В. — деревянная вешалка, висящая в шкафу, личность интересная в разнообразных «от» ношениях
Ниночка, Нинон, Нина Иезекильевна — школьница, студентка, учительница русского языка, старая учительница.
Иезекиль Давидович — профессор хирургии, отец Ниночки.
Тамара Михайловна — мать Ниночки.
Арнольд — Муж Нинон.
Валюша — соседка Нины Иезекильевны.
Кто — сотрудник НКВД.
В кожаном пальто — сотрудник НКВД.
Михаливаныч — врач скорой помощи.
Василий — санитар скорой помощи.
Колястый — друг Арнольда.
Пашенция — друг Арнольда.

В.: Что это? Кто там? Шаги? Кто-то идет? Нет, показалось. Тихо. Тихо и пусто. Темно. А дальше? Бесполезное, бесцельное существование в закрытом шкафу? В полном неведении. В чем? Я имею в виду «где»? В смысле падежной формы с предлогом, выраженной наречием: в сердце тоска, в ногах дрожь, в боку боль, на душе тревожно. Нины Иезекильевны больше нет. Ее увезли. Куда? «Куда» — местоимение, наречье или союзное слово. В какое место, в какую сторону. «Куда увезли? — Куда нужно!» Вещи Нины Иезекильевны украла соседка Валюша. Сразу. Только эти два парня за порог, она открыла шкаф и все покидала на пол. Мешки с собой захватила, такие же, как тот, в который парни Нину Иезекильевну упаковали, только без молнии. Огромные мешки. Валюша первым делом шубу запихала. Шуба эта еще мамы Нины Иезекильевны. Норка. Без шубы совсем в шкафу стало… без шубы плечикам не по себе. И не то, чтобы зябнут, а как-то… «Хорошая норка!» — так Валюша говорила. В норке моль обитает. Моль крепкая, упитанная, на благородном, усиленном питании взращенная. Норку жрет. Такую моль уже ничем не возьмешь ни нафталином, ни махоркой, ни «Рехом», ни «Тирексом». А про апельсиновые корки и лавандовые пакеты я даже говорить не хочу! Бумбочки пластиковые — тьфу! Генетический иммунитет. Иммунитет к кому, к чему? Ко всему. Дательный падеж. А Валюше никто права не давал! Никто ей дательного падежа не предлагал. Слова такого не было произнесено, вроде того: «Бери, Валюша, все! И шубу, и платья, и мешочек парусиновый с камушками, тот, что в туфле с бантиком за коробкой лежит. Мешочек-то тот еще с тех пор лежит, когда моли в шкафу и в помине не было. До моли все это еще было. Тогда еще Нина Иезекильевна просто Ниночкой называлась. В те времена в этой комнате папа Ниночкин — Иезекиль Давидович с мамой Ниночкиной Тамарой Михайловной за столом ужинали. А Ниночка на диване сидела, книжку читала. Иезекиль Давидович всегда интересовался, что Ниночка читает.
Иезекиль Давидович: Что ты читаешь, Ниночка?

Ниночка: Аркадия Гайдара. «Сказку про военную тайну, Мальчиша-Кибальчиша и его твердое слово».

В.: Иезекиль Давидович подпрыгивал до потолка.

Иезекиль Давидович: Военная тайна!!! Твердое слово!!!

В.: Тамара Михайловна, мама Ниночки, тихая женщина была, очень тихая. Она не любила, когда Иезекиль Давидович так кричал, когда он весь красный от крика становился.

Тамара Михайловна: Тише, Изя!

В.: Это она Иезекиля Давидовича так называла.

Тамара Михайловна: Умоляю! Не надо!

В.: И потом Ниночке так ласково, мягко.

Тамара Михайловна: Почитай нам, Ниночка!

В.: И тогда Иезекиль Давидович уже вполголоса, спокойным тоном, тоже просил Ниночку.

Иезекиль Давидович: Почитай нам, Ниночка, что же пишет человек, которому «снятся люди, убитые им в детстве…»

В.: Ниночка читала с выражением.

Ниночка: В те дальние-дальние годы, когда только что отгремела по всей стране война, жил да был Мальчиш-Кибальчиш. В ту пору далеко прогнала Красная Армия белые войска проклятых буржуинов, и тихо стало на тех широких полях, на зеленых лугах, где рожь росла, где гречиха цвела, где стоял домишко, в котором жил Мальчиш, по прозванию Кибальчиш. Хорошо! Не визжат пули, не грохают снаряды, не горят деревни. Не надо от пуль на пол ложиться. Нечего буржуинов бояться. Некому в пояс кланяться. Живи да работай — хорошая жизнь!

В.: После такого замечательного Ниночкиного чтения Иезекиль Давидович успокаивался, улыбался и говорил Тамаре Михайловне.

Иезекиль Давидович: Хорооошая жизнь!

В.: А потом так с вопросом «Хорооошая жизнь?!» Хорошая жизнь! Простое восклицательное предложение. А если с вопросом: «Хорошая жизнь?!» Все равно простое восклицательное предложение. Выражает эмоции говорящего, передается специальной восклицательной интонацией. Хорошая жизнь! У Иезекиля Давидовича белых халатов полоный шкаф был. Все глаженые, крахмально-скрипучие. Костюмов много. Рубашки — загляденье. А у Тамары Михайловны платья — шелк, креп-жоржет, шифон, мадаполам, шерсть. Шуба эта — норка, пальто с писцовым воротником. У Ниночки тоже платья красивые, форма для школы, шерсть коричневая, два фартука, черный с крылышками и белый плоеный, галстук красный. Ниночка в форме в школу ходила, Иезекиль Давидович халаты на работу в больницу носил, а Тамара Михайловна дома — кофта, юбка сверху фартук. Ниночка школу очень любила. Ниночка так любила школу, что даже после института опять пошла в школу. Потому, что в школе хорошо. Там нужно читать правила. В институте Ниночка тоже читала правила, но в школе правила читать интереснее. Правила вообще правильное дело. Дело или работа? Вот! Само вырвалось! Этот вопрос мне непонятен. Концы с концами у меня тут не сходятся. Вот есть дело, и есть работа. Вот что такое дело? Дело это работа, занятие, труд. Занят важным делом. А что такое работа? Это дело, занятие, труд. Граждане СССР имеют право на труд, то есть право на получение гарантированной работы с оплатой их труда в соответствии с его количеством и качеством. Конституция СССР. Тут пока все ясно. А если на работе заводится дело, это очень плохо. Кода заводится дело — это не просто плохо, это страшно. Тамара Михайловна очень боялась, что у Иезекиля Давидовича дело может завестись. Она всегда ему говорила, так тихо, ласково.

Тамара Михайловна: Изя! Язык твой — враг твой! Изя, ты такие вещи говоришь. Ты говоришь это очень громко! Ты говоришь дома, ты на работе говоришь! Никто не посмотрит, что ты такой великий врач, сейчас никто на такие пустяки не смотрит, сейчас все только слушают. Изя, кто-нибудь обязательно стукнет, вот дело будет! А нам с Ниночкой, что тогда делать? Мне страшно, Изя!

В.: Иезекиль Давидович тогда смелый был. Тогда он еще не боялся дела. Он смеялся. Он очень громко смеялся.

Иезекиль Давидович: Томочка!

В.: Это Иезекиль Давидович Тамару Михайловну так называл.

Иезекиль Давидович: Меня по делу! А кто же тогда работать будет? Оперировать кто? Больницей руководить кто? Студентов-оболтусов обучать, кто? Аспирантам мозги вправлять, кто?

В.: Тамара Михайловна тихо так всегда ему отвечала.

Тамара Михайловна: Наивный ты, Изя! Кто? Кто и в кожаном пальто!

В.: Кто — именительный падеж. В кожаном пальто: в ком, в чем?— предложный падеж. Мне казалось, что связи нет, потому, что сразу в двух однородных лицах не может быть именительного и предложного падежей. Во всяком случае, в школе это не проходят и Ниночка никогда ничего подобного не говорила. А Ниночка читала правила каждый день. Новое правило открылось мне в одночасье. Говоря фигурально, оно мне боком вышло, а если буквально — перелом плечика.
В комнате было темно. Ниночка лежала на диване за ширмой, а Иезекиль Давидович с Тамарой Михайловной на тахте. Иезекиль Давидович громко храпел, а Тамара Михайловна тихонько посапывала. От неожиданного грохота шагов Тамара Михайловна вскочила с тахты. В этот же миг в комнате возникли Кто и В кожаном пальто. Кто молчал.

В кожаном пальто: Либерман Иезекиль Давидович здесь проживает?

В.: Тамара Михайловна попятилась к окну. Иезекиль Давидович тер глаза и шарил по тумбочке рукой, в поисках своих очков. В кожаном пальто толкнул Кто.

В кожаном пальто: Хватит топтаться! Кто обыск производить будет?!

В.: Кто только этого и ждал. Он подскочил к письменному столу и, вырывая ящики, начал кидать бумаги на пол. Немного постояв в середине комнаты, В кожаном пальто все-таки решил помочь Кто. Он занялся скидыванием книг с полок. Опустошив стол, Кто приступил к разорению серванта. В это время В кожаном пальто подошел.… Давно это было, а до сих пор тяжело вспоминать.
В кожаном пальто дернул приоткрытую дверь шкафа и пнул сапогом обувную коробку. Огромной ручищей он быстро сметал с полок белье.

В кожаном пальто: Жирует контра!
В.: С этими словами В кожаном пальто схватил меня вместе с норковой шубой, швырнул на пол и наступил сапогом. Если бы не Норка, меня бы здесь уже давно не было. Разве можно выдержать прямое давление хромового сапога?

Кто: Что там?

В.: Кто кинул взгляд на распластанную шубу. В кожаном пальто вцепился в Норку и рванул. В разные стороны полетели оторванные пуговицы. Одна закатилась за тахту, другая, отскочив от Ниночкиной ширмы, упала рядом с батареей. В кожаном пальто взглянул на меня. У него были толстые щеки и маленький рот.

В кожаном пальто: Мура, деревянная вешалка.

В.: В кожаном пальто плюнул на меня.

В кожаном пальто: Пройдемте, Иезекиль Давидович!»

Тамара Михайловна: Куда вы его?!!

В.: Тамара Михайловна никогда раньше не кричала и поэтому сама, испугавшись своего крика, закрыла лицо руками и расплакалась. И потом, пока Иезекиль Давидович надевал брюки, рубашку и пиджак, она своим обычным тихим голосом спрашивала В кожаном пальто.

Тамара Михайловна: Куда? Куда? Куда?

В.: В кожаном пальто молчал. На последнее «куда» ответил Кто.

Кто: По делу.

В.: По делу! — такое предложение является неполным предложением, вследствие пропуска тех или иных формально необходимых членов, которые и без называния ясны из контекста или обстановки. Иезекиля Давидовича забрали по делу. Мы с Норкой лежали на полу. Ниночка лежала на диване за ширмой. Тамара Михайловна рыдала на тахте. Его забрали. Она рыдала. Мы лежали. Забрать, лежать, рыдать — глаголы. Изменение глаголов по видам, наклонениям, временам, числам, лицам и родам называется спряжением. К первому спряжению относятся глаголы, оканчивающиеся на — еть, — ать, — оть, — уть, — ять, — ыть, — ть, а также несколько глаголов на — ить: жить — шить, вить — пить, лить — брить, стелить, гнить, зиждиться, бить, забить, шибить (ушибить, ошибиться), почить. Ко второму спряжению относятся глаголы, оканчивающиеся на — ить, кроме: гнать, держать, дышать, зависеть, видеть, слышать и обидеть, а еще вертеть, смотреть, ненавидеть и терпеть. Тамара Михайловна вытерла слезы.

Тамара Михайловна: Надо терпеть! Надо плохие мысли от себя гнать! Надо себя в руках держать! Никто не должен видеть и слышать!

В.: Тамара Михайловна взяла себя в руки и навела порядок в комнате. Она расставила книги по полкам, она протерла тряпкой ящики письменного стола и аккуратно разложила в нем бумаги. Она повесила норковую шубу на стул и взяла меня.

Тамара Михайловна: У вешалки сломалось плечико.

В.: Так вот, оказывается, что такое конец, заключение, финал без эпилога!
Перелом плечика — это не конец! Тамара Михайловна покрутила меня в руках, потрогала крючок и своим тихим голосом произнесла слова, которые запомнились мне навсегда. Эти простые слова, произнесенные спокойно, обдуманно открыли мне смысл моего существования и цель жизни. Эти слова я часто говорю себе, в часы сомнений и тревог, находясь в полной темноте плотно закрытого шкафа.

Тамара Михайловна: Хорошая вешалка, жаль выбрасывать, пригодится еще!

В.: Переломы плечика возникают в результате падения или удара по плечику. Переломы могут быть косыми, поперечными, винтообразными и оскольчатыми. При переломах плечика со смещением накладывают бинтовое вытяжение. Фиксацию отломков осуществляют при помощи пластин или металлических штифтов. Так объяснял Иезекиль Давидович одному молодому человеку, который приходил к нему консультироваться перед защитой курсовой работы. Этого молодого человека звали Голубчик Вы Мой. Он имел очень слабые знания о переломах.

Иезекиль Давидович: Голубчик Вы Мой, с такими слабыми знаниями о переломах вы никогда не станете хирургом!

В.: Тамара Михайловна хирургом не была. Она была женой хирурга с сильными знаниями о переломах. Она могла бы стать хирургом, так как без труда провела операцию. Тамара Михайловна намазала обломки моего сломанного плечика клеем, потом фиксировала гвоздиком, после всего этого мне было наложено бинтовое вытяжение. Операция прошла удачно. После операции последовало мое возвращение на место в шкаф. На моих укрепленных плечиках опять повисла норковая шуба с вновь пришитыми пуговицами и…
Больному после операции необходимы положительные эмоции. Тамара Михайловна не была врачом, но она была женой хорошего врача. Она привязала к моему крючку красный Ниночкин галстук. Ниночке больше не надо было его носить. Есть такое школьное правило — Если твой отец враг народа, тебе не надо носить красный галстук, так как ты уже не пионер. В школе у Ниночки на общем собрании разбирали статью из газеты «Правда». Эту газету Ниночка принесла домой. Ниночка читала Тамаре Михайловне.

Ниночка: Еще совсем недавно во главе управления московской клинической больницы номер семь стоял, ныне разоблаченный враг народа, профессор Либерман Иезекиль Давидович. Тонко маскируясь и двурушничая, он творил свои гнусные преступные дела. Партия и правительство отпускают сотни миллионов народных денег для строительства больниц, поликлиник, амбулаторий, способствующих развитию медицины в стране, а пробравшийся на этот участок работы классовый враг, окружив себя контрреволюционными сподвижниками и оттирая честных, преданных делу социализма специалистов, систематически вредил этому строительству.

В.: По правилам, все должны быть пионерами, кроме тех, чей отец — враг народа. И тут Тамара Михайловна проявила благородство. Она сама могла бы стать пионером, ведь Иезекиль Давидович не был ее отцом, он был ее мужем, а про мужа в правилах ничего не сказано. Но она захотела посветить в пионеры меня. Вот так красный галстук оказался на моем крючке. К галстуку по правилам полагается учить клятву пионера. В моей памяти хорошо сохранилось, как Ниночка учила эту клятву. Ниночка читала с выражением.

Ниночка: Я, юный пионер СССР, перед лицом товарищей торжественно обещаю, что: Буду твердо стоять за дело рабочего класса в его борьбе за освобождение трудящихся всего мира. Буду честно и неуклонно выполнять заветы Ленина-Сталина — Законы Юных Пионеров.

В.: Тамара Михайловна исключила меня из пионеров во время войны. Война начинается, когда по радио говорит мужской голос.

Мужской голос: Сегодня в четыре часа утра, без предъявления каких-либо претензий к Советскому Союзу, без объявления войны, германские войска напали на нашу страну, атаковали наши границы во многих местах и подвергли бомбежке со своих самолетов наши города.

В.: Ниночка и Тамара Михайловна очень испугались войны. Они тогда еще не знали, что война сильнее дела. Они думали, что дело вообще отменить никак нельзя. Они думали, что если дано Иезекилю Давидовичу дело, то это все. Это дело без предела. Но тут ошибались. Они просто плохо знали примеры к правилам. Сама же Ниночка подбирала русские народные пословицы для примеров предложений.

Ниночка: Дело не сапог — с ноги не скинешь. Дела сами не ходят: вести их надо. Дело не сокол, но улететь может. У всякого дела свои пределы.

В.: Война. Интересно, что сильнее война или правила? Война простое слово. Женский род. Единственное число. Корень «войн», окончание «а». В войну шкаф никогда не закрывают. А если закрывают, то он сам открывается, потому что дрожит от корня до окончания. Сначала идет ВОЙ, а потом НА. И все трясется. Воздушная тревога называется.

Мужской голос: Граждане, воздушная тревога!

В.: В комнате в войну все по-другому. Окно крестиками бумаги заклеено, потому, что оно стеклянное, у подоконника печь железная. Подоконник деревянный. Труба из печи прямо в форточку. Форточка открыта. Шпингалет у форточки оторван. Шпингалет, какой? Оловянный.

Ниночка: Для прилагательных давно записано в ученых книжках: Когда — АН —, — ЯН-, то — Н — одно — и больше никаких излишков. А где два — Н‑? Ответ простой: в окне с поверхностью стеклянной, где оловянный шпингалет и подоконник деревянный.

В.: Это правило в стихах. В войну все по-другому, а правила все равно не меняются. Это значит, значит,.. правила сильнее войны. Раньше, по-моему, уже было сказано, что Тамара Михайловна исключила меня из пионеров во время войны. Все было просто. Никто не читал статью в газете «Правда» и собрания никакого не было. В войну у окна появилась железная печка. На окне висела портьера. Портьера там всегда висела, до всякой войны еще. Красная такая. От печки шел приятный жар.

Тамара Михайловна: Какой от печки приятный жар.

В.: Приятный жар добрался до портьеры. Повалил дым. Приятный жар с помощью приставки «по» превратился в непрятный пожар.

Ниночка: Пожар!

В.: Тамара Михайловна схватила тряпку и стала ей по портьере бить. Пожар кончился. Остался дым и две безобразные дыры на портьере.

Тамара Михайловна: Безобразные дыры!

В.: Тогда все и произошло. Тамара Михайловна подошла к шкафу.

Тамара Михайловна: Красная тряпка нужна. Что-то ничего похожего не вижу.

В.: Она взглянула на галстук, гордо реющий на моем крючке.

Тамара Михайловна: Вот! То, что доктор прописал!

В.: Тамара Михайловна засмеялась. Она сняла у меня с крючка галстук и разрезала на два куска — ГАЛС и ТУК. Тамара Михайловна этими кусками дыры в портьере заделала.
Ниночка: ГАЛС — поворот. ТУК — жир, сало, вязь. От ТУКА прилагательное тучный образуется: толстый, плотный, тяжелый, крутой.
В.: Значит, по сути, что произошло? Крутой поворот.

Тамара Михайловна: Пришло письмо.

В.: У Иезекиля Давидовича дело было. И вдруг письмо.

Иезекиль Давидович: Дорогие Томочка и Ниночка! Пишу вам из Красноярского края. В связи с тяжелым военным положением, мне удалось уговорить начальника нашего лагеря разрешить отправку моей телеграммы Председателю Президиума Верховного Совета Михаилу Ивановичу Калинину. В этой телеграмме я писал, что являясь профессором хирургии, могу оказать помощь воинам в условиях фронта или тыла, там, где будет мне доверено. По окончании войны готов вернуться к месту отбывания наказания. В конце ноября в наш лагерь прилетел главный хирург красноярского края, и мы с ним вместе отбыли в Красноярск, где я был назначен главным хирургом эвакогоспиталя. Когда я обхожу палаты по утрам, меня радостно приветствуют раненые, некоторые из них, безуспешно оперированные в других госпиталях по поводу ранения в больших суставах, излеченные мною, неизменно салютуют мне высоко поднятыми прямыми ногами. Мысли мои все время обращаются к вам. Как вы там, мои дорогие? Теперь вы можете писать мне на адрес нашего эвакогоспиталя в Красноярске. Крепко обнимаю! Любящий вас муж и папа.

В.: Муж и папа — однородные члены предложения.

Ниночка: Однородные члены предложения — главные или второстепенные члены предложения, выполняющие одну и ту же функцию. Однородные члены предложения, как правило, располагаются контактно.

В.: Контактность мужа и папы, то есть Иезекиля Давидовича Либермана с другими однородными членами женой и дочерью, Тамарой Михайловной Либерман и Ниной Иезекильевной Либерман возникла только после войны. После того… это было ужасно опасное время. Без буквы «т».

Ниночка: Как ужасно, как опасно букву «т» писать напрасно.

В.: Хуже буквы «т». Из шкафа было удалено: теплое пальто с писцовым воротником Тамары Михайловны, ее крепдешиновые платья, костюм джерси. Я думала, что следом за ними пойдем мы с Норкой. Вместо нас ушел один блестящий камушек из мешочка, спрятанного в туфле с бантиком. Во время войны все любят кушать хлебушек.

Тамара Михайловна: Сейчас хлебушка с кипяточком покушаем.

Ниночка: А хлебушек есть? Остался еще? Очень кушать хочется!

В.: Во время войны хлебушек завтра будет. Хлебушек во время войны имеет собственные карточки. До войны карточки в Ниночкином альбоме были. Ниночка их спокойно в печку кинула, чтобы жар хороший был. А когда у Тамары Михайловны карточки хлебушка украли на улице, она даже от огорчения расплакалась, и Ниночка тоже плакала, потому, что карточки хлебушка всем очень нравятся, с ними жалко расставаться. Во время войны надо расставаться со школой. Школа заканчивается. У Ниночки десять классов закончились. Все десять классов в школе правила учат. За правила медаль положена или… Ниночка правила лучше всех знала. У нее по всем правилам отличные оценки были.

Тамара Михайловна: Ну что медаль у тебя будет?

Ниночка: Не положено.

В.: Ниночке в школе сказали: «Не положено». Наречие. Частица «не» пишется раздельно с наречиями, употребляющимися в безличных предложениях. Не пора. Не надо. Не жаль. Ниночка взяла с полки книжку Аркадия Гайдара. «Сказку про военную тайну, Мальчиша-Кибальчиша и его твердое слово» и кинула ее в печку. Книжка быстро сгорела, только один маленький листочек остался. Листочек вылетел из печки на пол. Ниночка его подняла и прочитала уцелевший кусок предложения.

Ниночка: «…когда только что отгремела по всей стране война…»

В.: Подлежащее — война. Война что сделала? Отгремела — сказуемое. Отгремела когда? Только что — обстоятельство времени. У времени есть обстоятельства. А у обстоятельства есть время? У обстоятельства время может кончиться. Вот печка всю войну стояла, а потом ее обстоятельство времени кончилось.

Тамара Михайловна: Все. Кончилось время за печкой. Ниночка, что ты все с учебниками сидишь? На улице тепло, хорошо, пойди, погуляй.

Ниночка: Времени нет.

В.: Если времени у обстоятельства нет, значит это не обстоятельство времени.

Ниночка: Обстоятельства бывают: места (где? в каком месте?), причины (почему? по какой причине?)

В.: Почему Ниночка поступила в пединститут, а не в университет? Потому, что в пед могут взять, а в универитет с такой анкетой даже и думать нельзя. С такой анкетой точно в университет не возьмут.

Тамара Михайловна: С такой анкетой Ниночка об университете даже думать нельзя. С такой анкетой точно не возьмут. Вот такие наши обстоятельства.

В: Ниночка поступила в пединститут. В пединституте форму не носят. В пединститут надо надевать платья Тамары Михайловны, потому, что куда их еще надевать.

Тамара Михайловна: Куда эти платья еще надевать?

В.: Платья в институт. Тоже обстоятельство.

Ниночка: Обстоятельства бывают: цели (зачем? с какой целью?) Обстоятельства образа действия (как? каким образом?)

В.: Как? Каким образом Иезекиль Давидович Либерман, имевший дело, после эвакогоспиталя вернулся домой?

Иезекиль Давидович: Вот грамота западносибирского военного округа. А это медаль «за доблестный труд в великой отечественной войне». Дорогие вы мои! А что на ужин у нас сегодя, Томочка? Что ты читаешь, Ниночка?

Ниночка: Основы неопределенной формы глаголов.

Иезекиль Давидович: Правильно, Ниночка! Надо как следует с основами разобраться. Основы очень неопределенной формы бывают.

Тамара Михайловна: Изя!!! Почитай, Ниночка, папе про основы.

Ниночка: От основ образуются причастия и деепричастия действительного или страдательного вида: возненавидеть, возненавидевший, возненавиденный, возненавидев.
Иезекель Давидович: А как не возненавидеть, в правилах не сказано?

Тамара Михайловна: Изя!

Иезекиль Давидович: Знаю, знаю, уши!

В.: Сразу после войны очень темно. После войны шкаф все время закрыт. После войны в комнате тихо. После войны шепчутся, потому что боятся ушей в шкафу. Никаких ушей в шкафу нет. Это точно. Иезекиль Давидович боялся ушей в шкафу и Такогоделавот. Он больше не смеялся. Он тихо говорил.

Иезекиль Давидович: Закройте шкаф, я боюсь, там могут быть уши. Такоеделовот.

В.: Иезикиля Давидовича забрали по новому делу, когда Ниночка к сессии правила учила. Ниночка все время сидела и учила. Учила, учила, учила. Много правил. Когда сразу много правил, это такая трудная сессия называется.

Тамара Михайловна: Ниночка! Ниночка!

Ниночка: Ну что?

Тамара Михайловна: Его до сих пор нет. Уже очень поздно.

Ниночка: Прекрати! У меня такая трудная сессия…

Тамара Михайловна: Ниночка!!!

В.: Второй раз Иезекиля Давидовича забрали по делу на работе. В комнату не приходили ни В кожаном пальто, ни Кто. Иезекиль Давидович не того дела боялся. Он боялся Такогоделавот. А Такого делавот не бывает. Иезекиль Давидович после войны опять врачом в больнице работал. А какое дело врачу полагается? Тамара Михайловна открыла газету «Правда».

Тамара Михайловна: «Подлые убийцы и шпионы под маской профессоров‑врачей». Органами государственной безопасности раскрыта террористическая группа врачей, ставивших своей целью, путем вредительского лечения, сократить жизнь активным деятелям Советского Союза. В числе участников этой террористической группы оказались: профессор Вовси М. С., профессор Коган М. Б., врач-терапевт; профессор Фельдман А. И., профессор Этингер Я. Г., врач-хирург; профессор Либерман И. Д.. Установлено, что все эти врачи-убийцы, ставшие извергами рода человеческого, состояли в наемных агентах у иностранной разведки.

В.: В шкафу было темно. Ниночка громко кричала. Сначала она кричала.

Ниночка: Мама! Мамочка!

В.: А потом.

Ниночка: Але! Скорая? Либерман Тамара Михайловна. Скорее! Да, да. Плохо. Без сознания. Богословский переулок, дом семь, квартира четыре, четыре звонка.

В.: В темноте шкафа ничего не видно, зато в темноте слышно гораздо лучше. Может, Иезекиль Давидович был прав, и у шкафа появились уши? Просто их трудно заметить в темноте. Голоса были слышны очень громко.

Ниночка: Сюда, сюда, скорее, пожалуйста!
Михаливаныч: Пульс слабый. Давление очень низкое. В больницу. Инфаркт. Давай ее на носилки, Василий.

Василий: Михалываныч, надеть на нее че? Там холодно.

Михаливаныч: Некогда, Василий!

В.: Шкаф распахнулся. Ниночка хватала с полкок кофты, комбинации, рейтузы. Михаливаныч и Василий выносили из комнаты Тамару Михайловну. Ниночка бросила вещи на пол.

Ниночка: Может, шуба? Прикрыть?

Василий: Шуба не надо, без надобностей ей уже.

В.: Шуба не надо, без надобностей ей уже — разговорная речь. В разговорной речи существуют свои нормы словорасположения. Спонтанность, неподготовленность разговорной речи, линейный характер ее построения приводят к тому, что слова в высказывании «разворачиваются» по принципу свободного ассоциативного присоединения, при этом наиболее значимое слово выносится в начало. Шуба — не надо.
Ниночка плакала. Она лежала на тахте и плакала. Она не учила правила, она плакала. Она садилась за стол и плакала. Она даставала платья Тамары Михайловны и плакала. Она ничего не говорила. Она плакала в темноте и при свете. Она плакала все время. Однажды она достала из шкафа нас с норкой. Ниночка сняла с меня норку, посмотрела на мое забинтованное плечико и вдруг, перестав плакать, спокойно произнесла. Именно тогда было в первый раз произнесено это выражение — старая вешалка. Ниночка сказала.

Ниночка: Все кончено, а старая вешалка цела.

В.: После этих слов Ниночка надела на меня норку и, повесив нас обратно в шкаф, закрыла дверцу. Тут-то все и случилось. Причины этого происшествия я до сих пор понять не могу. Такого грохота никогда в жизни не было, даже в войну. Шкаф содрогался от ударов. Бах, бах, бах. Ниночка почему-то очень сильно рассердилась на шкаф. Ей показалось, что у шкафа выросли усы. Замечу еще раз никаких ушей и усов у шкафа нет. Однако Ниночка была абсолютно уверена, что усы есть. Она кричала.

Ниночка: Ненавижу!!! Мразь!!! Мерзкая усатая тварь!!! Что бы ты сдох! Что б у тебя все внутренности сгнили! Будь ты проклят, душегуб!!!

В.: Верхняя петля двецы не выдержала и отломилась. Дверца, приоткрывшись, повисла на нижней петле. Ниночка продолжала наносить удары по шкафу. В руках ее была железная кочерга, сохранившеяся еще со времен войны и печки. В какой-то момент мне показалось, что шкафу пришел конец. Он трещал и хрипел. Нижняя петля дверцы вот-вот готова была сорваться. Внезапно Ниночка остановилась и прислушалась к черной тарелке, висящей над тахтой. Мужской голос из тарелки говорил.

Мужской голос: Ко всем членам партии, ко всем трудящимся Советского Союза. Дорогие товарищи и друзья! Центральный Комитет Коммунистической партии Советского Союза, Совет Министров СССР и Президиум Верховного Совета СССР с чувством великой скорби извещают партию и всех трудящихся Советского Союза, что 5 марта в девять часов пятьдесят минут вечера после тяжелой болезни скончался Председатель Совета Министров Союза ССР, Секретарь Центрального Комитета Коммунистической партии Советского Союза Иосиф Виссарионович Сталин.

В.: Ниночка тихо рассмеялась. Ниночка отошла от шкафа, поставила кочергу в угол и села за стол. Она сказала.
Ниночка: Вот и славно. Теперь можно и чайку попить.

В.: Славно, славный — очень хороший, приятный, милый симпатичный. «Леший шутку славную над нами подшутил» — Николай Алексеевич Некрасов. Эту цитату из великого русского поэта очень любил произносить Иезекиль Давидович по возвращении с дела врачей.

Иезекиль Давидович: Леший шутку славную над нами подшутил!

В.: Иезекиль Давидович вернулся с дела неожиданно. Он сначала вернулся, а потом уже Ниночка читала статью в газете «Правда».

Ниночка: «Советская социалистическая законность неприкосновенна». Презренные авантюристы сфабрикованным ими следственным делом пытались разжечь в советском обществе … глубоко чуждые социалистической идеологии чувства национальной вражды. В этих провокационных целях они не останавливались перед оголтелой клеветой на советских врачей.

В.: Иезекиль Давидович после второго дела врачей любил будить Ниночку только в пять утра.

Иезекиль Давидович: Ниночка! Ты спишь?

Ниночка: Папа, сейчас только пять утра.

Иезекиль Давидович: Опять ночью показалось, что я там. Все думал, не сдался ли в чем-нибудь, не сказал ли чего-нибудь, что они могут использовать против других арестованных. Ниночка!

Ниночка: Спи, сейчас только пять утра!

Иезекиль Давидович: Нина! Они потребовали признания в том, что я был и немецким шпионом.

Ниночка: Папа мне на лекции рано идти надо, спи, пожалуйста!

Иезекиль Давидович: А я им: Чего вы от меня хотите? Ведь я признал, что я был американским и английским шпионом, неужели этого вам мало? В войну, в эвакогоспитале я оперировал тысячу людей, раненных немцами, а вы требуете, чтобы я признал, что был немецким шпионом?

Ниночка: Папа!!!

Иезекиль Давидович: Ниночка! Я ведь там подписал, что был и немецким шпионом!

Ниночка: Умоляю, поспи! Вчера у тебя сердечный приступ… в твоем состоянии…

Иезекиль Давидович: Разве можно сравнить мое теперешнее состояние с тем, которое было там? Сейчас мне плохо, но я остаюсь человеком. Там, Нина, я перестал быть человеком.

В.: Иезекиль Давидович недолго смог оставаться человеком. После дела врачей он вернулся на работу в больницу.
Эта история произошла гораздо позже. Ниночка рассказывала ее своему Арнольду. Арнольд был моим счастьем. Так Ниночка говорила.

Ниночка: Арнольд, ты мое счастье!
В.: Арнольд перехал к Ниночке с чемоданом. В шкафу появились его вещи. Плащ габардиновый, пальто с каракулевым воротником, три костюма: серый шерстяной, черный полушерсть и светлый хлопковый. Еще были рубашки, галстуки и белье. Белье Ниночка разместила на полке, а плащь, пальто, костюмы и рубашки повесила на палку, рядом с нами. Со мной и норкой. Во времена существования Арнольда в нашей комнате у Ниночки появилось новое имя — Нинон.

Арнольд: Нинон, какие шикарные костюмы у твоего папаши.

Нинон: Он же профессором еще до войны был.

Арнольд: И куда сплыл?

Нинон: После реабилитации он вернулся на работу. Заведующий отделом кадров попросил одного молодого врача пригласить папу мелочь какую-то выяснить. Этот врач зашел в ординаторскую и крикнул: «Иезекиль Давидович, вас по делу!» Этого папа не выдержал.

Арнольд: Цирк какой-то.

В.: Арнольд работал администратором в Госцирке. С появлением Арнольда цирк пришел в нашу жизнь.

Нинон: Что там у вас в цирке?

Арнольд: У нас в цирке, Нинон, сейчас гастроли заграницу намечаются. Оформление артистов идет, анкеты, профсоюзы, партком, местком обхохочешься.

В.: Цирк, это когда обхохочешься, когда всем весело и все смеются. Именно Арнольд дал мне очень важное знание о том, что есть театр и есть цирк.

Арнольд: Вся жизнь — театр!

В.: В театре все смеются, а в цирке смеются еще громче. Потому, что в цирке все в несколько раз смешнее. Можно ходить в театр, а можно в цирк. Иногда после театра, если повезет, можно сразу попасть в цирк. Так Арнольд Ниночке-Нинон говорил, когда они как-то вернулись из театра: Арнольд в пальто, а Нинон без пальто. И Арнольд произнес замечательные слова, которые потрясли меня от плечиков до крючка.

Арнольд: Театр начинается с вешалки! А когда, выходя из театра, вы не находите на вешалке своего пальто — начинается цирк!

В.: Арнольд каждый день ходил на работу в цирк. Он в цирке веселился, а домой приходил мрачный.

Нинон: Ну что ты опять такой мрачный, Арнольд?

Арнольд: Отцепись от меня, Нинон!

Нинон: Что с тобой?

Арнольд: Устал.

Нинон: Где?

Арнольд: В цирке, где еще?
Нинон: В цирке тебя не было. Я звонила, проверяла.

Арнольд: Тетради свои проверяй. Дома цирк мне не нужен.

В.: Ниночка-Нинон, в школе преподавала правила русского языка, а дома проверяла тетради с правилами. В школе Ниночку-Нинон уже тогда называли Нина Иезекильевна. В школе Нина Иезекильевна больше так не могла.

Нинон: Я больше так не могу, Арнольд.

Арнольд: А меньше можешь, Нинон?

Нинон: Вот.

В.: Ниночка достала газету «Правда».

Нинон: Партия и государство должны неизменно уделять большое внимание народному образованию. Почетный долг советского учительства совершенствовать учебно-воспитательный процесс, формировать высокую коммунистическую сознательность.

Арнольд: Формируй, Нинон! Сознательности у тебя пруд пруди.

Нинон: Директриса опять: «Нина Иезекильевна, мы еще восьмой класс вам даем в связи с новым планом усовершенствования учебно-воспитательного процесса».

Арнольд: Дают — бери, Нинон!

Нинон: Из-за такого колличества качество будет страдать.

Арнольд: Пущай немного пострадает.

Нинон: Что ты говоришь, Арнольд? Они такое пишут в сочинениях.

Арнольд: У нас в цирке каждый день такие сочинения пишут, обхохочешься.

В.: Арнольд сочинения из цирка никогда с собой не приносил.

Нинон: Ты послушай: «Голосом самого народа говорит дед Щукарь с читателем из зарослей кукурузы. Голос этот задавлен и страдателен».

Арнольд: Правильно, кукуруза эта всех уже задавила и в зубах от нее одно страдание.

Нинон: Это не о кукурузе!

Арнольд: А тебе о кукурузе хочется? Тебе что кукурузы не хватает, Нинон?

Нинон: С кукурузой у нас проблем, по-моему, нет.

Арнольд: А в чем проблема-то?

Нинон: А это: «Советский народ не только вершит дела на земле, но забрался при помощи Гагарина в космос. Гагарин улыбался красиво и сладко потому, что был первым проходимцем в космосе».
Арнольд: Может, и был проходимцем, кто его знает.

Нинон: Арнольд, причем тут это?

Арнольд: Брось, надоело!

В.: Бросить, брошу, бросишь; брошенный. Выпустив из рук, заставить или дать полететь и упасть. В повелительном наклонении — Брось! Ниночка-Нинон не хотела, выпускать Арнольда из рук. Она боялась, что он полетит и упадет, потому, что Нинон была намного старше Арнольда.

Нинон: Арнольд, я понимаю, я намного старше тебя, но…

В.: Предлог «но» в значении «да, но» является предлогом надежды. Предлог «но» — «луч света в темном царстве». Он дарит настоящую надежду, признавая, что все плохо, но возможность существует. Он умер, но память живет.

Арнольд: Что, но?

Нинон: Я так тебя люблю. А ты?

В.: Арнольд любил Ниночку-Нинон безмерно. Он не прсто говорил ей об этом. Арнольд пел.

Арнольд: Я вас люблю, люблю безмерно, без вас не мыслю дня прожить, я подвиг силы беспримерной готов сейчас для вас свершить!

В.: Очень скоро Арнольд совершил подвиг силы беспримерной. Подвиг случился у Арнольда после одного удивительного события. Это событие, говоря фигурально, вывело меня из себя, а буквально, чуть не вывело меня из шкафа. Ниночка-Нинон-Нина Иезекильевна как классный руководитель уехала с классом на экскурсию «в черт знает где», в Карабиху.

Нинон: Арнольд, мне как классному руководителю придется поехать с классом в Карабиху.

Арнольд: Это же черт знает где.

Нинон: Не так уж и далеко. Под Ярославлем. Это имение великого русского поэта Николая Алексеевича Некрасова.

Арнольд: Поезжай, Нинон! Посмотришь, что имел великий русский поэт Некрасов, какая там у него Карабиха.

Нинон: Всего на два дня. Ты будешь скучать?

Арнольд: Очень.

В.: Арнольд начал скучать сразу после отьезда Ниночки-Нинон-Нины Иезекильевны. Он даже не пошел в цирк. Весь день он сидел за столом, переливая из бутылок в стакан. Перелитое он выпивал с отвращением, крякал и опять принималься скучать. Когда стемнело, он зажег лампу, но света от лампы ему не хватало. Арнольд звонил по телефону и просил свету.

Арнольд: Света! Можно Свету? Нет?
В.: И тут как раз пришли к Арнольду Колястый и Пашенция. Они очень хотели пить. Арнольд все время наполнял им стаканы. Чтобы Арнольд не скучал, Колястый и Пашенция пели ему песню о красоте мира.

Колястый, Пашенция: Как прекрасен этот мир, посмотри, как прекраасен этот мир.

В.: И вдруг, ни с того, ни с сего Колястый задал вопрос, который просто ошеломил меня. У меня чуть крючок с палки не сорвался. Никто, никогда ни до, ни после не задавал такого вопроса.

Колястый: А как там старая вешалка?

Арнольд: Прекрасно!

В.: И тут в разговор вступил Пашенция. Его слова были ужасны. Слова — хуже некуда.

Пашенция: Старую вешалку давно пора менять!

Арнольд: Не сейчас, но скоро, скоро.

Пашенция: Хочешь здесь что-то урвать?

Арнольд: Шиш урвешь!

Колястый: А что там в шкафу?

Арнольд: Ой, не смешите меня! Сами гляньте!

В.: Колястый распахнул дверцу шкафа. Схватил с полки розовое трико Тамары Михайловны и, приложив его к брюкам, стал выделывать всякие фортеля ногами. Колястый танцевал и пел.

Колястый: Ах, эти женщины в трико, нам сердце ранят глубоко.

В.: Колястый подкинул трико к потолку. При падении трико повисло, зацепившись за люстру. В это время Пашенция сдернул с меня норку.

Пашенция: Вот шубка, душегубка!

Арнольд: Шуба — гниль. Вся побита молью.

Колястый: Может, другие фамильные, так сказать, ценности имеются. Ты вешалку-то спрашивал?

Арнольд: Сто раз. Старая вешалка военную тайну не открывает.

Пашенция: Это почему же?

Арнольд: Старческий склероз!

В.: Во-первых, он меня не спрашивал, во‑вторых, старческого склероза у меня нет. Военную тайну Ниночка сожгла в печке. Но слова-то сжечь нельзя, слова не могут сгореть. А Слова военной тайны такие:
Хорошо! Не визжат пули, не грохают снаряды, не горят деревни. Не надо от пуль на пол ложиться. Нечего буржуинов бояться. Некому в пояс кланяться. Хорошая жизнь!
Арнольд: Хорошая жизнь! Костюмы старого профессора-пердуна и бывший куний мех.

В.: Арнольд кинул шубу на дно шкафа и закрыл дверцу, оставив меня в темноте с голыми плечиками. Я в шкафу!!! А сам Арнольд… Арнольд не понимал, зачем нужны правила. Он же не работал в школе. Он в цирке работал. В цирке есть одно правило: нельзя устраивать цирк дома. Дома цирк — нельзя! Поэтому дома скучища смертная.

Арнольд: Блин!

Нинон: Что с тобой, Арнольд?

Арнольд: Ты!

Нинон: Что, я?

Арнольд: Ты, Нинон!

Нинон: Что?

Арнольд: Ты со всеми твоими правилами — скучища смертная.

В.: Нинон плакала. Ее расстраивало, что с правилами скучища смертная. Она правилами всю жизнь занималась, а скучищу смертную в них не видала. Нинон говорила.

Нинон: Ты же сам, Арнольд, ничего не хочешь. Раньше мы хоть в театр ходили. Давай купим билеты сходим, развеямся.

Арнольд: Ты еще мне в цирк предложи сходить! Что я не видел в этом театре?

Нинон: А что ты хочешь увидеть, Арнольд?

Арнольд: Чего я хочу, Нинон, у тебя отродясь не было, и нет!

В.: Арнольд хотел увидеть то, чего отродясь не было у Ниночки-Нинон-Нины Иезекильевны. И она решила ему это показать. Арнольд был в цирке. Ниночка-Нинон открыла шкаф. Она отодвинула обувные коробки и достала мешочек из туфельки с бантиком. Нинон развязала мешочек и высыпала на ладонь блестящие камушки. Нинон взяла один камушек, а остальные убрала в мешочек. Нинон положила камушек в сумочку и вышла из комнаты. Сразу после этого в комнате появился…

Арнольд: Что это, Нинон?

Нинон: Я купила тебе телевизор.

Арнольд: На какие же это шиши, что я там буду, лучше бы ты, тьфу!!!

В.: На какие же это шиши, что я там буду, лучше бы ты, тьфу!!!
Такие связи в предложении называются — обособление. Предложения с обособлением бычно наполнены живой экспрессией, подчеркиваются логически или эмоционально. Разрыв синтаксической формы, как правило, ведет к обособлению.
Арнольд открыл шкаф, достал чемодан и стал кидать в него: плащ габардиновый, три костюма: серый шерстяной, черный полушерсть, светлый хлопковый, рубашки, галстуки и белье. Арнольд захлопнул чемодан и надел пальто. Это случилось из-за меня. Он не хотел со мной провести остаток жизни. Его это достало.
Нинон: Арнольд, ты куда?

Арнольд: Я не хочу провести остаток жизни со старой вешалкой. Меня это достало. Я ухожу.

Нинон: Не бросай меня! У меня же, кроме тебя, ничего в жизни нет.

Арнольд: Как ничего? У тебя теперь телевизор есть.

В.: Нина Иезекильевна плакала. Она приходила из школы и плакала. Она проверяла тетради и плакала. Она открывала шкаф и плакала. Она все время плакала. Она звонила в цирк и просила Арнольда. Из цирка Арнольд вышел навсегда.

Нина Иезекильевна: Але, это цирк, можно попросить Арнольда. Вышел? Он вообще работает? Вышел навсегда?

В.: Когда Нина Иезекильевна узнала, что Арнольд навсегда вышел из цирка, она перестала плакать. Нина Иезекильевна стала жить с телевизором. Телевизор звали Мойхороший. Он каждый вечер показывает. Лаванда, горная лаванда, наших встреч с тобой синие цветы. Лаванда, горная лаванда, сколько лет прошло, но помним я и ты. Мойхороший показывает программу «Время».
Время. Сколько времен в русском языке? Три: прошедшее, настоящее, будущее, потому, что ничего нет, кроме того, что было, что есть и что будет.

Нина Иезекильевна: Ну что, Мойхороший? Что сегодня покажешь? Что там будешь показывать?

В.: Покажешь. Будешь показывать. Будущее время имеет две формы: простую и сложную. В простой форме время простое. С легко запоминающимися словами.

Мой хороший: Вы смотрите «Время». Центральный Комитет КПСС, Президиум Верховного Совета СССР и Совет Министров СССР с большим прискорбием сообщает, что утром 10‑го ноября скончался Леонид Ильич Брежнев, генеральный секретарь Центрального Комитета КПСС.

В.: И дальше в простой форме времени всегда так: Вы смотрите «Время» Центральный Комитет КПСС, Президиум Верховного Совета СССР и Совет Министров СССР с большим прискорбием сообщает, что утром 11 февраля скончался Юрий Владимирович Андропов, генеральный секретарь Центрального Комитета КПСС. А потом так:
Центральный Комитет КПСС, Президиум Верховного Совета СССР и Совет Министров СССР с большим прискорбием сообщает, что утром 10 марта скончался Константин Устинович Черненко, генеральный секретарь Центрального Комитета КПСС.
В Сложной форме время выглядет иначе.

Мой хороший: Передаем выступление президента СССР, генерального секретаря Центрального Комитета КПСС Михаила Сергеевича Горбачёва.

В.: В сложной форме времени слова более сложные. Сейчас, сейчас, так: «В это сложное время, я выступаю перед вами последний раз в качестве Президента СССР. Когда я оказался во главе государства, уже было ясно, что со страной неладно. Дорогие соотечественники! Сограждане! В силу сложившейся ситуации я прекращаю свою деятельность на посту Президента СССР. Нелегкое, тревожное время переживает моя страна».

Нина Иезекильевна: А когда легкое было?
В.: Время — это непостоянный признак. Непостоянный признак определяется тем, что время может нестись и прямо скакать.

Нина Иезекильевна: Время-то несется, скачет прямо!

В.: Только ты-ты-ты в сердце моем, если ты меня разлюбишь, в тот же вечер я умру и тут, Ирак начинает сливать нефть в Персидский залив, что приводит к крупнейшей экологической катастрофе после свержения правительства Чатихаи Чунхавана в Таиланде, когда Эфиопский народный фронт захватил Аддис-Абебу и положил конец исламскому фронту национального спасения, пусть даже через сто веков в стране не дураков, а гениев случилось наводнение и оползни на Филиппинах. Тогда Фреди Меркьюри официально подтвердил, что болен СПИДом, поэтому было объявлено о выводе советских войск с Кубы. Нина Иезекильевна прямо скакала вместе со временем. В школе она преподавала правила, а потом прямо прискакивала домой, проверяла тетради и смотрела мелькания Моегохорошего. Во время мельканий она успевала сказать несколько слов.

Нина Иезекильевна: Нет, ну это просто невозможно! Ну, до чего дошли! Я не понимаю! А кто бы сомневался?

В.: Внезапно Нина Иезекильевна перестала ходить в школу, потому что ее на пенсию отправили, а когда на пенсию отправляют, в школу ходить не надо. Потому, что все имеет свой конец, даже уроки в школе. Соседка Нины Иезекильевны Валюша спрашивала, по-соседски, не отвлекая.

Валюша: Вы не заняты, Нина Иезекильевна, я к вам по-соседски, не отвлекаю?

Нина Иезекильевна: От чего вы меня можете отвлечь, Валюша?

Валюша: Делов-то у вас, то в школе, то с тетрадями до ночи.

Нина Иезекильевна: Все. Нет больше ни школы, ни тетрадей.

Валюша: Это как это?

Нина Иезекильевна: Меня на пенсию отправили.

Валюша: Так вы уже сто лет в обед, как на пенсии-то, а работали же?

Нина Иезекильевна: Работала, Валюша, но все имеет свой конец, даже уроки в школе.

Валюша: А что же вы на улицу не выходите?

Нина Иезекильевна: Что мне на улице делать, Валюша?

Валюша: А что вы едите?

Нина Иезекильевна: Есть совсем что-то не хочется.

Валюша: Как же это так?

Нина Иезекильевна: Как-то так.

Валюша: Кушать надо, Нина Изекильевна. Как не кушать-то?
Нина Иезекильевна: Кушать, кушать и никого не слушать.

Валюша: Правильно.

Нина Изекильевна: Вот и договорились.

Валюша: Ага! Я вот по какому вопросику-то, Нина Изекильевна. Петька-то мой совсем по русскому не в дугу, прыгает с двойки на двойку и колом погоняет.

Нина Иезекильевна: Это вы хорошо сказали, образно.

Валюша: Чистый двоечник без всяких там образов. Не могли ли вы его немного по правилам подтянуть?

Нина Иезекильевна: Попробовать, конечно, можно. Не знаю, дотяну ли. Хватит ли у меня сил. Он сильно запустил?

Валюша: Одни эти чертовы самолетики в башке.

Нина Иезекильевна: Какие самолетики?

Валюша: Из всякого барахла колотит и колотит.

Нина Иезекильевна: И что?

Валюша: С чердака их пускал, чуть не убился. По пояс высовывался, полеты смотрел. Вывалился бы, был бы у него полет, не приведи господи! Теперь дома его запираю.

Нина Иезекильевна: А он что?

Валюша: Из окна их шарашет. Окно законопатила, из форточки наяривает. Хоть фанерой все окна забивай. Был у меня лист припасен для ремонту. Так он эту фанеру лобзиком перепелил на эти же самолетики гребанные. Дети вон в секции ходят, еще куда, а этот нет. А уроки вообще не делает. Чего себе думает? Во второй класс точно с такими двойками не переведут. Учительница сказала: «По русскому — дуб-дубом». Авиатор хренов!

В.: Валюша стукнула кулаком по шкафу. Дверь шкафа распахнулась, выпустив тучу моли. Крепкая упитанная моль закружила по комнате.

Валюша: Надо же, какая моль крепкая, упитанная.

В.: Валюша заглянула в шкаф.

Валюша: На благородном, усиленном питании взращенная. Норку жрет. Такую моль уже ничем не возьмешь ни нафталином, ни махоркой, ни «Рехом», ни «Тирексом». А про апельсиновые корки и лавандовые пакеты я даже говорить не хочу! Бумбочки пластиковые — тьфу! Как говорится, генетический иммунитет.
Ну, так как? С Петькой-то? А я и пол тут у вас и продукты, если че… могу с вещами разобраться.

Нина Иезекильевна: Да не надо ничего, Валюша. И с вещами тоже не надо. Пусть сам Петр ко мне завтра придет. Будем вместе подбирать ключи.
Валюша: Что еще за ключи, Нина Иезекильевна?

Нина Иезекильевна: Да это я так, Валюша. Ключи к знаниям, конечно.

Валюша: Значит, договорились. Я Петра завтра к вам пришлю.

В.: Валюша пока прикрыла шкаф. А то моль вся в комнату летит.

Валюша: Я пока прикрою шкаф, а то моль вся в комнату летит.

Нина Иезекильевна: Хорошо, Валюша.

Валюша: А потом, мы там разберемся. Вещи перетрясти надо, шубу-то жалко.

Нина Иезекильевна: Не стоит беспокоиться. Жду Петра.

В.: Дверь шкафа была прикрыта. Нина Иезекильевна смотрела Мойхороший. Вдруг Нина Иезекильевна спросила.

Нина Иезекильевна: Петр, ты?

В.: Никакого ответа. Нина Иеезекильевна вскрикнула.

Нина Иезекильевна: Ах, во…

В.: Что-то упало. Дверца шкафа приоткрылась. Нина Иезекильевна лежала на полу. Глаза ее были открыты. Она не шевелилась. Она лежала очень долго. И даже, когда Валюша вошла в комнату и наклонилась над ней, Нина Иезекильевна молчала.

Валюша: Нина Иезекильевна, Нина Иезекильевна! Вам плохо?

В.: Нине Иезекильевне не было плохо. Это, оказывается, были какие пироги с котятами.

Валюша: Так вот, оказывается, какие пироги с котятами.

В.: Сразу, как только эти два парня за порог, Валюша открыла вторую дверцу шкафа, и все вещи покидала на пол. Мешки Валюша с собой захватила, такие же, как тот, в который парни Нину Иезекильевну упаковали. Только без молнии. Огромные мешки. Валюша первым делом шубу запихала. Без вещей и шубы совсем в шкафу стало пусто. Без шубы плечикам не по себе. Валюша захлопнула дверцы шкафа. Темно.

Валюша: Остальное все на помойку!

В.: Тихо. Очень тихо. Это навсегда! А дальше? Бесполезное, бесцельное существование в закрытом шкафу? В темноте, в полном неведении. В чем? Я имею в виду «где»? В смысле падежной формы с предлогом, выраженной наречием: в сердце тоска, в ногах дрожь, в боку боль, на душе тревожно.
Что? Кто? Кто там? Вроде шаги? Сюда? Идут! Так правило, правило. Я иду. Мы идем. Он идет. Она идет. Оно идет. Они…
Правил нет. Потому, что меня нет. Я есть, но это не я. Я не старая вешалка. Я…
Из комнаты вынесли все вещи, последним был шкаф. Он схватил меня. Петька-Петр. По-русскому — дуб-дубом. Авиатор хренов! Петр оторвал мой крючок и прибил к моим плечикам крылья из фанеры. Валюша забыла запереть дверь. Петр уже на чердаке. Он открывает окно.
Небо. Нет комнаты, нет шкафа. Теперь я понимаю, почему все ушли. Теперь я знаю, куда они ушли.
Небо.
Петр оторвал крючки, прибил крылья и всех выпустил.
Мы можем летать!
Хорошая жизнь!