Силлабо-тоника
Дмитрий МУРЗИН
ВСЕ, ЧТО БУДЕТ — БУДЕТ ПУСТЬ
* * *
* * *
Не давай мне, Боже, власти,
Чтоб тираном я не стал,
Да избави от напасти
Капиталить капитал.
Ниспошли смягченье нрава,
Все, что будет — будет пусть,
Но не дай отведать славы,
Потому что возгоржусь.
Ничего не надо даром,
Для других попридержи
И большие гонорары,
И большие тиражи.
Дай мне, Господи, остаться
Аутсайдером продаж
И блаженно улыбаться
Раздаривши весь тираж.
Но дрожат от счастья пальцы,
В голове — мечтаний дым:
Сколько же сорву оваций
Я смирением своим.
Чтоб тираном я не стал,
Да избави от напасти
Капиталить капитал.
Ниспошли смягченье нрава,
Все, что будет — будет пусть,
Но не дай отведать славы,
Потому что возгоржусь.
Ничего не надо даром,
Для других попридержи
И большие гонорары,
И большие тиражи.
Дай мне, Господи, остаться
Аутсайдером продаж
И блаженно улыбаться
Раздаривши весь тираж.
Но дрожат от счастья пальцы,
В голове — мечтаний дым:
Сколько же сорву оваций
Я смирением своим.
* * *
Купить на кухню табурет.
Писать о том, что лету — амба.
Попав опять в объятья ямба
Настропалиться на сонет.
Порезать мелко винегрет,
Перебирать эстампы, штампы:
Без мотыльков скучает лампа,
И некому лететь на свет…
На небе облака висят.
В подъезде прячется собака.
Я наблюдаю листопад,
Как будто ожидаю знака,
Припоминая Пастернака,
Про то, как в раннем детстве спят…
Писать о том, что лету — амба.
Попав опять в объятья ямба
Настропалиться на сонет.
Порезать мелко винегрет,
Перебирать эстампы, штампы:
Без мотыльков скучает лампа,
И некому лететь на свет…
На небе облака висят.
В подъезде прячется собака.
Я наблюдаю листопад,
Как будто ожидаю знака,
Припоминая Пастернака,
Про то, как в раннем детстве спят…
* * *
Все, что нажито здесь — лишь пепел и дым,
Туда ничего не взять — на том и стоим.
Все мастер-карты, визы и прочий хлам
Ценный здесь — совсем бесполезен там.
Хоть стой на паперти, хоть олигархов строй —
Ни откусить, ни съесть, ни забрать с собой.
Там нельзя дать на лапу, там ключник Петр
Взяток борзыми церберами не берет.
Вспомни, что говорил тебе старшина:
Безумству храбрых пенсия не нужна.
Туда ничего не взять — на том и стоим.
Все мастер-карты, визы и прочий хлам
Ценный здесь — совсем бесполезен там.
Хоть стой на паперти, хоть олигархов строй —
Ни откусить, ни съесть, ни забрать с собой.
Там нельзя дать на лапу, там ключник Петр
Взяток борзыми церберами не берет.
Вспомни, что говорил тебе старшина:
Безумству храбрых пенсия не нужна.
* * *
Поздно, автор, слишком поздно.
Завертелся твой сюжет.
Он уже несет ей розы,
И назад дороги нет.
Все уже в ней сердцу мило,
Коготок уже увяз.
Автор ничего не в силах
Изменить на этот раз.
Все — на взводе, все — на нерве.
Поцелуев полон рот.
Только он — совсем не первый
Кто, как в пропасть, к ней шагнет.
Автор нагуляет проседь,
Но не выдержит — шепнет:
— Да она тебя же бросит!
Зачеркнет! Перелистнет!
Так и будет, так и будет,
Ты уж автору поверь…
И не станет бить посуду —
Просто выставит за дверь.
Автор спит, но ранит душу
Еле-еле слышный глас:
— Автор! Я тебе не слушал…
Автор! Что же ты не спас?..
Завертелся твой сюжет.
Он уже несет ей розы,
И назад дороги нет.
Все уже в ней сердцу мило,
Коготок уже увяз.
Автор ничего не в силах
Изменить на этот раз.
Все — на взводе, все — на нерве.
Поцелуев полон рот.
Только он — совсем не первый
Кто, как в пропасть, к ней шагнет.
Автор нагуляет проседь,
Но не выдержит — шепнет:
— Да она тебя же бросит!
Зачеркнет! Перелистнет!
Так и будет, так и будет,
Ты уж автору поверь…
И не станет бить посуду —
Просто выставит за дверь.
Автор спит, но ранит душу
Еле-еле слышный глас:
— Автор! Я тебе не слушал…
Автор! Что же ты не спас?..
* * *
Мы шли с тобой, как ходят только дети,
Ладонь зажав запальчиво в ладони,
Не чуя ни засады, ни погони,
Как водится, забыв про все на свете.
Мы шли с тобой, как ходят только дети,
В какой-нибудь Шекспировской Вероне,
Как будто бы нас время не догонит,
Как будто нет ни старости, ни смерти.
Впустую и погоня, и засада,
Мы знали, что не нужно торопиться,
Мы понимали: все идет как надо.
Улыбки освещали наши лица,
Мы шли с тобой, как дождь идет в Макондо.
Мы просто не могли остановиться.
Ладонь зажав запальчиво в ладони,
Не чуя ни засады, ни погони,
Как водится, забыв про все на свете.
Мы шли с тобой, как ходят только дети,
В какой-нибудь Шекспировской Вероне,
Как будто бы нас время не догонит,
Как будто нет ни старости, ни смерти.
Впустую и погоня, и засада,
Мы знали, что не нужно торопиться,
Мы понимали: все идет как надо.
Улыбки освещали наши лица,
Мы шли с тобой, как дождь идет в Макондо.
Мы просто не могли остановиться.
* * *
Выйдешь, в чем есть, из трамвая,
В воздухе пахнет грозой,
Светит звезда роковая
Ласковой бирюзой.
Выдохнет ночь, как живая,
В спину, листвою шурша…
Ходят по кругу трамваи,
Мается в круге душа.
Светит звезда, остывая…
Будто бы над головой
Смерть, падла, как таковая,
Жизни, как таковой.
В воздухе пахнет грозой,
Светит звезда роковая
Ласковой бирюзой.
Выдохнет ночь, как живая,
В спину, листвою шурша…
Ходят по кругу трамваи,
Мается в круге душа.
Светит звезда, остывая…
Будто бы над головой
Смерть, падла, как таковая,
Жизни, как таковой.
* * *
Выхожу один я, надо мною —
Ни звезды, ни звука — ничего.
Я придавлен этой тишиною,
Пустотою неба своего.
И стою, не сытый и не пьяный,
Неподвластный, не познавший власть.
У судьбы — две язвы, три изъяна,
Слава Богу — жизнь не удалась.
Ни звезды, ни звука — ничего.
Я придавлен этой тишиною,
Пустотою неба своего.
И стою, не сытый и не пьяный,
Неподвластный, не познавший власть.
У судьбы — две язвы, три изъяна,
Слава Богу — жизнь не удалась.
* * *
Искусственность дыхания рот в рот,
На выдох-вдох — чтобы трещали ребра...
Ну, что же ты? Дыши, дыши, сынок!
Ну, что же ты? Дыши, дыши, урод!
Открыл глаза. Ну, здравствуй. Вечер добрый.
Теперь ты жив. Теперь ты одинок.
На выдох-вдох — чтобы трещали ребра...
Ну, что же ты? Дыши, дыши, сынок!
Ну, что же ты? Дыши, дыши, урод!
Открыл глаза. Ну, здравствуй. Вечер добрый.
Теперь ты жив. Теперь ты одинок.
* * *
...Идти к вокзалам трем после обеда...
Из города в другие города
Здесь каждый день уходят поезда.
Я на одном из них сейчас уеду.
Сегодня понедельник, значит, в среду
Ты спросишь: «Любишь?». Я отвечу: «Да»...
Еще сто раз — и больше никогда.
Еще сто раз — и ты за мною следом.
Я говорю столице: «Отпусти».
Вхожу в вагон, в котором места мало,
И лезу с головой под одеяло.
А поезд все не может отойти
С какого-нибудь третьего пути
Ужасно Ярославского вокзала
Из города в другие города
Здесь каждый день уходят поезда.
Я на одном из них сейчас уеду.
Сегодня понедельник, значит, в среду
Ты спросишь: «Любишь?». Я отвечу: «Да»...
Еще сто раз — и больше никогда.
Еще сто раз — и ты за мною следом.
Я говорю столице: «Отпусти».
Вхожу в вагон, в котором места мало,
И лезу с головой под одеяло.
А поезд все не может отойти
С какого-нибудь третьего пути
Ужасно Ярославского вокзала