Эльдар Ахадов
Прыгнул человек в небо
Он уезжал на Крайний Север
Прыгнул человек в небо
Он уезжал на Крайний Север
Он уезжал на Крайний Север,
Чтоб помогать семье рублем, —
Прощаясь с близкими со всеми,
О сыне думая своем…
Что с ним с утра? Животик? Ушко?
Обжегся? Стукнулся? Простыл?
Влажна от слез его подушка,
И белый свет ему не мил…
На соску! На, сынок, игрушку!
Ну, чем отвлечь и задарить?
Он никого не хочет слушать,
Он не умеет говорить…
___________________________
И вновь летит игрушка на пол,
И плачет взрослая душа,
«Возьми меня с собою, папа!» —
Читая в сердце малыша.
Чтоб помогать семье рублем, —
Прощаясь с близкими со всеми,
О сыне думая своем…
Что с ним с утра? Животик? Ушко?
Обжегся? Стукнулся? Простыл?
Влажна от слез его подушка,
И белый свет ему не мил…
На соску! На, сынок, игрушку!
Ну, чем отвлечь и задарить?
Он никого не хочет слушать,
Он не умеет говорить…
___________________________
И вновь летит игрушка на пол,
И плачет взрослая душа,
«Возьми меня с собою, папа!» —
Читая в сердце малыша.
СОКРОВЕННОЕ
Он там, во мгле пустынных комнат —
Зовет тебя из темноты...
Никто, никто его не помнит,
Тот голос помнишь только ты.
Он там, еще до первых книжек,
До заек, мишек и конфет…
Никто, никто его не слышит,
Не скажет: есть он или нет.
А он поет тебе родное,
Чего никто не может знать…
Ведь этой песней неземною
Тебя укачивала мать…
Зовет тебя из темноты...
Никто, никто его не помнит,
Тот голос помнишь только ты.
Он там, еще до первых книжек,
До заек, мишек и конфет…
Никто, никто его не слышит,
Не скажет: есть он или нет.
А он поет тебе родное,
Чего никто не может знать…
Ведь этой песней неземною
Тебя укачивала мать…
Дышим глубже. Руки шире
Вечерами не едим.
Все, что есть в подлунном мире,
Обнимаем, как хотим.
Здесь берем. Туда кидаем.
Меньше знаем — крепче спим…
Там, во сне, знакомит с раем
Всех дежурный серафим.
Все прекрасно и прелестно,
Хоть сегодня помирай.
Но не тянет, если честно,
Отчего-то в этот рай.
Опасаясь мест нездешних —
И во сне, и наяву,
Богохульник я и грешник,
Сам не знаю, как живу.
Не «пальто» твержу, а «польта»,
И сморкаюсь невпопад.
Весь — неправильный какой-то,
Нет, такого не простят.
Но куда я после смерти
Вверх тормашкой полечу,
Все же как-нибудь проверьте,
А не дуйте на свечу.
Надо ж точно убедиться.
Кто их знает: что там есть?
Вдруг очнусь — и те же лица
Обнаружу что и здесь?
Драгоценная женщина
Ни тебе, ни ему, тем более,
Мне писать-то особо нечего...
Ты давно уже всем довольная
Богомольная суперженщина.
Все грехи лишь на мне бессовестном,
Столько их, что никак не высказать —
В очумело-бездонной пропасти
Пропадаю я за твои глаза…
Раскалив до каленья белого
Тычет в душу мне муж твой, праведник,
Фразу «не было ее, не было!»
С аллилуями и минздравами…
Кривовато я жил, наверное,
Тут и впрямь возразить-то нечего.
До свиданья, моя неверная,
Драгоценная его женщина…
Все, что есть в подлунном мире,
Обнимаем, как хотим.
Здесь берем. Туда кидаем.
Меньше знаем — крепче спим…
Там, во сне, знакомит с раем
Всех дежурный серафим.
Все прекрасно и прелестно,
Хоть сегодня помирай.
Но не тянет, если честно,
Отчего-то в этот рай.
Опасаясь мест нездешних —
И во сне, и наяву,
Богохульник я и грешник,
Сам не знаю, как живу.
Не «пальто» твержу, а «польта»,
И сморкаюсь невпопад.
Весь — неправильный какой-то,
Нет, такого не простят.
Но куда я после смерти
Вверх тормашкой полечу,
Все же как-нибудь проверьте,
А не дуйте на свечу.
Надо ж точно убедиться.
Кто их знает: что там есть?
Вдруг очнусь — и те же лица
Обнаружу что и здесь?
Драгоценная женщина
Ни тебе, ни ему, тем более,
Мне писать-то особо нечего...
Ты давно уже всем довольная
Богомольная суперженщина.
Все грехи лишь на мне бессовестном,
Столько их, что никак не высказать —
В очумело-бездонной пропасти
Пропадаю я за твои глаза…
Раскалив до каленья белого
Тычет в душу мне муж твой, праведник,
Фразу «не было ее, не было!»
С аллилуями и минздравами…
Кривовато я жил, наверное,
Тут и впрямь возразить-то нечего.
До свиданья, моя неверная,
Драгоценная его женщина…
ЧАЙКА
Клубится зарево тумана
Над порыжевшею землей…
Лишь чайка криком неустанно
Терзает утренний покой.
Зачем поднявшейся по рекам
От края северных морей —
Ей мир угодный человекам
Во имя выгоды своей?
Какой нуждой, каким вопросом
Одна среди глухих болот
Душа, знакомая матросам,
Томиться не перестает?
Что ей до газа и до нефти,
И чьих-то банковских счетов —
Душе, кричащей на рассвете
В глуши осенних облаков?
Кого зовет она повсюду?
Кто друг ей истинный, кто враг?..
Умом угадывать не буду,
А сердце… знает все и так.
Над порыжевшею землей…
Лишь чайка криком неустанно
Терзает утренний покой.
Зачем поднявшейся по рекам
От края северных морей —
Ей мир угодный человекам
Во имя выгоды своей?
Какой нуждой, каким вопросом
Одна среди глухих болот
Душа, знакомая матросам,
Томиться не перестает?
Что ей до газа и до нефти,
И чьих-то банковских счетов —
Душе, кричащей на рассвете
В глуши осенних облаков?
Кого зовет она повсюду?
Кто друг ей истинный, кто враг?..
Умом угадывать не буду,
А сердце… знает все и так.
НОЧНАЯ МЕТЕЛЬ
Мчатся, вьются волны снега
Посреди ночных дворов…
Здравствуй, жизнь — лавина света
В зыбком мареве миров!..
Ты — и альфа, и омега,
И случайная звезда!
Я люблю тебя с разбега —
Безоглядно! Навсегда!
Посреди ночных дворов…
Здравствуй, жизнь — лавина света
В зыбком мареве миров!..
Ты — и альфа, и омега,
И случайная звезда!
Я люблю тебя с разбега —
Безоглядно! Навсегда!
НЕЛЕПЫЕ ПИСЬМА
Когда к вам приходят письма, нелепые в чем-то даже, —
Не стоит искать подвоха и жаловаться врачу…
О том, что я жив, как прежде, вам новые строчки скажут.
О том, что меня не стало, я вам не сообщу.
Не стоит искать подвоха и жаловаться врачу…
О том, что я жив, как прежде, вам новые строчки скажут.
О том, что меня не стало, я вам не сообщу.
СКАЖИ МНЕ ЧТО-НИБУДЬ
И снова ветер валит с ног.
Ночь. Заполярье. Жгучий холод.
Мой путь к тебе далек и долог.
Скажи мне что-нибудь, сынок.
Ты учишь первые слова,
Воркуй же их по телефону.
Его сегодня, как икону,
Я грел за пазухой сперва.
Пурга гуляет, как во сне,
И с крыши прыгает на крышу…
Я снова ничего не слышу
В кровососущей тишине.
Мой путь и долог, и далек.
Не видно ни конца, ни края.
Проснусь в ночи, и повторяю:
— Скажи мне что-нибудь, сынок.
Ночь. Заполярье. Жгучий холод.
Мой путь к тебе далек и долог.
Скажи мне что-нибудь, сынок.
Ты учишь первые слова,
Воркуй же их по телефону.
Его сегодня, как икону,
Я грел за пазухой сперва.
Пурга гуляет, как во сне,
И с крыши прыгает на крышу…
Я снова ничего не слышу
В кровососущей тишине.
Мой путь и долог, и далек.
Не видно ни конца, ни края.
Проснусь в ночи, и повторяю:
— Скажи мне что-нибудь, сынок.
ЛЕТИТ ЛИ ПЫЛЬ
Летит ли пыль, шумит ли дождь, метет ли зыбкий снег —
Все то, где ты сейчас живешь, останется навек.
И до тебя, как при тебе, и после, как всегда:
Свеча в окне, роса в траве и над горой звезда…
Все не старей и не новей, но до конца пути
Ты это в памяти своей пытаешься спасти.
Все то, где ты сейчас живешь, останется навек.
И до тебя, как при тебе, и после, как всегда:
Свеча в окне, роса в траве и над горой звезда…
Все не старей и не новей, но до конца пути
Ты это в памяти своей пытаешься спасти.
РЯДОМ С ТОБОЙ
Каждый день происходит одно и то же:
Ты идешь сквозь меня, ничего не слыша,
Ни того, как дождинки целуют кожу,
Ни того, как снежинки летят чуть выше.
И блуждая во мне, как в метро поезд,
Ты не чуешь, пронзая мой сон эхом,
Как лечу я, споткнувшись о твой волос,
Над землею, накрытой цветным снегом.
Лишь однажды, коснувшись листвы взглядом,
Что вздыхает, ладошки к тебе свесив,
Ты подумаешь: «Кто-то всегда рядом»…
Хоть и нет фотографий, где мы вместе.
Ты идешь сквозь меня, ничего не слыша,
Ни того, как дождинки целуют кожу,
Ни того, как снежинки летят чуть выше.
И блуждая во мне, как в метро поезд,
Ты не чуешь, пронзая мой сон эхом,
Как лечу я, споткнувшись о твой волос,
Над землею, накрытой цветным снегом.
Лишь однажды, коснувшись листвы взглядом,
Что вздыхает, ладошки к тебе свесив,
Ты подумаешь: «Кто-то всегда рядом»…
Хоть и нет фотографий, где мы вместе.
ВИХРАСТЫЙ
Он не нравился устоям,
Словно надпись на заборе:
Не шагал с другими строем
И не пел ни разу в хоре.
Шла за ним дурная слава,
Вызревали гроздья гнева:
Если всем уже направо,
То ему опять налево.
Вечно вел себя вихрасто,
Гулеванил до рассвета.
За спиной шептались часто:
— Ну, теперь-то песня спета…
Все прошло, осталось небо,
Только он того же нрава:
Всем давно уже налево,
Одному ему направо
Словно надпись на заборе:
Не шагал с другими строем
И не пел ни разу в хоре.
Шла за ним дурная слава,
Вызревали гроздья гнева:
Если всем уже направо,
То ему опять налево.
Вечно вел себя вихрасто,
Гулеванил до рассвета.
За спиной шептались часто:
— Ну, теперь-то песня спета…
Все прошло, осталось небо,
Только он того же нрава:
Всем давно уже налево,
Одному ему направо
МЕТЕЛЬ
Во мне живет такая нега,
И радость не перестает:
Летят седые волны снега
Вторые сутки напролет!
Все в белом мареве по крыши,
И нет ни неба, ни земли,
Лишь ветер вьется, пляшет, дышит,
В снегах купаясь, как в любви.
И радость не перестает:
Летят седые волны снега
Вторые сутки напролет!
Все в белом мареве по крыши,
И нет ни неба, ни земли,
Лишь ветер вьется, пляшет, дышит,
В снегах купаясь, как в любви.
ПРЫГНУЛ ЧЕЛОВЕК В НЕБО…
Прыгнул человек в небо и исчез в море.
Прыгнуло море на скалы и исчезло в тумане.
Поднялся туман, стал облаками, исчез в небе.
Прыгнуло небо в вечность, прошло сквозь туман,
Сквозь скалы, сквозь море, сквозь человека,
Сквозь землю и исчезло в иных мирах…
И нет конца ни мирам, ни скалам,
Ни морям, ни туманам, ни землям,
Ни людям, ни небесам…
Прыгнуло море на скалы и исчезло в тумане.
Поднялся туман, стал облаками, исчез в небе.
Прыгнуло небо в вечность, прошло сквозь туман,
Сквозь скалы, сквозь море, сквозь человека,
Сквозь землю и исчезло в иных мирах…
И нет конца ни мирам, ни скалам,
Ни морям, ни туманам, ни землям,
Ни людям, ни небесам…