Книжно-Газетный Киоск


Поэзия Союза писателей ХХI века


Владимир АЛЕЙНИКОВ



МЕЛОДИЯ
 
В поющем и сверкающем убранстве

Ну что за глухомань, за волшебство
Ошибок, пошатнувшихся едва ли? —
Плаща я вспомнил шелест твоего
И все, к чему так рано припадали.

Я к этому равнению привык —
Зачем иначе вечер мне афонский? —
И так же настораживал язык,
Офенский, аламанский, галивонский.

Вот это я и вынес, и припас,
На почве распознав заполоненной, —
И то, чему так часто не до нас,
Не выветрило трели отдаленной.

И там я поселился, как сверчок,
Неведенье из детства извлекая, —
И ящерицы розов язычок,
И чопорность приятна мне такая.

Расщедрился бы пращура прищур,
Чтоб вышел я, безоблачен и чуток,
Вечор не заручаясь чересчур, —
А там уже, конечно, не до шуток.

И тон я понимаю речевой
Не только обомлевшим от наитий,
А тем, что, отвечая головой,
Воинственней слагает и открытей.

И так меня уводит иногда
Прекраснейшее воинство в дорогу,
Что вышедшая на небо звезда —
Хранительное таинство, ей-Богу.

И так мы посягаем на разбег,
Воспитываясь лишь в непостоянстве, —
А век все возрастает из-под век
В поющем и сверкающем убранстве.



Мелодия

Из-под полы
как колыханье
не выбирая деревьев дыханье
или стволы
прямо из мглы
летнему въявь доверяя разбою —
небо увидим ли мы голубое?
ах набежало бы каплей любою
словно с иглы
то ли сосновой а то ли еловой —
я напросился бы к дали суровой —
руки теплы

пели бы там —
надо так мало —
небо ли чашу свою поднимало
и по кустам
птицы шныряли бы без угомону —
снова без складу и сразу по склону
рытвины в речи да разные кроны
неумолимо светло и бессонно
а по пятам
нега надменная очи туманя
не закреплялась бы вновь в талисмане
по вечерам

не до поры
не до исхода —
не добиралась бы нынче природа
кроме игры —
разве костры
травы истратили на воскуренья
лица украсили тихою тенью? —
и призывая как срез озаренье
зрели миры
мало-помалу ни много ни мало
не понимая как меркнут устало
наши пиры.



Где пора завершиться марту

Где пора завершиться марту,
Не сумеют его спугнуть
Ни стремленье домов к штандарту,
Указавшему века суть,
Ни молодчики-огонечки,
Подсобравшие в цепь такси, —
И такие пойдут денечки,
Что, пожалуй, меня спроси.

Наблюдаю я вдоль бульвара,
Меж решеток, как пленный шах, —
Тяготенье людей к загару
Правит стрелками на часах —
И куда часовым почетным
Приструнить голубую прыть! —
Налетит голубком залетным
Повеление жить да жить.

Обожание провожаний!
Сам я вас узнаю на вес!
Что свершениям до желаний —
Богатейшее из чудес!
Небывалого рвенья нити!
Вы продлите не лишний путь —
Не робейте и лишь вздохните —
Отдохнете когда-нибудь.

Еле вспомнишь тебя впервые —
И скажу я теплу: добро,
Где отжившие, пожилые,
Здесь, на площади, у метро,
Безнадежны в толпе столичной,
Одиноки в тоске своей,
Так осознанно и привычно
Кормят женщины голубей.

А денек за деньком, не маясь,
Вперемешку бегут гуськом —
И смущаешься ты, встречаясь,
И недавно с тобой знаком —
Но давно я предвидел это,
И прощаться совсем не жаль,
Если сбросишь во власти света
Позабывшую зимы шаль.



*   *   *

Что сбывалось на этом пути?
То, что глаза прищуру дороже, —
А потом и меня перечти —
Может, снова тебя растревожу.

Может, к осени выбрав ответ
На раскосые ветра вопросы,
Я увижу, что выцветший свет
Растащили по искоркам осы.

И ловить на лету мотыльков —
Это значит, тянуться к пропащим,
Где расшатанный лета альков
Непрерывно грозил предстоящим.

И попробуй меня сокруши —
Может, вспомнишь на старые дрожжи,
Что за яд приберег для души?
На уме-то, наверно, все то же.

И опять я и жив, и не смят, —
Да и вам над равниною русской
Рассказал бы, как листья шумят,
Николай Еремеевич Струйский.



*   *   *

Во дни беды мы столь же тяжелы,
Как дали Подмосковья пред апрелем, —
И облаком, исторгнутым из мглы,
Уходит страх — ни с кем его не делим, —
Но строгий свет, сквозь непогодь пройдя,
Негаданное действо затевает —
И, оттеснив сумятицу дождя,
Деревьев череду приоткрывает,
Начертанную неким угольком,
Воспринятую краешком сознанья,
Чтоб связи между нею и зрачком,
Не обрываясь, крепнуть в ожиданье
Грядущего, где, может быть, понять
Дано нам будет и сберечь ревниво
Их жертвенность — ее ли объяснять! —
Их подлинность — ну это ли не диво!



*   *   *

Уже полумесяц младой багровел —
И реяло столь недалеко
Подобное ветру над проливнем стрел
Зеленое знамя Пророка.

Но, разом нахлынув из области снов
Наследьем античного сказа,
Во славу героям устами сынов
Была произнесена фраза.

И розы под ветвием ветхих древес
Раскрылись безумному лесу
Навстречу мелькнувшему в глуби небес
Крылатому шлему Гермеса.

И мы сознаем этот мир навсегда
Во знаменье горнего зова —
И почести нам воздают иногда
За близкое к вещему слово.
И если бредем под пустынной звездой,
Приюта от нас не таите —
Холодной водицей, живою водой,
Святою водой напоите.



Из вечеров благодаренья

И это вызволи верней
из вечеров благодаренья
где лабиринтами корней
блуждает роста сотворенье

и щеголяя стариной
деревья выпрямятся к югу
когда пришедшие со мной
еще склоняются к досугу

не заблуждается гульба
уже дающая понять нам
что неизбежна ворожба
и приближение к объятьям

и вновь пора предостеречь
от искушенья задержаться
простые маятники встреч
и нам в душе не разобраться

и там где говор справедлив
неподражаемых нагорий
дельфины выбрали залив
Азова в завтрашнем укоре

простимся спутники тоски
смятенья отпрыски и други!
зрачки у горя велики
и моря скомканы досуги

мы с ними в поисках брели
и с ними вынули до камня
виденье крепости вдали
и городки за облаками

и с голосами на холме
под небесами золотыми
я это вызову в уме
когда крыла возносят имя

не твой ли радовался взор
где год с гитарой у балкона
обезоруживал дозор
зароков зова вне закона?

и ожидание костров
где слово явленное крепло
срывали с розою ветров
для возрождения из пепла.



Из дозревающего света

И только гроздью назови
из дозревающего света
не сердце в неге и любви
а то чья сущность не воспета

где изваянием застыл
настил оставленного крова
забредший праведник постыл
махровы грозы богослова

широкой прописью смычка
отмечен шаг во мраке оном
шершавым бисером сверчка
свечой несомою по склонам

чтоб обаяния вино
и одурманиванье вишен
явились фоном где давно
упрек Архангела не слышен

мне тоже в травах пропадать
минуя выверты ограды
чтоб видеть въяве благодать
и чтить значенье вертограда

он целый мир в себя вобрал
столетий горестных превыше
подняв подобием забрал
наросты лености на крыше

скажи — неужто наяву
не удержать опустошенья
и я неузнанным слыву
и славы зыблемо решенье?

дождям ужели не размыть
восковку мудрости простынной
где обещание простить
дороже нежности пустынной?

и видит Бог что зелен лист
и не скрывается смелея
и хлеб румян и воздух чист
и спят лиловые аллеи

мутнее кажется в пути
настой тумана за курганом
и месяц прожитый почти
не угрожает ятаганом

Тьмутараканья темнота
не набивается в подруги
и отчеканена мечта
как профиль в точном полукруге

а там гулять по лопухам
из хаты выбраться дремотной
чтоб очарованным грехам
смущаться в гуще приворотной

квадратной рамой оградив
изображенье произвола
с утра воспримешь нерадив
даренье флейты и виолы

и жадно дышат погреба
и берега милы другие —
и речь прекрасна и груба
очнется вдруг от летаргии.



Обилие дружб

Едва добежишь до цветов,
Глазам непривычно спросонок
От зелени мокрых кустов,
Где гомон, как малый ребенок.

Запомню я утра часы —
В них август лучами не жегся —
Бурмицкие зерна росы
И в розовых шапочках флоксы.

И, вкось обозрев звукоряд,
Уже заприметил высоко
В шляхетских усах виноград,
Зажмуривший темное око.

Не каждый пред Господом чист —
И, горя изведав немало,
Я помню, как вздрагивал лист
И как ему роза внимала.

Не каждому счастье дано
Проведать первичности племя —
И все же, видать, суждено —
И нынче отпущено время.

И требник неслыханных служб
Тебе прочитать по секрету
Поможет обилие дружб
В скитаньях по белому свету.



Рождение слов

Никогда уж не встретишь отныне
Ты наивности в тех гордецах,
Что остались, как тени, в пустыне
И ушли из гордыни в сердцах.

Нет в помине веселого звона
От капелей и вешних ручьев —
Лишь одно в этой жизни бессонно:
Вековое рождение слов.

Роковому явлению дали
Ты название вряд ли найдешь —
Потому понимаешь едва ли,
Где бываешь и где ты идешь.

Как же выразишь то, что, сбываясь,
Позволяет взглянуть и постичь?
Если ведаешь, весь раскрываясь,
То не выдашь — еще возвеличь!

Величава молчания вежа —
В ней ведь тоже таятся гонцы
И в тумане томятся — понеже
Не упрятаны в воду концы.

В мире влаги мятежной довольно,
Чтобы путь избирать по волнам —
И поэтому так произвольно
То, что вольностью кажется нам.

Ни за что уж не скажешь, откуда
Возникает напев Божества
Для рождения нового чуда,
Где давнишняя вера жива.



Владимир Алейников — поэт, прозаик, переводчик, художник. Родился в 1946 году. Один из основателей и лидеров знаменитого содружества СМОГ. В советское время публиковался только в зарубежных изданиях. Переводил поэзию народов СССР. Стихи и проза на Родине стали печататься в период Перестройки. Публиковался в журналах «Дети Ра», «Зинзивер», «Знамя», «Новый мир», «Октябрь», «Континент», «Огонек», «НЛО» и других, в различных антологиях и сборниках. Автор многих книг стихов и книг прозы. Лауреат премии имени Андрея Белого. Живет в Москве и Коктебеле.