Здесь песок — золотой, но скрипит на зубах,
и песчаные замки сливаются в город.
Столб фантомных огней на игорных деньгах,
самоделкиных снов наковальня и молот.

Он потребует с каждого плату за вход,
и задержка в ответе карается кровью:
ночью белая тварь свои зубы сомкнет
на артерии сонной счастливчика Роя.

И под утро, педаль до отказа втопив,
нарисуй новый шрам на щетине Невады;
мы остались в живых, город нас отпустил,
мы отдали долги рукотворному аду.

А хочешь — будем жить с тобой, как местные?
В согласии с капризами погодными,
в ладу с собой и с властью королевскою,
хорошими, большими — и свободными.
Здесь все мужчины кажутся достойными,
ты станешь им своим — с твоим-то именем,
здесь девочки красивые и стройные,
они ответят чувствами взаимными.
Я буду ждать тебя в квартире пафосной
напротив Круглой башни, что на Строгете,
и каждый раз встречать улыбкой радостной,
коль вдруг сомнет тебя тоска по Родине.
Мы выпьем водки под закуски пресные
за твой успех и за мое терпение,
а в общем — будем жить с тобой, как местные —
в их языке нет будущего времени...

Береженого Бог бережет.
Чем летать — лучше мерзнуть в пехоте.
Я прикрою от солнца ожог,
говорят, так быстрее проходит.
Может, темный останется след,
ну и пусть — все решат, что от грязи.
Здесь никто не поверит, что свет
натворил мне таких безобразий.
Я не лучше, чем люди вокруг,
может, в голосе больше металла.
Ну зачем тебе знать, милый друг,
что я тоже когда-то летала?
Я прикрою от солнца ожог —
береженого Бог бережет.

Забыв включить обогреватель
в розетку дружбы и любви,
оставлю вежливость в крови,
заброшу суетность в кровати,
упрячу в сердце до зимы
узор из самых нежных льдинок.

Седые волосы блондинок
при ярком свете не видны.

Подножки жизни стали чаще.
Я полюбить успела мглу.
Я пью на кухне, где в углу
бессонный кот глаза таращит.
Люблю, надеюсь, но не верю.
Фортуна потеряла вид.
Ее посыльный в дверь звонит.
Но силы нет дойти до двери.