НАЛЬЧИК НА КАРТЕ ГЕНЕРАЛЬНОЙ. Поэзия.
Дети Ра ЯРОПОЛЬСКИЙ
НАМ НЕЧЕГО ДЕЛИТЬ
Велосипед
Позавтракав запретом черствым,
затем обидой отобедав,
пожну ли ужин? Впрочем, черт с ним:
я — из числа "велосипедов".
А значит, нечего, помимо
цепей, терять мне в этом мире —
я сам себя, как пилигрима,
везу и тренькаю на лире.
Налили али не налили —
неважно, с лирою не сгинешь.
Вертитесь, версты, мчитесь, мили:
чем больше слов, тем дальше финиш.
затем обидой отобедав,
пожну ли ужин? Впрочем, черт с ним:
я — из числа "велосипедов".
А значит, нечего, помимо
цепей, терять мне в этом мире —
я сам себя, как пилигрима,
везу и тренькаю на лире.
Налили али не налили —
неважно, с лирою не сгинешь.
Вертитесь, версты, мчитесь, мили:
чем больше слов, тем дальше финиш.
На любимый мотив
Жизнь брала под крыло,
берегла и спасала…
А. Тарковский
берегла и спасала…
А. Тарковский
Чертов амок прошел,
словно и не бывало.
Мне твердили: "Осел!" —
только этого мало.
Целым стадом я брел,
оступаясь устало.
Дурь свою поборол,
только этого мало.
Воробей аль орел?
Все до лампочки стало.
Я свободу обрел,
только этого мало.
Стерши слезный рассол,
я тружусь, хоть и вяло.
Друг мой — письменный стол,
только этого мало.
Было — "гор.", стало — "хол.",
а для сердца, что врало,
есть осиновый кол,
только этого мало.
словно и не бывало.
Мне твердили: "Осел!" —
только этого мало.
Целым стадом я брел,
оступаясь устало.
Дурь свою поборол,
только этого мало.
Воробей аль орел?
Все до лампочки стало.
Я свободу обрел,
только этого мало.
Стерши слезный рассол,
я тружусь, хоть и вяло.
Друг мой — письменный стол,
только этого мало.
Было — "гор.", стало — "хол.",
а для сердца, что врало,
есть осиновый кол,
только этого мало.
Герой
Как правило, лирическим героям
даруют и бесстрашье, и задор,
но мой герой страдает геморроем —
случается и умственный запор.
С похмелья он чурается общенья,
не поднимает трубку нипочем,
однако, пасть в беззвучном вопле щеря,
все мнит, что будет понят и прощен.
А как он курит! Чистая скотина:
как минимум, две пачки в сутки — прочь.
Мозгам с таким обильем никотина
достичь какой-то ясности невмочь.
Другие к небу тянутся упорно,
идут путем, где надо попотеть,
а мой всему предпочитает порно,
хотя давно — латентный импотент.
Да, тяжко жить с таким душевным кроем!
Какой герой? Кривляющийся крот…
И все же я зову его героем —
лишь потому, что он почти не врет.
даруют и бесстрашье, и задор,
но мой герой страдает геморроем —
случается и умственный запор.
С похмелья он чурается общенья,
не поднимает трубку нипочем,
однако, пасть в беззвучном вопле щеря,
все мнит, что будет понят и прощен.
А как он курит! Чистая скотина:
как минимум, две пачки в сутки — прочь.
Мозгам с таким обильем никотина
достичь какой-то ясности невмочь.
Другие к небу тянутся упорно,
идут путем, где надо попотеть,
а мой всему предпочитает порно,
хотя давно — латентный импотент.
Да, тяжко жить с таким душевным кроем!
Какой герой? Кривляющийся крот…
И все же я зову его героем —
лишь потому, что он почти не врет.
Единый Бог
От внешнего разнится ли изнанка?
Куда я попаду, когда помру?
"Христос Акбар!" — вот так ты, мусульманка,
сказала мне на Пасху поутру.
"Аллах воскрес!" — на это я ответил.
А может, вообще не умирал?
Забыл о нас на несколько столетий,
как в битве задремавший генерал.
Наш строй под адским натиском прогнулся,
и мы, лишаясь разума подчас,
вели себя бессмысленно, прегнусно,
сражались, друг на друга ополчась…
Но с нами Бог! Ни в транс не впал, ни в кому.
Да внемлет Он, как я, словам твоим!
Наш Бог един, и быть ли по-другому,
коль скоро мы вдвоем Его творим?
Добавлю, то, что сказано, итожа
(и вряд ли кто-то станет возражать):
нам нечего делить, помимо ложа, —
все остальное будем умножать!
Куда я попаду, когда помру?
"Христос Акбар!" — вот так ты, мусульманка,
сказала мне на Пасху поутру.
"Аллах воскрес!" — на это я ответил.
А может, вообще не умирал?
Забыл о нас на несколько столетий,
как в битве задремавший генерал.
Наш строй под адским натиском прогнулся,
и мы, лишаясь разума подчас,
вели себя бессмысленно, прегнусно,
сражались, друг на друга ополчась…
Но с нами Бог! Ни в транс не впал, ни в кому.
Да внемлет Он, как я, словам твоим!
Наш Бог един, и быть ли по-другому,
коль скоро мы вдвоем Его творим?
Добавлю, то, что сказано, итожа
(и вряд ли кто-то станет возражать):
нам нечего делить, помимо ложа, —
все остальное будем умножать!
Конфуз
Он ввек не ведал слез,
тоски и прочих бредней,
но как-то раз курьез
случился с ним в передней.
Явился он, пострел,
на зов одной из хищниц —
и в зеркале узрел
заплаканную личность!
"Ты плакал?" — "Вот мура!
О чем, скажи на милость?
Там льет как из ведра!"
Все разом прояснилось.
...Ну что ж, спасибо, дождь,
за блажь твоих пощечин;
за тяжкий груз подошв,
месивших грязь обочин;
за вылинялый плащ,
увы, насквозь промокший;
за выдуманный плач,
давным-давно умолкший!
тоски и прочих бредней,
но как-то раз курьез
случился с ним в передней.
Явился он, пострел,
на зов одной из хищниц —
и в зеркале узрел
заплаканную личность!
"Ты плакал?" — "Вот мура!
О чем, скажи на милость?
Там льет как из ведра!"
Все разом прояснилось.
...Ну что ж, спасибо, дождь,
за блажь твоих пощечин;
за тяжкий груз подошв,
месивших грязь обочин;
за вылинялый плащ,
увы, насквозь промокший;
за выдуманный плач,
давным-давно умолкший!
Георгий Яропольский — поэт, переводчик. Родился в 1958 году. Окончил английское отделение Кабардино-Балкарского госуниверситета. Работал учителем, переводчиком технической литературы, ночным сторожем, программистом, редактором книжного издательства и литературного журнала. В издательствах "Домино" (СПб.) и "Эксмо" (М.) вышли переведенные им на русский язык романы "Белый отель" и "Арарат" Д. М. Томаса, "Облачный атлас" Д. Митчелла и "Лондонские поля" М. Эмиса. Ждут своей очереди переводы произведений Г. Грина, М. Хелприна, Л. Норфолка, С. Холла, Дж. Кэрролла и других авторов. Переводил также с балкарского, кабардинского, грузинского, турецкого и других языков. Автор четырех сборников стихов и стихотворного переложения Апокалипсиса (Откровения Иоанна Богослова). Живет в Нальчике.
