Не помню в день какой и год
Из детства раннего, в котором
"А снег идет! А снег идет!" —
Мы у окна кричали хором.
Шел снег, стояли холода,
От ветра что-то дребезжало.
Ты на руках меня тогда
С улыбкой бережно держала.
И мы кричали: "Снег идет!"
Так радостно и простодушно,
Что он с тех пор который год
Все так же падает послушно.
И всякий раз в канун зимы,
Едва ветра затянут вьюгу,
Мне снова чудится, что мы
Кричим с тобой на всю округу...
Был тихим нынешний рассвет,
Лишь сердце с полночи щемило…
"Ее на свете больше нет", —
Сестра мне утром сообщила.
Но только телефон умолк,
Как снег пошел повсюду снова.
…Хотел я крикнуть… и не смог.
И выдохнуть не смог ни слова!
Летит, летит веселый снег,
Кружит и падает, как эхо…
Неправда, что тебя здесь нет.
Смотри, родная: сколько снега!

Там, где легкие птицы поют изумрудные песни,
Где летящее небо звенит с минаретных высот,
И сияет луна, возносясь в опрокинутой бездне,
И мелькает с утра пестрокрылый красавец удод…
Там, в ладонях хребтов, кувыркается горное эхо,
A над берегом моря резвится листва на ветру,
Там не спят от любви, плачут только от счастья и смеха,
Там, куда я вернусь и уже никогда не умру…

"Олом, барасынмы кая?
Кир'акми, ярабби", —
Вздыхает бабушка моя –
Татарская аби.
Со мной повсюду, аби-кай,
Твой голос на земле.
Щедра душой ты, как Тукай,
Мудра, как Шурале…
"Извечна жизни толчея,
Терпи, и все пройдет…", —
Смеется бабушка моя, —
Как солнышко встает.
Есть то, что свыше наших сил:
Так было, — Бог не дал…
И я ее не хоронил
И мертвой не видал…
Я помню только о живой,
О бабушке родной,
Что стала небом и травой,
Чтоб всюду быть со мной…
У края моря, у реки,
В лесу, в горах, в степи —
Смахну слезинку со щеки
И слышу: "Ярабби…"

Закрой глаза и загляни туда,
Где голоса, звеневшие когда-то,
Еще текут, струятся, как вода,
Которой нет начала и возврата.
Закрой глаза, и ты увидишь их,
Друзей, тобой отчаянно забытых:
Дурашливых, веселых, молодых,
Не спившихся, не хворых, не убитых.
И ты увидишь там, на глубине,
Где все дрожит, мерцает и таится:
Туманный свет в распахнутом окне,
Счастливые, смеющиеся лица.
Вода на миг застынет, как стекло,
Скользнут и растворятся отраженья…
Не бойся слез, когда оно пришло —
Единственное правильное зренье.

Всю жизнь искал я место рая,
Страну меняя за страной,
Но рая не было без края,
Вдали оставленного мной.
Вернешься — там уже иное:
Не то, не те, не как тогда…
И лишь сиянье неземное
Дрожит в ресницах иногда.

Поспевать за тобой — не поспеть.
Убегать от тебя — не сбежать.
Не губи меня, матушка Смерть,
Не вели мужика обижать.
Ты вели меня в степь отпустить,
Где весною всегда благодать…
Мне б родимую мать навестить,
А тебя — не слыхать, не видать.
Я к тебе непременно вернусь,
Никуда от тебя не сбегу:
Поклонюсь и за всех помолюсь
С кем увидеться вновь не смогу…

Нежное утро жемчужного цвета,
Легкого ветра струя...
Кто это? Кто там в сиянии лета?..
Это же мама моя!
Вот она мне помахала рукою,
Свет у нее за спиной...
Господи, Господи, счастье какое:
Мама родная со мной!

Был долгим путь почти с конца земли —
К тебе, сестренке маленькой и сладкой…
Ты помнишь, как я был твоей лошадкой?
Как в школу, взявшись за руки, мы шли?..

Я не забыл, родная, ничего.
Я здесь, с тобой, доверчивой и милой…

И днем, и ночью над твоей могилой
Рыдает сердце брата твоего…

Играют в космос дети —
Сто первый детский сад.
В раскрашенной ракете
Куда-то там летят.
И лишь, надувши губы,
Томится, как всегда,
Малыш из младшей группы,
Не взятый никуда.
Стоит и чуть не плачет:
Эх, не берут с собой!..
А он — хороший мальчик,
Он, может быть, герой!
Испачканы штанишки,
Кругом — один песок:
Вот как тебя — мальчишки,
А ты молчишь, дружок.
А в космосе открытом
Опасностей не счесть!
И ждут людей они там,
Где только люди есть!
Скажу о тайне важной,
О той, что ты молчишь:
Весь мир спасет однажды
Вот этот вот малыш!
Он всех храбрей на свете!
Он — гордость всей страны!
Возьмите парня, дети.
Возьмите, пацаны…