Павел ЩЕРБАКОВ
Павел Щербаков — поэт, прозаик, литературный критик. Родился в 1999 году в Калининградской области. Окончил факультет управления экономики и права РАНХиГС. Студент Литературного института имени А. М. Горького. Печатался в сборнике поэзии и прозы литераторов Калининградской области «Голоса города», в альманахе «Литерра Балтика», журналах «Дети Ра», «Зарубежные записки», в газете «Литературные известия». Живет в Москве.
ДВЕ СКАЗКИ
ВЫСОКОЕ ИСКУССТВО
Жила-была одна очень культурная семья: мама, папа и их маленький сын.
Очень часто они все вместе ходили в театр, и чтобы лучше видеть то, что происходит на сцене, каждый брал с собой маленький бинокль. И не зря! Ведь каждое представление сцена излучала нечто неземное, то, что всегда очаровывало зрителей.
Вот вышел актер в розовом костюме с желтыми пуговичками, — ах, какое у него выражение лица, какие движения он проделывает в танце! Какая страсть! Какой восторг!
И бинокли восхищались увиденным вместе со своими хозяевами. Они очень гордились тем, что могут видеть такое прекрасное торжество, да еще и в таких деталях!
Оказываясь дома после очередных театральных представлений, будучи аккуратно положенными на тумбочку, бинокли всегда рассказывали друг другу об увиденном, продолжая гордиться той долей, что выпала на их век. Они чувствовали себя истинными знатоками всего прекрасного, что может быть на белом свете, и даже если не всего на свете, то уж точно знатоками самого прекрасного из того, что можно было увидать собственными глазами.
Однажды в один из осенних дней пошел сильный дождь. Казалось бы, скажет любой остроумный ребенок, что тут необычайного? Ведь осенью дожди не редкость, и можно было бы согласиться с этим, если бы не одно обстоятельство — у мальчика из очень культурной семьи этот самый день был его днем рождения, а ведь не на каждый день рождения выпадает дождь!
— Какая ужасная погода! — воскликнул один из биноклей. — Кажется, наш ближайший поход в театр будет обязательно отменен!
— А по мне, так погода отличная! — простодушно ответил зонт мальчика, что стоял в углу комнаты.
— Господин зонт, скажите нам, — обратился к зонту другой бинокль, — какого это — быть нужным людям лишь при наступлении у них всякого рода неприятностей, вроде сегодняшнего дождя?
— Для кого неприятности, а для кого повод для прогулки! — тут же, не раздумывая, ответил зонт.
Ему были чужды сложные рассуждения биноклей, а потому их ехидные наблюдения ничуть его не задевали. Все чего ему не хватало — это порывов свежего воздуха и легких прикосновений прохладных дождевых капель.
Но погода не омрачила праздник. Преданные друзья мальчика, а именно такими они и были, пришли к нему в гости, а те, что не пришли, не сделали этого лишь потому, что родители не отпустили их в такой ливень.
Дом был наполнен необычайным светом и теплом, царила особая волшебная атмосфера. Гости радовали мальчика самыми разными подарками: кто-то подарил книгу с интересными картинками, кто-то целую энциклопедию! Дарили игрушки, сладости и другие не менее приятные вещи, но самый большой подарок случился от папы.
Это была огромная коробка синего цвета, она стояла нетронутой до позднего вечера.
Когда все гости разошлись, отец вместе с сыном перенесли коробку поближе к окну.
— Что же там такое несут, неужели нового постояльца? — зашептали цветы в разноцветных горшочках, что стояли на подоконнике.
— Ну нет, коробка слишком большая, вряд ли в ней один из нас, — произнес один из цветков.
Между тем, коробка была раскрыта, и вместе с кусочками белоснежного пенопласта на свет появились первые очертания неизвестного гостя.
По виду он напоминал довольно крупный кусок трубы, впрочем, так его и обозвали.
Но вот трубу полностью достали из коробки вместе с тремя довольно длинными ножками, что были незамедлительно к ней прикреплены. На таких ногах далеко не уйдешь, зато стоять можно уверенно.
Труба была такого же синего цвета, как и коробка, только слегка потемней. Ее тело украшало множество блесток, и, как оказалось, труба была не пустой, внутри у нее находились огромные линзы, слишком огромные, по мнению внимательных биноклей.
Направив более широкий конец трубы к затянутому тучами небу, к всеобщему удивлению жильцов комнаты, ожидающих нечто необычайное, отец с сыном просто ушли, оставив трубу в таком неподвижном виде.
— Кто вы? — сразу же задал трубе вопрос один из биноклей.
— Не знаю, я подумала: вы мне об этом расскажете, — смущенно ответила труба.
— Предполагаю, что вы — труба, уж очень-то вы смахиваете на ту ржавую персону, что свисает у окна по ту сторону стены.
— А в чем, собственно, ваше назначение? — со скрипом спросил диван.
— И это мне неизвестно.
— Как такое возможно? — возмутились все разом.
— Погодите, но у вас ведь имеются линзы, должно быть вы имеете некое сходство с нами, — заметил один из биноклей, — а значит, у вас должно быть отличное зрение!
— Возможно, — тихо ответила труба, — я не знаю, ведь все, что я вижу — это большое размытое серое пятно, и ничего больше.
— Как ужасно! Неужели вы действительно ничего больше не видите?! — заохали бинокли.
Трубе стало не по себе, ведь ей самой очень хотелось узнать свое назначение.
Из-за непонятного чувства она не могла смириться с тем, что наблюдать столь отвратительное смазанное серое пятно и есть то самое назначение всей ее жизни! Да не могло этого быть! Неужели кто-то посмел совершить с ней такую злую шутку?
— Наверно, это ошибка, и место этой трубе не в этой комнате, а там, где сейчас льет дождь — на улице! — заметил самый маленький бинокль. — Неужели вы не видите, сами рассудите: эта труба слишком огромна, чтоб видеть то, что видим мы!
— Я думаю, — подхватил бинокль побольше, — если сводить эту трубу в театр, то вместо яркой сцены в ее прекрасных деталях она увидит лишь грязное пятно, проще говоря, совершенно ничего не увидит. Не всем дано видеть и понимать то, что дано понимать нам. Не всем дано понять высокое искусство!
— Да что вы понимаете? — прервал бинокля зонт. — Вы не любите воду и воздух, не знаете, каково это — раскрыться и впитывать всем своим телом холодные капли, что падают с неба!
Бинокли на этот выпад лишь дружно фыркнули.
Но слова зонта ничем не утешили трубу, ведь она, как и бинокли, не находила ничего симпатичного в дожде, как, собственно, и в свежем воздухе.
Ожидания сбылись: всю последующую неделю шли дожди. Небеса окутывали землю темно-серой пеленой, в которой лишь изредка вспыхивали небольшие молнии.
Все это время бинокли продолжали смаковать чужое несчастье, без умолку повторяя, что именно им доступно то, что недоступно другим.
О, как же высоко они себя возносили!
Всех, не обладающих даром видения прекрасного, бинокли считали предметами второго сорта, а трубу тем более, ведь она казалась им совсем бесполезной вещью!
— Неспроста эту трубу поставили у холодного окна! Там ведь и простудиться можно, а мы лежим в тепле, нас явно ценят больше! — говорили они друг другу.
Прослушав все это, труба почувствовала себя настолько плохо, что опустила свой взгляд в пол, оставив последнюю надежду увидеть в небе хоть какой-то знак. Теперь она видела лишь тьму. Ей стало казаться, что даже старый диван своим скрипом смеется над ней, как смеются все остальные. Ведь и он знает, для чего живет в этом мире.
Но, как и всему на свете, что сеет смуту, рано или поздно суждено прекратиться, — прекратилась и та осенняя буря: тучи уплыли прочь, небо прояснилось, и наконец-то выглянуло долгожданное солнце. Все вокруг осенило чарующей тишиной.
Покой воцарился всюду, но только не в той комнате, где в полном отчаянии стояла несчастная труба. Бинокли все так же повторяли свои прежние слова: «Какое недоразумение! — говорили они. — Нас оскверняет само присутствие этой трубы рядом с нами! Кто посмел поместить в нее линзы, какое глумление над нашим даром! Вот мы, мы видим прекрасное, но как же бесполезна эта труба!»
И они говорили, говорили это снова и снова, а труба слушала.
И как им было не скучно повторять одно и то же? Наверное, они слишком долго не ходили в театр, и эти недобрые разговоры были единственным, что могло наполнить теплом их прохладные сердца.
Так прошел весь день, но к ночи к трубе подошел мальчик. Он удивился, когда увидел, что труба склонилась к полу, и немедленно направил ее взгляд в небо.
— Зачем он заставляет меня поднимать свой взгляд? — подумала труба. — Какой негодный мальчик! Неужели он не знает, что я ни на что не пригодный предмет?!
Бинокли и все остальные жители комнаты подумали точно так же, — «Зачем он с ней возится? Да еще и в такое позднее время! Бесполезное дело!»
Взглянув в небо, труба вновь увидела смазанное пятно, только теперь оно было черно-белого цвета.
Но вдруг что-то внутри трубы повернулось, и вместо размытого пятна появилось четкое изображение. Это было прекрасное звездное небо!
Труба услышала, как звезды шепчутся друг с другом, и этот тихий шепот заглушил громкие и мерзкие восклицания биноклей, что вмиг слились в едва слышимый шум, не имеющий никакого значения.
Труба забыла о том, что она стоит в маленькой комнате, которая совсем недавно казалась для нее очень большой. Какое бы скверное чувство не угрожало ей, теперь она точно знала, что из самых темных мест мира лучше всего видно звезды.
Она забыла обо всем, даже о том, что она — труба. Ее душа будто вырвалась из своего тела, видимое ею поглотило ее и навсегда унесло с собой.
Труба обрела свое истинное назначение.
Очень часто они все вместе ходили в театр, и чтобы лучше видеть то, что происходит на сцене, каждый брал с собой маленький бинокль. И не зря! Ведь каждое представление сцена излучала нечто неземное, то, что всегда очаровывало зрителей.
Вот вышел актер в розовом костюме с желтыми пуговичками, — ах, какое у него выражение лица, какие движения он проделывает в танце! Какая страсть! Какой восторг!
И бинокли восхищались увиденным вместе со своими хозяевами. Они очень гордились тем, что могут видеть такое прекрасное торжество, да еще и в таких деталях!
Оказываясь дома после очередных театральных представлений, будучи аккуратно положенными на тумбочку, бинокли всегда рассказывали друг другу об увиденном, продолжая гордиться той долей, что выпала на их век. Они чувствовали себя истинными знатоками всего прекрасного, что может быть на белом свете, и даже если не всего на свете, то уж точно знатоками самого прекрасного из того, что можно было увидать собственными глазами.
Однажды в один из осенних дней пошел сильный дождь. Казалось бы, скажет любой остроумный ребенок, что тут необычайного? Ведь осенью дожди не редкость, и можно было бы согласиться с этим, если бы не одно обстоятельство — у мальчика из очень культурной семьи этот самый день был его днем рождения, а ведь не на каждый день рождения выпадает дождь!
— Какая ужасная погода! — воскликнул один из биноклей. — Кажется, наш ближайший поход в театр будет обязательно отменен!
— А по мне, так погода отличная! — простодушно ответил зонт мальчика, что стоял в углу комнаты.
— Господин зонт, скажите нам, — обратился к зонту другой бинокль, — какого это — быть нужным людям лишь при наступлении у них всякого рода неприятностей, вроде сегодняшнего дождя?
— Для кого неприятности, а для кого повод для прогулки! — тут же, не раздумывая, ответил зонт.
Ему были чужды сложные рассуждения биноклей, а потому их ехидные наблюдения ничуть его не задевали. Все чего ему не хватало — это порывов свежего воздуха и легких прикосновений прохладных дождевых капель.
Но погода не омрачила праздник. Преданные друзья мальчика, а именно такими они и были, пришли к нему в гости, а те, что не пришли, не сделали этого лишь потому, что родители не отпустили их в такой ливень.
Дом был наполнен необычайным светом и теплом, царила особая волшебная атмосфера. Гости радовали мальчика самыми разными подарками: кто-то подарил книгу с интересными картинками, кто-то целую энциклопедию! Дарили игрушки, сладости и другие не менее приятные вещи, но самый большой подарок случился от папы.
Это была огромная коробка синего цвета, она стояла нетронутой до позднего вечера.
Когда все гости разошлись, отец вместе с сыном перенесли коробку поближе к окну.
— Что же там такое несут, неужели нового постояльца? — зашептали цветы в разноцветных горшочках, что стояли на подоконнике.
— Ну нет, коробка слишком большая, вряд ли в ней один из нас, — произнес один из цветков.
Между тем, коробка была раскрыта, и вместе с кусочками белоснежного пенопласта на свет появились первые очертания неизвестного гостя.
По виду он напоминал довольно крупный кусок трубы, впрочем, так его и обозвали.
Но вот трубу полностью достали из коробки вместе с тремя довольно длинными ножками, что были незамедлительно к ней прикреплены. На таких ногах далеко не уйдешь, зато стоять можно уверенно.
Труба была такого же синего цвета, как и коробка, только слегка потемней. Ее тело украшало множество блесток, и, как оказалось, труба была не пустой, внутри у нее находились огромные линзы, слишком огромные, по мнению внимательных биноклей.
Направив более широкий конец трубы к затянутому тучами небу, к всеобщему удивлению жильцов комнаты, ожидающих нечто необычайное, отец с сыном просто ушли, оставив трубу в таком неподвижном виде.
— Кто вы? — сразу же задал трубе вопрос один из биноклей.
— Не знаю, я подумала: вы мне об этом расскажете, — смущенно ответила труба.
— Предполагаю, что вы — труба, уж очень-то вы смахиваете на ту ржавую персону, что свисает у окна по ту сторону стены.
— А в чем, собственно, ваше назначение? — со скрипом спросил диван.
— И это мне неизвестно.
— Как такое возможно? — возмутились все разом.
— Погодите, но у вас ведь имеются линзы, должно быть вы имеете некое сходство с нами, — заметил один из биноклей, — а значит, у вас должно быть отличное зрение!
— Возможно, — тихо ответила труба, — я не знаю, ведь все, что я вижу — это большое размытое серое пятно, и ничего больше.
— Как ужасно! Неужели вы действительно ничего больше не видите?! — заохали бинокли.
Трубе стало не по себе, ведь ей самой очень хотелось узнать свое назначение.
Из-за непонятного чувства она не могла смириться с тем, что наблюдать столь отвратительное смазанное серое пятно и есть то самое назначение всей ее жизни! Да не могло этого быть! Неужели кто-то посмел совершить с ней такую злую шутку?
— Наверно, это ошибка, и место этой трубе не в этой комнате, а там, где сейчас льет дождь — на улице! — заметил самый маленький бинокль. — Неужели вы не видите, сами рассудите: эта труба слишком огромна, чтоб видеть то, что видим мы!
— Я думаю, — подхватил бинокль побольше, — если сводить эту трубу в театр, то вместо яркой сцены в ее прекрасных деталях она увидит лишь грязное пятно, проще говоря, совершенно ничего не увидит. Не всем дано видеть и понимать то, что дано понимать нам. Не всем дано понять высокое искусство!
— Да что вы понимаете? — прервал бинокля зонт. — Вы не любите воду и воздух, не знаете, каково это — раскрыться и впитывать всем своим телом холодные капли, что падают с неба!
Бинокли на этот выпад лишь дружно фыркнули.
Но слова зонта ничем не утешили трубу, ведь она, как и бинокли, не находила ничего симпатичного в дожде, как, собственно, и в свежем воздухе.
Ожидания сбылись: всю последующую неделю шли дожди. Небеса окутывали землю темно-серой пеленой, в которой лишь изредка вспыхивали небольшие молнии.
Все это время бинокли продолжали смаковать чужое несчастье, без умолку повторяя, что именно им доступно то, что недоступно другим.
О, как же высоко они себя возносили!
Всех, не обладающих даром видения прекрасного, бинокли считали предметами второго сорта, а трубу тем более, ведь она казалась им совсем бесполезной вещью!
— Неспроста эту трубу поставили у холодного окна! Там ведь и простудиться можно, а мы лежим в тепле, нас явно ценят больше! — говорили они друг другу.
Прослушав все это, труба почувствовала себя настолько плохо, что опустила свой взгляд в пол, оставив последнюю надежду увидеть в небе хоть какой-то знак. Теперь она видела лишь тьму. Ей стало казаться, что даже старый диван своим скрипом смеется над ней, как смеются все остальные. Ведь и он знает, для чего живет в этом мире.
Но, как и всему на свете, что сеет смуту, рано или поздно суждено прекратиться, — прекратилась и та осенняя буря: тучи уплыли прочь, небо прояснилось, и наконец-то выглянуло долгожданное солнце. Все вокруг осенило чарующей тишиной.
Покой воцарился всюду, но только не в той комнате, где в полном отчаянии стояла несчастная труба. Бинокли все так же повторяли свои прежние слова: «Какое недоразумение! — говорили они. — Нас оскверняет само присутствие этой трубы рядом с нами! Кто посмел поместить в нее линзы, какое глумление над нашим даром! Вот мы, мы видим прекрасное, но как же бесполезна эта труба!»
И они говорили, говорили это снова и снова, а труба слушала.
И как им было не скучно повторять одно и то же? Наверное, они слишком долго не ходили в театр, и эти недобрые разговоры были единственным, что могло наполнить теплом их прохладные сердца.
Так прошел весь день, но к ночи к трубе подошел мальчик. Он удивился, когда увидел, что труба склонилась к полу, и немедленно направил ее взгляд в небо.
— Зачем он заставляет меня поднимать свой взгляд? — подумала труба. — Какой негодный мальчик! Неужели он не знает, что я ни на что не пригодный предмет?!
Бинокли и все остальные жители комнаты подумали точно так же, — «Зачем он с ней возится? Да еще и в такое позднее время! Бесполезное дело!»
Взглянув в небо, труба вновь увидела смазанное пятно, только теперь оно было черно-белого цвета.
Но вдруг что-то внутри трубы повернулось, и вместо размытого пятна появилось четкое изображение. Это было прекрасное звездное небо!
Труба услышала, как звезды шепчутся друг с другом, и этот тихий шепот заглушил громкие и мерзкие восклицания биноклей, что вмиг слились в едва слышимый шум, не имеющий никакого значения.
Труба забыла о том, что она стоит в маленькой комнате, которая совсем недавно казалась для нее очень большой. Какое бы скверное чувство не угрожало ей, теперь она точно знала, что из самых темных мест мира лучше всего видно звезды.
Она забыла обо всем, даже о том, что она — труба. Ее душа будто вырвалась из своего тела, видимое ею поглотило ее и навсегда унесло с собой.
Труба обрела свое истинное назначение.
2021
ОСКОЛКИ
Жила на свете одна очень красивая кудрявая девочка.
Красоту ее было не описать, но была она так прекрасна, что многие ее подружки втайне желали ей всего самого неприятного, хоть и улыбались ей при каждой новой встрече.
Восхищалась собою, точнее, своею красотой, и сама кудрявая девочка. Очень уж любила она смотреться в свое золотое зеркальце, но не было в ее взгляде на свое отражение никакой самовлюбленности. Собственная красота была для нее такой же загадкой, как и для всех окружающих.
Однажды летним утром, прогуливаясь вдоль лесного ручья с тем самым золотым зеркальцем, девочка засмотрелась на небо. Уплывающие в даль причудливые облака напоминали ей ее собственные извилистые кудри. Да так она засмотрелась ввысь, что вдруг споткнулась о кочку и упала, поранив коленки.
Бедное зеркальце! Выпав из рук девочки, оно ударилось о камень и разбилось на три больших осколка.
Поранившись, девочка скорее побежала домой, в тот момент ей не было никакого дела до разбитого зеркала.
Тем временем каждый осколок зажил собственной жизнью, и каждый, конечно же, забыл, что когда-то был частью одного зеркала.
Осколки оказались в плену у своих собственных особых судеб.
Первый упал так, что отражал только бескрайнее небо. Днем перед ним пылало яркое солнце, неслись воздушные облака, а ночью он видел океан бесчисленных звезд.
Второму осколку повезло меньше, он упал набок и ему досталось отражать только берег ручья. Там не было неба, только серая глина, щебень и черная вытоптанная земля.
Вместе все это было похоже на обыкновенную грязь.
Третий осколок чудесным образом упал между камней так, что мог видеть почти все — и прозрачную воду ручья, и небо со звездами, что отражались от зеркальной поверхности водной глади, дно самого ручья и даже его берег.
— Ах, как хорошо устроен этот прекрасный мир! — восклицал первый осколок, наблюдавший небо, — какое счастье быть частью этого бескрайнего великолепия!
— Неужели ты не видишь? — спрашивал его второй, что отражал только грязь, — этот мир ужасен! Он просто отвратителен.
Второй осколок был не слишком приветливым, а все потому, что он был очень несчастен. Видите ли, каждый осколок превращается в то, что он отражает, по крайней мере так думают все осколки, потому второй осколок посчитал себя безобразным.
— Лучше бы я и не появлялся на этот свет, — думал несчастный осколок, — наверное, тот восхищенный осколок очень глуп, раз не видит, как безобразен наш мир.
Но первый осколок ничего не отвечал второму и продолжал славить красоту вокруг себя.
Тем временем третий осколок молчал, ведь он отражал все, что отражали остальные, и даже больше! И в отличие от остальных осколков, ему было с кем пообщаться, кроме своих собратьев.
Он смотрел на разный мир вокруг себя и совсем не мог решить, каков же он? И хотя третий осколок наблюдал прекрасное небо, как и первый, но видел он его только в отражении быстро бегущего ручья.
Старый глубокий ручей был очень мудр, ведь однажды в древности воду из него пил великий мудрец.
И хоть много воды утекло с тех пор, мудрости ручей не утратил, ведь каждая его капля передавала частицу своих знаний следующей.
— Прекрасен ли наш мир? — вдруг спросил третий осколок у ручья.
— Небо прекрасно, — прожурчал ручей.
— Быстрый ручей, иногда я вижу тебя насквозь! Почему же небо кажется нам прекрасным, а грязь ужасной? — снова спросил любопытный осколок.
— Когда-то очень давно я не знал этого, но мудрец коснулся моей воды, и с тех пор небо кажется мне прекрасным, а грязь ужасной. Я знаю, что в глубине я полон ила и глины, но днем тянусь к золотому солнцу, а ночью к серебряным звездам, — ответил ручей.
— О, небо, небо! — воскликнул третий осколок, — Как я хорошо вижу его, когда нет ветра, но как только ветер подует, твоя водная гладь покрывается рябью, и прекрасные небеса разбиваются на маленькие кусочки. Грязь же всегда рядом. Может быть, и нет никакого неба?
— Неба могло бы и не быть, — отвечал ручей, — но солнце, луна и звезды есть точно! Ведь все прекрасное и безобразное мы отражаем только в их свете!
— Что там за пустая болтовня, — возмутился второй осколок, — никакого покоя! Никакой тишины!
— И все-таки мир прекрасен, — послышался тонкий голос первого осколка.
Неизвестно, сколько бы еще восхищались, страдали и задавали разные вопросы эти три осколка, но добрая кудрявая девочка отыскала их, собрала и вклеила в родную золотую оправу.
И пусть между ними оставались трещинки, теперь все вместе они отражали только одно прекрасное лицо!
Почему оно было прекрасным? Они и сами не знали.
Красоту ее было не описать, но была она так прекрасна, что многие ее подружки втайне желали ей всего самого неприятного, хоть и улыбались ей при каждой новой встрече.
Восхищалась собою, точнее, своею красотой, и сама кудрявая девочка. Очень уж любила она смотреться в свое золотое зеркальце, но не было в ее взгляде на свое отражение никакой самовлюбленности. Собственная красота была для нее такой же загадкой, как и для всех окружающих.
Однажды летним утром, прогуливаясь вдоль лесного ручья с тем самым золотым зеркальцем, девочка засмотрелась на небо. Уплывающие в даль причудливые облака напоминали ей ее собственные извилистые кудри. Да так она засмотрелась ввысь, что вдруг споткнулась о кочку и упала, поранив коленки.
Бедное зеркальце! Выпав из рук девочки, оно ударилось о камень и разбилось на три больших осколка.
Поранившись, девочка скорее побежала домой, в тот момент ей не было никакого дела до разбитого зеркала.
Тем временем каждый осколок зажил собственной жизнью, и каждый, конечно же, забыл, что когда-то был частью одного зеркала.
Осколки оказались в плену у своих собственных особых судеб.
Первый упал так, что отражал только бескрайнее небо. Днем перед ним пылало яркое солнце, неслись воздушные облака, а ночью он видел океан бесчисленных звезд.
Второму осколку повезло меньше, он упал набок и ему досталось отражать только берег ручья. Там не было неба, только серая глина, щебень и черная вытоптанная земля.
Вместе все это было похоже на обыкновенную грязь.
Третий осколок чудесным образом упал между камней так, что мог видеть почти все — и прозрачную воду ручья, и небо со звездами, что отражались от зеркальной поверхности водной глади, дно самого ручья и даже его берег.
— Ах, как хорошо устроен этот прекрасный мир! — восклицал первый осколок, наблюдавший небо, — какое счастье быть частью этого бескрайнего великолепия!
— Неужели ты не видишь? — спрашивал его второй, что отражал только грязь, — этот мир ужасен! Он просто отвратителен.
Второй осколок был не слишком приветливым, а все потому, что он был очень несчастен. Видите ли, каждый осколок превращается в то, что он отражает, по крайней мере так думают все осколки, потому второй осколок посчитал себя безобразным.
— Лучше бы я и не появлялся на этот свет, — думал несчастный осколок, — наверное, тот восхищенный осколок очень глуп, раз не видит, как безобразен наш мир.
Но первый осколок ничего не отвечал второму и продолжал славить красоту вокруг себя.
Тем временем третий осколок молчал, ведь он отражал все, что отражали остальные, и даже больше! И в отличие от остальных осколков, ему было с кем пообщаться, кроме своих собратьев.
Он смотрел на разный мир вокруг себя и совсем не мог решить, каков же он? И хотя третий осколок наблюдал прекрасное небо, как и первый, но видел он его только в отражении быстро бегущего ручья.
Старый глубокий ручей был очень мудр, ведь однажды в древности воду из него пил великий мудрец.
И хоть много воды утекло с тех пор, мудрости ручей не утратил, ведь каждая его капля передавала частицу своих знаний следующей.
— Прекрасен ли наш мир? — вдруг спросил третий осколок у ручья.
— Небо прекрасно, — прожурчал ручей.
— Быстрый ручей, иногда я вижу тебя насквозь! Почему же небо кажется нам прекрасным, а грязь ужасной? — снова спросил любопытный осколок.
— Когда-то очень давно я не знал этого, но мудрец коснулся моей воды, и с тех пор небо кажется мне прекрасным, а грязь ужасной. Я знаю, что в глубине я полон ила и глины, но днем тянусь к золотому солнцу, а ночью к серебряным звездам, — ответил ручей.
— О, небо, небо! — воскликнул третий осколок, — Как я хорошо вижу его, когда нет ветра, но как только ветер подует, твоя водная гладь покрывается рябью, и прекрасные небеса разбиваются на маленькие кусочки. Грязь же всегда рядом. Может быть, и нет никакого неба?
— Неба могло бы и не быть, — отвечал ручей, — но солнце, луна и звезды есть точно! Ведь все прекрасное и безобразное мы отражаем только в их свете!
— Что там за пустая болтовня, — возмутился второй осколок, — никакого покоя! Никакой тишины!
— И все-таки мир прекрасен, — послышался тонкий голос первого осколка.
Неизвестно, сколько бы еще восхищались, страдали и задавали разные вопросы эти три осколка, но добрая кудрявая девочка отыскала их, собрала и вклеила в родную золотую оправу.
И пусть между ними оставались трещинки, теперь все вместе они отражали только одно прекрасное лицо!
Почему оно было прекрасным? Они и сами не знали.
2022