Книжно-Газетный Киоск


Валентина Гончарова
Рождественские стихи
 
"Старый парк" в Рождество

Рождественские тропы потаенно
влекут немые стопы в мир зеленый.
Покрыты легким инеем январским
косички троп,
искрятся в звездном царстве…
Зевс обнаженный пламенеет в храме,
открыта дверь, но непреступны дамы,
застывшие на паперти крыльца…
Здесь нет начал!
                                          Здесь — Вечность без конца:
кружит по закоулкам трав,
дворцов, фонтанов, фигур, огней, словес,
историй драмы,
великолепия растений и камней,
полета стен и башен, алтарей,
танцующей воды, мозаик света,
гирлянд межгалактических рассвета
над куполом березоньки-часовни…
Сокровища полотен — солнца волны…
Здесь вечности слова крепят колонны…
Любовь прославленна поэзией и прозой,
сквозь тернии средневековых лет,
где Абеляр с любимой Элоизой
высоких чувств оставили нам след
эпистолярный… Домик их в ответ
стоит пленительный в саду, где вечна встреча
веков и судеб, где очеловечен
холодный камень, теплым став и светлым
в ответ на замысел Создателя всесветно…
Скользит вода с уступов, бьет фонтаном,
стоит на страже замка. В долгожданном
сливается с лазурью отраженьем, журчат,
 переплетаются в движенье струи,
играют светом, отражаясь в туе…
И кипарис, и мощный клен высокий,
крылатый дуб и можжевельник терпкий.
и не один, кустов зеленых стая,
 в страницы парка трепетно вплетаясь,
чарует можжевеловое братство,
 к их веточкам упругим прикасаться —
равновелико с тайною общенью,
реликтовых фигур круговращенье
пьянит и манит в даль воспоминанье:
деревьев, трав, цветов обетованье,
наш полог, луг, симфония дыханья,
родник святой, в глубины ускользанье
прапамяти, прародины, прагрусти…
и все какой-то стелющийся кустик!
Овеяно и явленно  пространство
затерянное в бесконечном странствие…
Гимн Мастеру, кто творчески вдохнул
от вдохновения бальзам целебный,
он душу, сердце Господу вернул,
Создателю Вселенной первородной.
Отныне дух летит, творит свободно,
ваяет в камне, пишет на холсте.
невыразима  музыка в мечте,
переживается вторично лично,
творится новый мир, философичный.
переплетаются пути людской культуры,
из ничего нисходят к нам натуры,
облагородившие камень, плоть холста.
Священная работа не проста,
но жажда духа, с чистого листа
травы зеленой, ветки колыханье,
непознанного мира распознанье
от неизбывности процесса  узнаванья
себя у родника, чтоб утолиться сотвореньем:
картиной, музыкой, стихотвореньем,
скульптурой оживленной, отраженьем
немого выраженья, окрылиться,
чтоб к таинству Вселенной приобщиться,
застывшего фрагмента, иль движенья…
На краешке земли — всех благ земных на свете выраженье!
И личный  дух— всеобщим обернулся:
В мерцании картин — запели звуки,
моря, красавицы, поля разлуки
запели скрипкой, флейтой и свирелью —
поют, что Рай был общей колыбелью
для мира дольнего, и люди не забыли:
припоминание в искусстве отразили…
Им вторит Пагода, скупа, немногословна,
но, словно волны Дао — Бездны Волны
коснулись сердца, улыбнулся добрый Будда,
тому, что знает счастье, что оттуда
все мы слетелись в этот мир тревожный,
и что возможно возвращение, возможно…
И путь у всякого, и выбор наш, и воля,
и нет защиты от тревог и боли…
Но три слона трубят среди неволи струй фонтана,
о том, что счастье наше — поздно, или рано —
 придет, отпущено и мерой, пусть не равной,
его вкушаем на пути к нирване…
Кавказа мир столикий и богатый
познал историю сознанием солдата:
кинжалы, сабли, пики, стрелы, ружья…
Христа идея, что поныне служит,
зовет любить, простить и насладиться
земною красотой, взлетая птицей
над красотою гор, долин зефирных,
растить детей, плоды в покое мирном…
Египет, Греция и римлян акведуки —
культур трапеции, овалы, пики, руки,
деревьев-великанов, сосен, елок,
их крон разросшихся бальзама листьев полог…
И Старый Парк, подобно миру, древний
вдруг отзовется молодою трелью
весны победной, юного цветенья,
где вторят камню мудрые деревья,
переплелись живое с фантазийным,
и отзываются искусству гимном:
ротонда, готика, Ворота рая —
весь мир вобрала Капля Золотая
из камня солнечного, в дышащей оправе,
и духу аплодировать мы вправе,
что человек таит в себе подспудно.
Из тьмы ткать свет во вдохновенье чудном.
дарованном  гореньем без конца
по воле и велению Творца!



В НОЧЬ РОЖДЕСТВА

Однажды, в звездном декабре,
Таинственность храня,
В плаще походном человек
Пошел искать огня.
Стучался в каждый божий дом,
Но спали крепко все…
Просил людей он об одном:
Добра и милость всем!
Огня, горячих дать углей,
Сей миг, сейчас, скорей!
Но не открыл никто дверей
В холодном декабре…
А человек стремился вдаль,
С надеждой встретить свет,
И звезд сияющих спираль
Вела его во тьме.
И привела к огню, в поля,
К пастушьему костру.
Покрыта овцами земля
И дремлет полукруг…
Вдруг видит: три свирепых пса
Бегут и валят с ног!
Пастух едва открыл глаза…
Никто из них не смог
Пришельцу навредить…
И беззащитный человек,
По овцам стал идти,
Так, будто бы, не шел — летел,
Их, не нарушив сна…
Суров пастух был, был он зол
И все не мог понять,
Откуда этот произвол —
"Огня ему подать!"?
И палкою взмахнул, что сил,
Чтоб кончить с чужаком!
Но, хоть силен и меток был, —
Не справился с шестом!
А путник ласково спросил:
"Друг добрый, я устал,
Немного угольков прошу,
Для малыша Христа.
В холодном хлеве он рожден
Средь снега и пурги
И мать огня с надеждой ждет,
Будь добрым, помоги!"

И злой пастух бы отказал
Другому… Но — такой!
Смиренных вспомнил он собак,
Овец, бросок пустой…
Терпимость проявил на миг,
Сквозь ненависти пламя!
Сказал: "Иди! Бери, старик,
Огонь ты свой  руками!"

И путник бережно сложил
В походный плащ угли,
Словно он чувства отключил:
Угли его не жгли!
И скорым шагом вдаль пошел
С поклажею своей
Так, словно яблок он нашел —
Не жар живых огней!
А злой пастух кричит вослед:
"Скажи мне, что за ночь?
Что происходит на земле,
Что все спешат помочь:
Собаки, овцы, даже шест
К тебе не долетел,
И не знаком мне добрый жест,
Не мастер добрых дел…
Так что за ночь чудес скажи?
И милосерден мир!
Выходит, что ни прикажи,
Получат все, кто сир!"
И отвечает человек:
"Все должен видеть сам!
К нам милосердны небеса
Откроют уши и глаза,
И благодатная роса
Омоет темный ум,
Уйди от мрачных дум!"
И поспешил путем своим.
Пастух побрел за ним…
Пришли не в хижину,
Не в дом, в — пещеру среди скал.
Декабрьский холод ледяной
Все стены в ней сковал!


Мать и дитя лежали там…
И обомлел пастух,
И в трепете прильнул к стопам
Невинных этих двух,
В овечью шкуру завернул
Младенца и всплакнул…
В тот светлый миг иначе он
На грешный мир взглянул!
Открылись уши и глаза,
Разверзлись небеса,
И милосердие его дарило чудеса!
Услышал музыку небес,
В нем вера ожила.
Кружили ангелы средь звезд,
Ночь в серебре плыла…
И арфы музыка лилась,
И гимны сферы пели
О том, что тайна родилась…

И под напев метели,
В полете снега плавном,
Узнал пастух о главном:
Что сердце чистое для нас
Откроет ум, омоет глаз,
Чтоб стали словно дети,
Любовью злу ответив…