Книжно-Газетный Киоск


Публицистика


Игорь ХАРИЧЕВ
Прозаик, публицист, общественный деятель, секретарь СП Москвы, председатель ревизионной комиссии СП XXI века, генеральный директор журнала «Знание-сила». Живет в Москве.



Европейцы или нет?

То, что наши руководители всех уровней и высшие элиты считают себя европейцами, факт. Еще бы! Мало того, что немалая часть России расположена в Европе, так мы еще своей историей связаны накрепко и т. д. Конечно же, они обидятся, если сказать им, что они совсем не европейцы. И те, кто сидят в Кремле, в Белом доме (эти уже обижались), в многочисленных федеральных учреждениях, и те, кто занимают высокие кабинеты в субъектах Российской Федерации, и даже те, кто возглавляют города и районные центры. Между тем, доказать это несложно, ибо все проявляется в отношении к ряду фундаментальных вещей, которые подобны лакмусовой бумажке.
Первое: понимание сильной власти. В Европе сильной принято считать власть, которая может обеспечить действие Закона для всех и на всей территории. В нашей традиции сильной считается власть, которая все «держит в кулаке», все контролирует. Нынешняя российская власть исходит именно из этого.
Второе: отношение к закону. Законопослушность — давняя черта европейской культуры. Она присуща подавляющей части европейского общества. А те, кто занимает высокие должности, кто в поле интереса общества и СМИ, тем более не вправе пренебрегать законом. Иначе отставка и даже судебное преследование неминуемы. У нас власть подает пример пренебрежения к закону. По сути она освобождена от ответственности за нарушение законов. При этом власть давно превратила правоохранительные органы из защитников граждан и правопорядка в защитников самой себя.
Третье: отношение к компромиссам. Для европейской культуры умение достичь компромисса считается лучшей характеристикой политика. При этом все понимают, что в ходе поиска компромисса необходимо идти на уступки обеим сторонам. Для нашей власти на всех ее уровнях пойти на компромисс — проявить слабость. Для нашей власти уступки оппозиции, политическим конкурентам — нечто недопустимое, позорное.
Четвертое: принцип подбора сотрудников в государственные учреждения. В Европе их подбирают по принципу профессионализма, у нас либо по принципу лояльности власти, личной преданности, либо по родственным связям.
Пятое: отношение к подчиненным в государственных учреждениях. В Европе принято гордиться умными подчиненными, продвигать их, у нас умного подчиненного будут всячески гнобить (если только он не родственник большого начальника). Потому и не работают социальные лифты.
Шестое: ответственность. В Европе чиновники, занимающие официальные должности, несут полную ответственность за порученное дело. Если выявляются какие-то серьезные нарушения, неэффективность работы, если страдают невиновные или, тем паче, гибнут люди по вине ведомств, высшие чиновники подают в отставку, а непосредственные виновники несут финансовую или уголовную ответственность. В России мы постоянно сталкиваемся с безответственностью чиновников, прежде всего тех, которые занимают высшие должности в самых разных ветвях власти. Даже когда выявляются безграмотные действия чиновников, нанесшие ущерб государству, ответственность они не несут.
Седьмое: отношение к населению. Опора на инициативу граждан в Европе, всемерное создание условий для ее реализации. И недоверие к инициативе граждан в России, стремление решать все вопросы за граждан.
Эти семь критериев социолог и политолог Татьяна Кутковец предложила дополнить еще двумя, которые прекрасно становятся на восьмую и девятую позиции, характеризуя особенности взаимоотношений власти и общества.
Восьмое: партнерское взаимодействие власти с обществом как с равным себе субъектом политики в демократических странах и отсутствие такового у нас. (Кутковец поясняет: «Фактически, то, что мы наблюдаем последние месяцы в России, это протест «продвинутой», модерной части российского общества — замечу, и по форме, и по содержанию совершенно европейский по своей сущности — против отношения к себе традиционалистского правящего класса России, как объекту. Этакому одноразовому электоральному ресурсу для овладения властью. Игнорирование субъектного статуса общества — явление немыслимое для поведения европейских политиков и абсолютная норма для наших. Собственно, это и есть то, что кардинально отличает природу европейской политсистемы от здешней. Инициативность, самореализация — все это привилегия граждан-субъектов. Подданным-объектам, в качестве каковых общество — независимо, кстати, ни от достатка, ни от статуса своего — здесь всегда только и существовало, они, в принципе, не положены; нынешняя система не предусматривает ничего такого для них».)
Девятое: признание права общества на весь спектр иного, кроме представляющего угрозу жизни человека. Толерантность пресловутая европейская, другими словами. Культивирование и всяческая пропаганда ее политиками как основы мирного взаимодействия между людьми как внутри страны, так и за пределами ее. Европейский политик, нарушающий эту норму общественно-политического поведения, лишается своего статуса. Здешний — провозглашается чуть ли не героем.
Предпочтения нашей власти, выявленные по девяти критериям, известны не первое столетие. Они в полной мере присущи восточным деспотиям. Разумеется, современная Россия не похожа на деспотию. В конце концов, нам еще далеко до Северной Кореи, Туркменистана или Белоруссии. Однако и нормальной демократической страной считать нас нельзя. (Недаром требовались всякие ухищрения для определения существующего режима, типа «суверенной демократии».)
Главная причина в том, что культура наша, несмотря на прошедшую в тридцатые годы прошлого века индустриализацию, не стала постиндустриальной, во многом сохранив черты традиционной. (Тут надо сказать «спасибо» Сталину с его репрессиями, особенно с Большим террором 1936-1938 г.г., в первую очередь препятствовавшим наметившимся тогда изменениям в сознании людей. А позднее — КГБ, давившему всякое инакомыслие под чутким руководством КПСС.) Есть, конечно, в российском обществе люди, по-настоящему представляющие европейскую культуру. Но доля их относительно невелика (по разным опросам, она может оцениваться от 12 до 17 и даже 19%, хотя все это косвенные данные. Трудно выявить реальную приверженность европейской культуре вопросами об отношении к тем или иным либеральным ценностям. Так что 17-19% — оптимистичная оценка). И вот что любопытно: во власть на всех ее уровнях рекрутированы именно российские неевропейцы, те, кто по семи перечисленным выше критериям занимают противную европейской позицию. Такое положение в огромной степени задано установками, исходящими с самого высокого уровня власти. А это место с начала тысячелетия у нас фактически занимает один человек: главный неевропеец, которому очень хочется при этом, чтобы его считали европейцем (это видно хотя бы из февральской программной статьи «Демократия и качество государства»). И который не желает понять, что географическая принадлежность части России к Европе вовсе не дает права считаться европейцем, что это мировоззренческое измерение.
Тут стоит напомнить, что мы усиленно строим Евразийский союз. Основали его Россия, Казахстан и Белоруссия. Недавние кровавые события в городе Жанаозене показали, что казахская демократия недалеко ушла от суверенной российской. Самое европейское по расположению государство Беларусь при этом самое далекое от Европы в своем демократическом развитии. При чем здесь слово: евразийский. Союз чисто азиатский, в нем нет европейского, нет связующего звена между Европой и Азией. В нем нет руководителей, представляющих европейские ценности.
Это был разговор о нашей власти, о политиках, о руководителях. А как с нашим народом? Чем отличается типичный россиянин от типичного представителя европейской (которая складывалась прежде всего как западноевропейская) культуры? На мой взгляд, есть три наиболее существенных отличия.
Первое: законопослушность — в западноевропейской культуре, и правовой нигилизм — у нас. Наплевательское отношение к закону — сугубо российская черта. Не приходилось слышать у других народов аналога нашего: «Закон что дышло…» или более современного: «Закон как телеграфный столб — перешагнуть нельзя, а обойти можно».
Второе: умение нести ответственность за себя — в западноевропейской культуре, и упование во всем на государство — у нас. Жители Европы рассчитывают прежде всего на свои силы и в случае неудач не ругают государство, а предпринимают новые попытки добиться успеха. (Разумеется, кроме тех случаев, когда они нуждаются в социальной поддержке.) Россияне исстари привыкли полагаться на государство, сохранению чего активно способствует и нынешняя власть. Не удивительно, что ответственность за отсутствие личных достижений у нас, как правило, перекладывается на государство. Высокая степень этатизма в российской обществе, конечно же, признак остатков традиционного общества.
Третье: уважение к личности и, соответственно, самоуважение в западноевропейской культуре и обратная ситуация у нас. В российской истории никогда не было уважения к человеческой личности. Нынешняя ситуация ничего в этом не изменила. Соответственно, нет и самоуважения. Это проявляется в рабской психологии. Александр Второй отменил рабство в 1861 году. Но рабская психология осталась. Советская власть только укрепила ее. Нынешняя власть во многом держится на ней.
Таковы особенности нашего народа, типичный представитель которого — не европеец. Но это вовсе не крест россиян. От этого менталитета можно избавиться. Вопреки тому, что власть хотела бы законсервировать его. Потому что нынешней власти удобнее несамостоятельный, неактивный народ, во всем рассчитывающий на нее, на власть.
Россиянам необходимо как можно скорее становиться европейцами. Чтобы заставить власть считаться с собой. Чтобы государство повернулось наконец к человеку. Чтобы из подданных превратиться в граждан. Чтобы жить с самоуважением.
Спору между западниками и почвенниками (славянофилами) уже более ста семидесяти лет. Но все эти годы Россия, пусть и небольшими шажками, шла туда, куда звали ее западники. Они настаивали на отмене крепостного права, критиковали феодально-абсолютистский строй царской России, противопоставляя ему буржуазно-парламентарный, конституционный порядок западноевропейских монархий, призывали к свободному развитию промышленности, торговли, транспорта, науки, выступали за широкое просвещение российского народа.
Многое из этого уже осуществилось, от чего Россия только выиграла. Но до сих пор кургиняны-дугины предостерегают нас от движения в сторону Европы. Не опасно ли нам становиться европейцами? Не лишимся мы своей «самости»? Разумеется, нет. Англичане, французы, немцы, датчане, шведы — европейцы. Но при этом они остаются англичанами, французами, немцами, датчанами, шведами. То есть принадлежность к европейской цивилизации не уничтожает национальных особенностей. Если только не считать таковыми пренебрежение к закону, неумение нести ответственность за себя, отсутствие самоуважения.