К вам дожди не придут гуськом
И снега не сумеют стаять, —
Этот мир вам давно знаком —
Вы сумели его оставить.

Вы сумели в себе продлить
Этот сон — оттого и спите,
Что не к спеху его делить,
Ариаднины трогать нити.

В лабиринтах среди зеркал
Отраженья исчезли ваши —
Может, каждый из вас искал
Этот путь, что земного краше.

Даже плащ иногда тяжел
От потоков осенней влаги —
Значит, каждый из вас нашел
То, что в тайной открыл отваге.

Тяжелы вы, плащи людей,
Умудренных делами чести, —
Оттого в глубине своей
Вы и порознь теперь и вместе.

Вашей славы не пробил час —
Будет колокол биться в горе —
Разве голос у вас угас?
Оживет он в небесном хоре.

Если каждый покинул нас,
Кто постигнет значенье встречи,
Где рассудит Спаситель вас,
Там — совсем высоко — далече.

Светят лики ясными очами,
А в земле глаза друзей закрыты —
И стоят, как тени, за плечами
Те, кто в ней нечаянно зарыты.

Осыпанье пламенное длится,
Увяданье ширится без меры —
Никому теперь не позабыться —
Ваши лица этому примеры.

Подожди-ка ты, Природа-матерь,
Поспешать с неслыханною тризной,
Расстилать немыслимую скатерть,
Где роднится яство с укоризной.

Ведь они, невинные, моложе,
Чем могло бы сразу показаться —
Пусть мудрее в чем-нибудь — и все же
Не могу от вздоха удержаться.

Пусть прошепчет горестно живущий,
Пусть слова молящие отыщет:
Сохрани нас, Боже Всемогущий!
Что за ветер гонит нас и свищет?

Даже смерть у нас не вырвет сердца —
Все, что в нем, уже навеки с нами
В житии, в страстях единоверца, —
Помяни же — все мы с именами.

Никого! — и все они вот здесь —
Грудь вместит и слово и молчанье —
В огорченье, длящемся поднесь,
Что сказать ушедшим на прощанье?

Что сказать? — не надо говорить —
Все сказали — сами рассудили —
Их урок не вправе повторить,
Их упрек тем паче не забыли.

А листва неужто упадет,
Вся в слезах, на брошенные дали —
И тогда найдется ли, придет,
Утолит ли кто мои печали?

А твою печаль не утоля,
Кто утешит? — только не гаданьем —
Оттого жестока столь земля,
Что прозренье куплено страданьем.

Так внутри вечернего костра
Вдруг заметишь странное движенье —
Зарожденье смутное добра,
Очищенья плоти отраженье,

Обнаженной сути не ищи —
С ней душа беседует святая
О весне, дарующей лучи,
Где окрепнет вера золотая.

Так огонь и пеплу и золе
Небывалым служит оправданьем —
И горят, горят по всей земле
Свечи октября над мирозданьем.

И темная вода на желтом тяжела —
И выносить ее нет мочи,
И этот дом чужой, и во главе угла —
Бездонный взгляд бессонной ночи, —
Когда бы не было так много за окном
Листвы опавшей позабыто,
При свете страждущем — вечернем иль дневном —
Мы были б розами увиты.

И вот теперь, в гостях, где шагу не ступить
И голос не возвысить стойкий,
В звездах открытый путь хочу не уступить
Ни тени, наклонившейся над койкой,
Ни этой обжигающей строке,
Что очи мне слепит, изнемогая, —
Здесь ныне я, но мысли — вдалеке,
Там жизнь мерещится другая.

Там грустный забавляется пастух
Бузинной дудочкой резною —
И там, лишь там витает Божий Дух
По рытвинам, по травам и по зною, —
Отталкиваясь в танце от земли,
Там пляшет та, кто рождена под знаком Девы —
И след ступни ее, оставшийся в пыли,
Разбудит в памяти полынные напевы.

И капли крови, выступившей вдруг,
Достаточно, чтоб чашу переполнить —
И ужас нищенства, гнездящийся вокруг,
Подобно прорицателю, запомнить, —
Недаром был багров медвяный неба край
И даль незваная туманна —
И нависал опять глухой вороний грай
Над головою Иоанна.

Спесь имперская, примесь мирская,
Запоздалая поступь в ночи,
Чтоб впустили, назад не пуская,
Удержав при огарке свечи.

Вечный чай, леденец за щекою,
Воронок милицейский в окне, —
Как повеяло мерзлой тоскою,
Что давно опостылела мне!

Разговора на кухне струенье
Да ночевка в углу, на полу, —
Вот и все, но еще — настроенье,
Состоянье, — но к ляду хвалу,

Славословье, — не лучше ли просто
Промолчать беспокойно о том,
Что, упрямясь, ушло от погоста
На московском пути непростом?

Нет, говорю я, нет, —
И свищет ночная птица,
И за нею птица предутренняя,
А потом и дневная птица,
И за нею весь птичий хор.

Да, говорю я, да, —
И стираются все границы,
Море пенится, время тянется,
Листья разом с ветвей срываются,
Ветер вновь налетает с гор.

Что ж, говорю я, что ж, —
Все сбывается, пусть скрывается
Что-то светлое за холмами,
Развевается за домами
Стягом битв, прошедших давно.

Все ж, говорю я, все ж
Возрастает, как свет, звучанье
Обещания и прощанья,
Встречи с прошлым, речей за гранью
Лет, глядящих ко мне в окно.

Столь давно это было, увы,
Что подумаешь: в самом ли деле
Сквозь горючий настой синевы
Мы в морское пространство глядели?

Что за вздох отрывал от земли,
Что за сила к земле пригвождала?
Люди пели и розы цвели —
Это в том, что живем, убеждало.

Что за звезды гнездились в груди,
Что за птицы над нами витали!
Костный мозг промывали дожди,
Как об этом даосы мечтали.

Шел паром, и вослед за грозой
Норовили сорваться предгорья,
И Азов закипал бирюзой,
И угрозою — зев Черноморья.

Смуглокожею девой Тамань
Зазывала в азийские дали,
Раскрывая привычную длань,
Чтобы бризы песчинки сдували.

Что же Юг от жары изнывал
И пришельцам беспечным дивился?
Видно, в каждом уже прозревал
То, чего от других не добился.

Пот горячий, соленая блажь,
Невозможная, лютая жажда!
Что теперь за былое отдашь?
Не бывать неизбежному дважды.

Путь упрямцев — единственный путь,
По которому выверить надо
Все, чего не страшились ничуть,
Все подробности рая и ада.

Все подобия сути — тщета
Перед нею, настолько простою,
Что усталых небес высота
Обернется мирской красотою.

Руки, братья, скорее сомкнем
В этой жизни, где, помнится, с вами
Не впервые играли с огнем,
Как никто, дорожили словами.

Кто же выразит нынче из нас
Наши мысли о вере и чести?
Невозвратный не вымолишь час,
Где, по счастью, мужали мы вместе.

Так иди же в легенду, пора,
Где когда-то мы выжили, зная
В ожиданье любви и добра,
Что судьба не случайна такая.