Башни к небу простирают руки,
Шепчут волны, льется свет ночной...
Ты со мной. Как будто нет разлуки.
Ты со мной — и нет тебя со мной...

Будто счастье отыскал опять я...
Кто-нибудь другой со стороны,
Видя наши ласки и объятья,
Рассказал бы, как мы влюблены!

Ночь сияет, лунный свет разбрызгав.
Тяжело с тобой мне и легко...
Но другой, увидев нас так близко,
Не увидит, как мы далеко!

Пусть над башней вызвездило купол,
И с тобою мы слились в одно,
Я, целуя, знаю: эти губы
Ты отдашь другому все равно.

Хоть держу тебя в объятьях крепко,
Понимаю, всей душой скорбя:
Прошлое в тебя вкогтилось цепко,
Не отпустит прошлое тебя.

Навсегда, быть может, путь наш прерван.
О былом теперь уж не горюй...
Помнишь, был когда-то тоже первым
Для тебя мой первый поцелуй?

Ты мне не рассказывай о прежних,
Дай о них сегодня мне забыть.
Я себя обманываю нежно,
Я хочу без прошлого любить...

Ты со мной. Как будто нет разлуки.
Ты со мной, но нет тебя со мной!
Башни к небу простирают руки,
Шепчут волны, льется свет ночной...

Мир в весеннюю ночь одет,
Звезды сошлись у крыльца...
Выключают любовники свет,
Потому что горят сердца...

Федя потрясает сигаретой:
— Маяковский не был за семью! —
И читает строки из «Про это»
Дискантом, подобно соловью.

Там и спор, где больше двух студентов.
Микаэль погорячиться рад,
Перлами кавказского акцента
Украшая данные цитат.

Голоса возвысились, окрепли.
Миша тоже вытерпеть на смог
И удачно вставил пару реплик,
Без отрыва штопая носок.

Спор менял аспекты и проблемы,
Оппонентов личности копнул
И, задев лирические темы,
На международные свернул.

Но, включив «тарелку» до отказа,
Федя вдруг застыл, заворожен,
И раскат шаляпинского баса
По сердцам взволнованным прошел.

Стали мы похожи на портреты:
Я у Микаэля за спиной,
Федя с неподвижной сигаретой,
Миша с неподвижною иглой.

Мне видна еще одна картина,
Комната знакомая видна:
Прядь волос со лба легко откинув,
Слушает Шаляпина она.

И сидит, учебники не тронув,
Позабыв раскрытую тетрадь.
Видно, многодумному Ньютону
В этот раз придется обождать.

Может, мыслью унеслась куда-то,
А, быть может, в комнату мою, —
Чувствует, что я у аппарата,
Музыкой охваченный, стою...

Вечные студенческие споры
Девушке, конечно, не слышны,
Эти наши споры, о которых
Думает, что дьявольски умны.

С музыкой она и там, и где-то,
И вот здесь, где я, мои друзья...
Кстати, в понимании поэта
Так, наверно, мыслилась семья.

«Э-эй, ухнем...» — Голос тихо тонет.
За окном безветренная мгла...
И на сердце теплою ладонью
Нежность несказанная легла.

Это неожиданно и странно,
Вроде размягченности смешной.
Потому сказал я, что мембрана
Звук передавала с хрипотой...

Сонет — союз таланта и труда,
Венок стиха — он песня среди песен,
Он должен быть серьезен, интересен,
Боренья мысли требует всегда.

Но ближе мне сегодня ерунда,
Загон закона скучен мне и тесен,
Милее стих, который легковесен,
Слегка дурашлив — это не беда!

Сегодня нарушителем канона
Я не намерен спрашивать пардона —
Священнодействовать я не привык.

Сонет, ты строг, как секретарь обкома.
Жаль, что тебе такое незнакомо:
На заседанье высунуть язык!

В Трапезунде или на Босфоре —
мне во сне случилось подсмотреть —
синее безветренное море
повторяет белую мечеть.

Зов муллы торжественно несется
над покоем сладким поутру.
С неба жизнерадостное солнце
поднимает звездную чадру.

Проскакали всадники аллюром,
потревожив тишь рассветных чар;
по базару пленного гяура
протащил свирепый янычар.

Шелестят лениво шаровары
и блестит на солнце ятаган;
на прилавках яркие товары,
в разноцветных росписях Коран.

Закипает жизнь у башен древних,
высыпали нищие уже;
из гарема вышел тихий евнух,
поклонился встречному паше.

Аромат маслинового сада,
и фонтаны бьют перед дворцом.
На тахте лежит Шахерезада,
в нежной ручке — кофе с каймаком.

В воздухе прозрачном и прогретом
сонные баюкаются дни…
В синем море — змейки-минареты,
в синем небе — пиками они.

Всюду сказки, если присмотреться,
золотые сказки снятся мне.
Это было в книжке, было в детстве,
было в повторяющемся сне.