуют коллизии страсти,
Уверенно входит в их круг,
Слегка постаревший отчасти,
Но крепкий, надёжный «шуруп»
Былой исполнительной власти.
И я ощущал, не совру,
Какая в нём мощь колдовская,
Когда приобщались к добру
У метровокзала «Тверская».
Стихами он мир обнимал,
Верша сотворенье момента,
И Пушкин в молчанье внимал
С гранитных вершин монумента...
Под сводом возвышенных слов
С оттенком печального вздоха,
В метро уходил Ковалёв...
А мне показалось — эпоха!

Не замечая сыто отрыгивающей мафии,
Чьи новые лидеры как будто бы стали кротки,
Я одеваюсь в обноски от олигархии,
И это, наверное, больше, чем просто шмотки.
И я уж, конечно, послал бы к пиратской матери
Корсаров, по которым плачут на мачтах
                                                                       стеньги,
Но я питаюсь «подачками демократии» —
Для меня это больше, чем просто деньги.
И теперь уже не мечтая про большие старты,
Живу себе в стае таких же былых «пилотов» ...
Говорят, что и во времена вольной Спарты
У стариков было право «свободных полётов».

Я Пётр, я — скала, а не Петрушка,
И Лев по знаку звёздного огня,
И мне ли горевать, когда подружка,
Махнув хвостом, покинула меня!

Я пережил крушение империи,
Изведал тяжесть лагерных оков,
Прошёл через коллизии и тернии,
И мне ль теперь бояться пустяков?

Не колобок, не праздничный оладушек,
Я быть банальной жертвой не хочу.
Я уходил от девушек и бабушек,
И от «лисы» «по-лёгкому свинчу»!

Сколь уж годов «прорыбачил» на свете,
Но до сих пор не пойму, дурачок:
То ль я удачно раскидывал сети,
То ли хватал их лукавый крючок?

То они нежной прохладой ласкали,
То в кипятке полоскали меня,
Но не во мне они счастья искали
В тайнах ночей и в сиянии дня.

Сколь их земная любовь ни держала бы,
Дорог наядам подводный уют:
Можно русалку поймать и разжалобить,
Только в неволе они не живут!

Война — это слёзы и горечь
И боль безвозвратных потерь.
Война — нападающий в полночь,
Коварный недремлющий зверь.

Пускай небеса негодуют,
Но, множа земные гробы,
Паны за угодья воюют
И треплют холопьи чубы!

А наглая ложь в Интернете
И в глаз попадает, и в бровь,
И множится зло на планете,
И льётся невинная кровь.

И длятся кровавые жатвы —
Бессмысленной ярости пир...
...Но витязи русской державы
Всегда воевали за мир!

Алоха алоэ, Гавайи, —
Земной туристический рай!
Сегодня сердцами мы с вами:
Тоска, хоть ложись помирай!

Сквозь море огня нету броду,
Ему не прикажешь: не тронь!
Горели, казалось, и воды,
Как факелы пальмовых крон.

Одну только церковь не тронул,
Как будто одетую в бронь,
Подобный внезапному грому —
Разящий Небесный огонь!..

Теперь уже поздно виниться,
Но людям на совесть и страх
Всем миром пора причаститься
И каяться в общих грехах!

Когда, все нормы совести поправ,
Тебя желают в чём-либо прижать,
Порою, даже если ты и прав,
Не стоит руководству возражать.

Закон у нас — не для широких масс,
И этим никого не удивить,
Но «прущий» не по правилам «КАМаз»
Не сможет пострадавших оживить.

Живу я, и осенью поздней
По дням продолжаю «пилить», —
Пора уже стать посерьёзней
И по пустякам не «пылить».
Но я до сих пор продолжаю
Грехи за плечами нести,
И верю, что мне, разгильдяю,
Хоть в чем-то должно повезти,
Что, даже при полной беспечности,
Удача бывает слепа,
Я дважды виток бесконечности
Поставил уже «напопа».

С горькой водкой знакомы
И со сладеньким чаем.
Сами пишем законы,
Сами их нарушаем.

Пробивая дорогу
На небесную гать,
Человечество в ногу
Не желает шагать:

Благодать нарушений —
Наш единственный шанс,
Чтоб земной «муравейник»
Не вошел в резонанс.

Хотелось бы и праздновать, и петь,
И видеть знаки мимолётной славы,
Но что-то стало зрение слабеть,
И барахлить «скрипучие» суставы.

Когда шагнул в девятую «десятку»,
Казалось бы, о чём теперь мечтать
Или плясать от радости вприсядку,
Коль нет желанья и года считать ...

Но вся земная краткая печаль
Вполне ничтожна для небесной сферы:
Жизнь бесконечна, если видишь даль
Духовными очами крепкой веры.

В «немытой России» поэты,
Хотя бы и сыты, и пьяны,
Но в рубища скорби одеты —
Они по природе смутьяны.

Мой друг обретает друзей,
Талант — его действий основа,
Когда удивляет судей
Реальная живопись слова.

Покинув тот берег злосчастный,
Где светоч таланта гасили,
Он стал, как Иосиф Прекрасный,
Вельможным поэтом России.

И строит за вектором вектор
Юдоли поэта-смутьяна,
А рядом редактор, корректор
И ангел-хранитель — Татьяна.

За то, что их всемерно почитают,
Порой, иные клоуны считают,
Что знают больше всех про всё на свете,
Объездив мир не только в Интернете!

В таком, как видно, непонятном стиле
В нормальных семьях сволочей растили:
Нас надвое как будто разрубили
Изменники, которых мы любили!

Они сорвали маски неспроста ведь?
Но как нормальным разумом представить,
Что часть шутов из шоу-хоровода
Вдруг стала выше русского народа?!

Что кто-нибудь из этих тлей способен
Стать выше русских храмов и часовен,
Поскольку так вознёсся, что забыл
Курганы и холмы святых могил!

Теперь мы можем их поздравить вроде бы:
С гастролями они дошли до родины,
Ну, а Россия им теперь «до феньки»,
Ведь родина их там, где в банке деньги.

Вот бы жить и наслаждаться новью
И судьбой, поставленной на кон,
Вдохновляясь истинной любовью
И небесным светом от икон.

Но поэт, творец стихов и песен
И глашатай вечной красоты,
Потому, как правило, не весел,
Что среди житейской суеты,

Новостей ненужных и облыжных,
Пошлых сплетен про чужой альков,
Он устал тревожиться за ближних
И бояться утренних звонков.

Что стихов напевные раскаты
Так полны печалью неспроста...
Эти откровения — стигматы
Соучастья с муками Христа.

Вот и виски посеребрило
И льют дожди — родня слезам,
И на душе засентябрило
Ответом хмурым небесам.

Тревожно мечется природа,
Она встревожена всерьёз:
То в зиму вешняя погода,
То в жаркой Африке мороз.

Уже почти без удивленья
Привычна общая беда:
То среди лета — наводненье,
То сель стирает города...

Но, сколь зима бровей ни супит,
Земля проснётся ото сна.
Настанет время, и наступит
Для всех — вселенская весна.

Когда воскресшие поля
Опять напьются талым снегом,
И обновлённая Земля
Синхронизируется с Небом.

Когда-нибудь наступит этот век, —
Когда поймут, что Божий раб —
                                                        не киборг, —
И мир, в котором каждый человек
Легко осуществит свободный выбор.

Когда-то дети верили отцам,
Что надо выбирать как совершенство —
Не золотого идола-тельца,
А праведное вечное блаженство.

А ныне: выбирай – не выбирай, —
В тенетах дольней лени и растлений,
Мы пробуем построить новый «рай»
Без опыта прошедших поколений.

Вы сбежали, рассудку не внемля,
Как бегут от болезни чумной,
Потому что российскую землю
Никогда не считали родной.

Позабывшие, чьё вас питало
Молоко, притекая к губам,
И доступное русское сало,
Укатили к кошерным хлебам.

Ах, какие вы, право, «герои»,
Что в глаза наплевали «совкам»,
И уехали греть геморрои
К заграничным горячим пескам.

Вашим «творчеством» не дорожу я:
Без предателей — чище страна.
Ублажайте рабов и буржуев,
А на Родине — грош вам цена!

Америка, твой образ жизни — свара!
И знает Старый свет, едрёна мать:
Когда бы не Фидель и Че Гевара,
Тебя бы можно было закрывать.

Не думай, не гадай и не надейся,
И даже не пытайся возражать:
Тех, кто лишил их родины индейцев,
Мир никогда не сможет уважать.

И ты богатством звёздно-полосатым
Мою бродяжью душу не морочь:
Я полстолетья прошагал в двадцатом
И в двадцать первом столько же —
                                                              не прочь!

Был я сроду на горькое зелье горазд
И на сладкие ночи в постели,
И по ходу судьбы убеждался не раз
В том, что жизнь — маета и потери.

Хоть и долго живу, я ничуть не привык
Доверять похвалам и наградам,
Но сумел осознать, как серьёзный мужик,
Что опасен для каждой, кто рядом.

Как сердечный дружок и крутой
                                                           компаньон,
Я далёк от удач голубиных:
То недуг, то разлука, то звон похорон —
Оставляют меня без любимых.

Я давно уже вырос из детских рубах,
Но остались на долгие муки —
Сладкий след поцелуев на стылых губах
И холодная горечь разлуки.