Ольга Любимова
Рассказы и повести
М.: «Вест-Консалтинг», 2024
Проза Ольги Любимовой, если присмотреться повнимательнее, ностальгически поэтична.
Казалось бы, автор описывает обычную жизнь, отрезки которой никак не связаны между собой: история из времен древнего Иерусалима максимально далека от происходящего в советском конструкторском бюро. Но и повествование о жизни в деревне, и рассказ о рабочих буднях, и — нагляднее всего — историческая проза — по сути представляют собой обращение к прошлому. И как много зависит от того, насколько автор сумел придать ему смысл! Можно, конечно, морализировать: раньше было лучше, делайте так и не делайте эдак, но автору это не требуется. Чтобы с апломбом заявить, какой, по мнению автора, должна быть жизнь, большого ума не нужно. А вот показать, какой она была, вынести из своего богатого жизненного опыта и раскрыть то, что свойственно сегодняшним нам: как мы живем, чего боимся, о чем мечтаем — для этого требуется талант писателя.
Лаконичное название первого рассказа — «Было» — сразу настраивает нас на нужный лад: если глагол стоит в прошедшем времени, значит, неминуема причинно-следственная связь «было — и прошло». Мы все имеем дело с потерей: кого-то увольняют с работы, от кого-то уходит любимый человек, кто-то теряет самых близких. Интересно, как память меняет траекторию времени. В обычной жизни время линейно: утро — день — вечер, от понедельника к пятнице, от января к июлю. Когда же человек погружается в воспоминания, ход времени становится многомерным: сначала — скачок в определенную точку жизненного пути, затем один всплывший в памяти случай цепляет за собой другой, одна история вытекает в другую, и прошедшее будто накрывает человека со всех сторон. Недаром мы используем словосочетание «предаться» воспоминаниям: то есть целостно, «со всеми потрохами» мысленно прожить волнующие моменты. Потом, конечно, тяжело «выныривать», приноравливаясь к текущему моменту, особенно если контраст между «было» и «стало» слишком велик. Оттого и обрывается рассказ в точке возвращения в «здесь и сейчас», и повествование, в коем не счесть глаголов прошедшего времени, пропитано светлой грустью: «И луна осталась, конечно. Только висела она теперь не над темными полями, оканчивающимися у горизонта дальним лесом, а над загораживающими небо плоскими крышами высоких домов, утыканными трубами и антеннами, луну, можно было теперь даже не заметить, и вид у нее уже был не такой, словно хочет что-то сказать, не загадочный и доверчивый, а отстраненный и холодно-замкнутый».
Этот рассказ задает тон всей книге: тема плавного течения времени, конечности земной жизни и преемственности поколений более полно раскрывается в следующем рассказе, который завершается на чистой и высокой ноте: «Когда ему было пять лет, он спросил ее о смерти. А лет шести, гуляя с ней летом на даче у пруда с плакучими ивами, поглядев наверх, за высокий мост над прудами, сказал: "Пойдем туда, где кончается небо!"». Все дети — поэты. Они еще не умеют лгать себе и говорят так, как чувствуют. Ей-богу, отрадно это читать. Если знать, что Земля круглая, а небо не кончается, просыпается внутри та же детская вера: все дороги нам открыты, и никакой смерти нет…
В то же время Ольга Любимова уделяет много внимания деталям. И если уж смерть как явление существует в нашей жизни, то и приготовления к похоронам в рассказе «В жизни — в смерти» автор описывает довольно подробно: «Забот было много: договориться на кладбище, заказать гроб, привезти цветы. Ее обмыли сестра и плачущая соседка с пятого этажа. Долго в гардеробе перебирали вещи, во что ее одеть для последнего убора, но приготовленного не было, искали подходящее, наконец выбрали полосатую блузу и домашнюю юбку и сняли с руки обручальное кольцо». Последняя деталь ощутимо «царапает», напоминая о том, что горе горем, а жизнь продолжается, да и кольцо это — вещь ценная, а ей уже не пригодится… Опять же, традиции. В нашей культуре, если второй супруг жив, кольцо умершего супруга снимают. Констатация этого факта завершает собой длинное предложение с однородными членами. И если до определенного момента продолжаются хлопоты, связанные с траурным ритуалом, последнее действие завершает их, ставит финальную точку. И становится как-то не по себе. Но в творчестве Ольги Любимовой смыслообразующая диада «жизнь — смерть» ставит акцент на слове «жизнь»: умершую провожает духовой оркестр, что выглядит избыточным. При жизни женщина не занимала высоких постов, по статусу ей не полагаются такие «громкие» похороны. Но ее провожают с музыкой. Ведь смерть — это, можно сказать, составляющая жизни, данная человеку для того, чтобы он помнил о ценности этой самой жизни и готовился к своему уходу: хорошенького понемножку.
Что же касается жизни, то Ольга Любимова (обратите внимание на жизнеутверждающий, отглагольно-деятельный псевдоним Алисы Аркадьевны Гринько, женщины с очень интересной судьбой) описывает ее рассудительно и обстоятельно, особенно ясно это мы это видим в повести «Деревня». С уважением отзывается она о деревенских жителях, которым некогда забивать себе голову экзистенциальными вопросами: «Люди, живущие у земли. Все, что в городских удобных квартирах идет быстрым автоматом, без растраты высшей нервной деятельности и заметных затрат времени, бесконечная череда мелких и мельчайших повседневных дел, проблем жизнеобеспечения, самых простейших, — у них поневоле занимает все дневное время, время жизни. Каждую минуту надо какую-то мелочь сделать, сообразить; сполоснуть посуду, но эту воду не выливать, а перелить, но куда? — мыльную воду тоже не сливать, еще пригодится, перелить, куда?..» И правда: в деревне осознание жизни приземленное, острое, упомянутые ранее экзистенциальные категории «жизнь» и «смерть» ощущаются естественными. Думать-то попусту некогда: а хозяйство, а скотина?! Время не всегда рассматривается сельским жителем как стремительно проходящее. Размеренный ритм жизни, «открытость» общения — все друг у друга на виду — не позволяют человеку оказаться в вакууме физического одиночества. По сей день в деревне существует социальный контроль: каждое действие может стать объектом жесткой оценки окружающих. Но, с другой стороны, случись что, и плечо тебе подставят. Например, перед отъездом Насти в город ей всячески пытаются подсобить: возьми молочка с собой, сына попоить, возьми рыбки… Это древнее, неписаное правило деревни — даже не просьба, а факт того, что человеку трудно, сигнализирует: надо помочь. И ведь помогают, и до сих пор так живут, даже в поселках городского типа, куда давным-давно пришла цивилизация (это мне известно по собственному опыту). А ведь от соблюдения этих негласных правил зависит порой человеческая жизнь…
Так же внимательно, стремясь разъяснить читателю суть вещей, автор рассказывает о жизни в Израиле. Довольно трудно одинаково «выпукло» объяснять читателю особенности менталитета жителей русской глубинки и людей, населяющих территорию Земли обетованной. Однако в этом и заключается писательское мастерство. Главное различие в наших культурах показано автором практически вскользь — о национальном характере ярче всего говорят так называемые «мелочи»: «Дикость противоречия, не могущая поместиться в мозгу. "Богатство и счастье" — на иврите произносятся одинаково, в прописи разнятся одной буквой». Все-таки у нас в ходу другая поговорка на этот счет — «Не в деньгах счастье». Правда, вторая половина этой поговорки известна не всем. Полностью она звучит так: «Не в деньгах счастье, а в согласии»… Ольга Любимова пристально наблюдает за разными людьми. И что же? Люди — они везде люди: тревожатся о будущем, вспоминают прошлое, задумываются о смысле своего существования. Разница, скорее, в окружающих декорациях, весьма разнятся также культурные коды (если говорить об израильтянах и русских), но, по сути, все хотят быть счастливыми и пытаются это воплотить в меру своих сил. Живые и убедительные описания делают рассказы и повести Ольги Любимовой интересными, а философские вопросы, «упакованные» в текст житейских историй, заставляют читателя принимать их близко к сердцу и «примеривать» на себя. Ведь у каждого из нас есть что поведать миру под заголовком «Было». Другое дело, что далеко не каждый может сделать это так сдержанно, по-женски мудро, как мы видим в настоящей книге. Написанные в разное время и о разном, произведения Ольги Любимовой придутся по вкусу широкому кругу читателей.
Казалось бы, автор описывает обычную жизнь, отрезки которой никак не связаны между собой: история из времен древнего Иерусалима максимально далека от происходящего в советском конструкторском бюро. Но и повествование о жизни в деревне, и рассказ о рабочих буднях, и — нагляднее всего — историческая проза — по сути представляют собой обращение к прошлому. И как много зависит от того, насколько автор сумел придать ему смысл! Можно, конечно, морализировать: раньше было лучше, делайте так и не делайте эдак, но автору это не требуется. Чтобы с апломбом заявить, какой, по мнению автора, должна быть жизнь, большого ума не нужно. А вот показать, какой она была, вынести из своего богатого жизненного опыта и раскрыть то, что свойственно сегодняшним нам: как мы живем, чего боимся, о чем мечтаем — для этого требуется талант писателя.
Лаконичное название первого рассказа — «Было» — сразу настраивает нас на нужный лад: если глагол стоит в прошедшем времени, значит, неминуема причинно-следственная связь «было — и прошло». Мы все имеем дело с потерей: кого-то увольняют с работы, от кого-то уходит любимый человек, кто-то теряет самых близких. Интересно, как память меняет траекторию времени. В обычной жизни время линейно: утро — день — вечер, от понедельника к пятнице, от января к июлю. Когда же человек погружается в воспоминания, ход времени становится многомерным: сначала — скачок в определенную точку жизненного пути, затем один всплывший в памяти случай цепляет за собой другой, одна история вытекает в другую, и прошедшее будто накрывает человека со всех сторон. Недаром мы используем словосочетание «предаться» воспоминаниям: то есть целостно, «со всеми потрохами» мысленно прожить волнующие моменты. Потом, конечно, тяжело «выныривать», приноравливаясь к текущему моменту, особенно если контраст между «было» и «стало» слишком велик. Оттого и обрывается рассказ в точке возвращения в «здесь и сейчас», и повествование, в коем не счесть глаголов прошедшего времени, пропитано светлой грустью: «И луна осталась, конечно. Только висела она теперь не над темными полями, оканчивающимися у горизонта дальним лесом, а над загораживающими небо плоскими крышами высоких домов, утыканными трубами и антеннами, луну, можно было теперь даже не заметить, и вид у нее уже был не такой, словно хочет что-то сказать, не загадочный и доверчивый, а отстраненный и холодно-замкнутый».
Этот рассказ задает тон всей книге: тема плавного течения времени, конечности земной жизни и преемственности поколений более полно раскрывается в следующем рассказе, который завершается на чистой и высокой ноте: «Когда ему было пять лет, он спросил ее о смерти. А лет шести, гуляя с ней летом на даче у пруда с плакучими ивами, поглядев наверх, за высокий мост над прудами, сказал: "Пойдем туда, где кончается небо!"». Все дети — поэты. Они еще не умеют лгать себе и говорят так, как чувствуют. Ей-богу, отрадно это читать. Если знать, что Земля круглая, а небо не кончается, просыпается внутри та же детская вера: все дороги нам открыты, и никакой смерти нет…
В то же время Ольга Любимова уделяет много внимания деталям. И если уж смерть как явление существует в нашей жизни, то и приготовления к похоронам в рассказе «В жизни — в смерти» автор описывает довольно подробно: «Забот было много: договориться на кладбище, заказать гроб, привезти цветы. Ее обмыли сестра и плачущая соседка с пятого этажа. Долго в гардеробе перебирали вещи, во что ее одеть для последнего убора, но приготовленного не было, искали подходящее, наконец выбрали полосатую блузу и домашнюю юбку и сняли с руки обручальное кольцо». Последняя деталь ощутимо «царапает», напоминая о том, что горе горем, а жизнь продолжается, да и кольцо это — вещь ценная, а ей уже не пригодится… Опять же, традиции. В нашей культуре, если второй супруг жив, кольцо умершего супруга снимают. Констатация этого факта завершает собой длинное предложение с однородными членами. И если до определенного момента продолжаются хлопоты, связанные с траурным ритуалом, последнее действие завершает их, ставит финальную точку. И становится как-то не по себе. Но в творчестве Ольги Любимовой смыслообразующая диада «жизнь — смерть» ставит акцент на слове «жизнь»: умершую провожает духовой оркестр, что выглядит избыточным. При жизни женщина не занимала высоких постов, по статусу ей не полагаются такие «громкие» похороны. Но ее провожают с музыкой. Ведь смерть — это, можно сказать, составляющая жизни, данная человеку для того, чтобы он помнил о ценности этой самой жизни и готовился к своему уходу: хорошенького понемножку.
Что же касается жизни, то Ольга Любимова (обратите внимание на жизнеутверждающий, отглагольно-деятельный псевдоним Алисы Аркадьевны Гринько, женщины с очень интересной судьбой) описывает ее рассудительно и обстоятельно, особенно ясно это мы это видим в повести «Деревня». С уважением отзывается она о деревенских жителях, которым некогда забивать себе голову экзистенциальными вопросами: «Люди, живущие у земли. Все, что в городских удобных квартирах идет быстрым автоматом, без растраты высшей нервной деятельности и заметных затрат времени, бесконечная череда мелких и мельчайших повседневных дел, проблем жизнеобеспечения, самых простейших, — у них поневоле занимает все дневное время, время жизни. Каждую минуту надо какую-то мелочь сделать, сообразить; сполоснуть посуду, но эту воду не выливать, а перелить, но куда? — мыльную воду тоже не сливать, еще пригодится, перелить, куда?..» И правда: в деревне осознание жизни приземленное, острое, упомянутые ранее экзистенциальные категории «жизнь» и «смерть» ощущаются естественными. Думать-то попусту некогда: а хозяйство, а скотина?! Время не всегда рассматривается сельским жителем как стремительно проходящее. Размеренный ритм жизни, «открытость» общения — все друг у друга на виду — не позволяют человеку оказаться в вакууме физического одиночества. По сей день в деревне существует социальный контроль: каждое действие может стать объектом жесткой оценки окружающих. Но, с другой стороны, случись что, и плечо тебе подставят. Например, перед отъездом Насти в город ей всячески пытаются подсобить: возьми молочка с собой, сына попоить, возьми рыбки… Это древнее, неписаное правило деревни — даже не просьба, а факт того, что человеку трудно, сигнализирует: надо помочь. И ведь помогают, и до сих пор так живут, даже в поселках городского типа, куда давным-давно пришла цивилизация (это мне известно по собственному опыту). А ведь от соблюдения этих негласных правил зависит порой человеческая жизнь…
Так же внимательно, стремясь разъяснить читателю суть вещей, автор рассказывает о жизни в Израиле. Довольно трудно одинаково «выпукло» объяснять читателю особенности менталитета жителей русской глубинки и людей, населяющих территорию Земли обетованной. Однако в этом и заключается писательское мастерство. Главное различие в наших культурах показано автором практически вскользь — о национальном характере ярче всего говорят так называемые «мелочи»: «Дикость противоречия, не могущая поместиться в мозгу. "Богатство и счастье" — на иврите произносятся одинаково, в прописи разнятся одной буквой». Все-таки у нас в ходу другая поговорка на этот счет — «Не в деньгах счастье». Правда, вторая половина этой поговорки известна не всем. Полностью она звучит так: «Не в деньгах счастье, а в согласии»… Ольга Любимова пристально наблюдает за разными людьми. И что же? Люди — они везде люди: тревожатся о будущем, вспоминают прошлое, задумываются о смысле своего существования. Разница, скорее, в окружающих декорациях, весьма разнятся также культурные коды (если говорить об израильтянах и русских), но, по сути, все хотят быть счастливыми и пытаются это воплотить в меру своих сил. Живые и убедительные описания делают рассказы и повести Ольги Любимовой интересными, а философские вопросы, «упакованные» в текст житейских историй, заставляют читателя принимать их близко к сердцу и «примеривать» на себя. Ведь у каждого из нас есть что поведать миру под заголовком «Было». Другое дело, что далеко не каждый может сделать это так сдержанно, по-женски мудро, как мы видим в настоящей книге. Написанные в разное время и о разном, произведения Ольги Любимовой придутся по вкусу широкому кругу читателей.
Ольга ЕФИМОВА