Книжно-Газетный Киоск


Андрей Филиппов
У стены

Кирпичная стена — штукатурка местами обвалена. Спиной к стене стоит мужичок — не молодой, не старый. Стоит в одном исподнем: босой, подштанники и рубаха навыпуск. Ёжится, переминается с ноги на ногу. В руке — дымящаяся папироса.
Мужичок (затягивается с жадностью). Вот оно как… Так-то вот… Значится, что ж… (Вздыхает.) Мда-а… (Глядит на папиросу, задумчиво.) Говорила жена: бросай, Петенька, бросай, родной. А не ты её, так она тебя. Она знай дымит — ты выгораешь. Ты её сосёшь всё, а она тебя, эх да, высосет. (Давится дымом.) Кха-кха-кхе! Эхе! (Откашлявшись, с хрипотцой.) Эх, говорю я, дура-баба, как же мне её бросить — женился ли я на ней? (Изображая, тоненько.) Не жанился, а так живёшь. Цельный день её, растреклятую, цалуешь.
Доносятся отдельные сдавленные смешки.
Стихают.
Мужичок (ободрённый, с усмешкой). Плешь-то порядком повыела. Милей меня, мол, тебе коптилка твоя — чёртова ладанка — да детишков дороже. Вот куды как?! Язык, что жернов — мелет, в муку стирает… Беда, пирогов не спечь. (Вздыхает. Затягивается.) А и то правда. Любил… Любил я дымом брюхо набить. С малых лет чадил. Бывалча и харч не нужён. Лишь бы люлька губу оттягивала. Тогда что в хомут, что в стойло — один цвет. (Зычно закашливается, отхаркивает, сплёвывает.) Эх, ядрёно семя!.. (Ещё раз сплёвывает, смачно.) А табачок-то — не купец. Паскудный табачок. Не то у меня был — сласть. Мягонькой, душистый. Дым — не дым: густой — аж кисель. Бери ложку — хлебай понемножку. Мужички-сотоварищи табачок мой дюже уважали. Хвалят да нахваливают, а щепоть знай за щепотью потягивают, в цигарки закручивают. (Приосанившись, весело.) А я не жадный! На, говорю, ребяты, кури всё — скуривай! Поправляй здоровье!
Слышится зычный мужицкий хохот, переговоры.
Голос (резко, сердито). А ну!.. Цыц, я сказал!..
Затишье.
Мужичок (сделав ещё затяжку, сипло). Да не так я курил, как раздаривал. (Снова жестоко закашливается, продолжительно — огонёк с папироски едва не слетает, еле держится; с трудом отдышавшись.) Видать, права была Марусенька. Благо бы всё роздал — себе, дурню, совсем не досталось. Не то бы я был сейчас, если бы не зараза эта, раскудрит её за ногу… Согнула меня хуже работы. Грудь застелила — в рост дыхнуть мочи нет. (Подносит осторожно папироску к губам: не дыша, так чтоб уголёк не сдунуть. Затягивается: сощурясь, долго, до самых пальцев. Задержал в себе. Выдохнул. Белёсое облако на мгновенье скрыло лицо его, как в туман. Рассеялось. Сытое лицо. Большим и указательным пальцами держит не окурок даже — уголёк один. Жжётся. Терпит. Или не чувствует.)
Пауза.
(Громко, с ухмылкой, весело.) Всё, братцы! Амба! Бросаю этой дрянью питаться. Ей-ей! Теперь уж твёрдо! Решено! Запечатано! И вам не советую! (Бросает с размаха об землю — уголёк разлетается на искорки. Гаснет.)
Эх, Маруся, ты бы мной гордилась!
В ответ — лужёный солдатский гогот, гомон, свист.
Голос (громкий, злой, то тонет, то всплывает). В раз прекратить!.. Кому сказано?!..
Мужичок (хохоча сам, нервно). И то, братцы, есть ведь польза! Продлила ведь пыльное зелье!.. Отсрочила… Задержался я… вишь?! Выходит, что ж, врут дохтора всё?!
Гогот нарастает, покрывая собой Голос, переходит в натуральное ржание. Выкрики, свист, обрывки частушек — всё сливается.
(Задыхаясь от хохота, перекрикивая). Хоть пять минуточек… А всё ж… А ещё одну?! Цыгарочку… Ну?! Что? Одну только!.. Единую!.. А?! Так я и сам глядишь… схарчусь ведь как есть… А?! И вам хлопот помене…
Всеобщая истерика. Гам. Ор.
(Хохоча, что есть сил.) Ну, так что братцы? Землячки! Одну, православные… Хорошо ведь… Нешто жалко дряни, а?! (Начинает приплясывать на месте, постепенно входя в азарт.) Весело-то как!.. Хоть чинарик никудышный… Как бы мы… теперь… поговорили ещё… Братцы?! А?! (Отплясывает с чувством, ломается). Или креста на вас нет?! А?! Свои ведь… Свойские… Одна стена-то, служивые… На всех да на каждого… Только и разница что час… Он у всякого свой… Ироды вы! Ироды… (Прекращает плясать.) Ей богу… скушно…
Звук выстрела.
Мужичок, вздрогнув, замирает. В один миг веселье обрывается.
Голос (срываясь, с остервенением, командно кричит до звона). Молчать! Вот я вам ща!.. Ишь балаган! Стрройсь! В шеррренгу! Ррррэз-два!
Мужичок (держится за живот, досмеивается). Скушно… ей богу… Да что там… (Шумно выдохнув, глядит вверх; негромко.) Рассеивает. Денёк, знать, хорош будет…
Голос (чуть тише, спокойней, сурово). Смирррррна!
Мужичок (поворачиваясь лицом к стене). Не могу я на вас смотреть, окаянные.
Голос. За-ря-жай!
Пауза.
Мужичок (оборачивается; громко, с досадой). Ну! Давай! Чего тянешь?! (Поджимая ноги, поёживаясь.) Босой ведь. Пальцы отмёрзли ждать…
Отворачивается.
Голос. Цельсь!
Воцаряется мёртвая тишина.
Слышно только, как мужичок у стены истово бормочет что-то невнятное.

Затемнение.

Ноябрь 2010



Об авторе: Андрей Филиппов — драматург, поэт. Живёт в Балашове. Первое образование — Балашовский филиал Саратовского госуниверситета. Учится на семинаре драматургии В.Ю. Малягина (начинал на семинаре легендарной Галины Люциановны Вишневской).